Страница 11 из 11
— Да, сэр.
— И в ней есть другие идеи подобного рода?
— Думаю, что да. Я на это надеюсь.
Он снова разложил перед собой мои рисунки и еще раз осмотрел их по очереди.
Пока он занят ими, я расскажу тебе, читатель, что это за рисунки, но для начала должна сообщить, что в них нет ничего особенного. Сюжеты действительно возникали у меня в голове. Когда я видела их в воображении, перед тем как облечь в материальную форму, они казались мне поразительными, но моя рука не поспевала за фантазией, и каждый раз на листе оставалось лишь бледное подобие того, что я придумывала.
Эти картины были написаны акварелью. На первой были изображены свинцовые тучи, низко стелющиеся над вздыбленным морем. Даль была погружена в полутьму, как и передний план, точнее, ближайшие волны, поскольку земли на картине видно не было. Единственный луч света озарял полузатопленную мачту, на которой сидел баклан, большой и темный, с пеной на крыльях. В клюве он держал золотой браслет, украшенный драгоценными камнями, которым я придала всю яркость, которую могла извлечь из моей палитры, и всю блистающую четкость, на которую был способен мой карандаш. Под птицей и мачтой сквозь зелень воды просматривалось тело утопленницы. Четко видна была лишь одна красиво очерченная рука, с которой и был смыт водой или сорван браслет.
На второй картине весь передний план занимал мрачный пик горы, поросший травой, по которой ветер будто гнал листья. За ним и выше простиралось небо, темно-синее, как во время сумерек, а на фоне неба парила обнаженная женщина с пышной грудью (рисуя ее, я представляла грудь Эммы), словно окутанная прозрачной дымкой, которую я постаралась изобразить как можно более воздушной и призрачной. Голову ее венчала звезда, в черных глазах горел дикий огонь, длинные волосы струились по плечам подобно тени. Шея ее отражала бледный лунный свет, и тем же серебристым оттенком была тронута цепь облаков, из которых она поднималась вечерней звездой.
На третьей картине была изображена заостренная верхушка айсберга, пронизывающая зимнее полярное небо со скоплением северных созвездий вдоль горизонта. На переднем плане красовалась гигантская голова с открытым ртом, чуть подавшаяся к айсбергу, словно для того, чтобы проглотить его.
— Вы получали удовольствие, когда писали эти картины? — спросил наконец мистер Рочестер.
— Работа над ними захватывала меня, сэр, и, да, мне это было в радость. Если не быть многословной, создавая картины, я получала такое удовольствие, какого еще не испытывала в своей жизни.
— Ну, это еще не много. Судя по вашему рассказу, удовольствий в вашей жизни было маловато. Однако я осмелюсь предположить, что, создавая эти странные изображения, вы, как всякий художник, действительно пребывали в мире фантазий. Вы подолгу работали над ними?
— Были каникулы. Других занятий не находилось, поэтому я сидела над ними с утра до обеда и с обеда до вечера. Долгота летних дней способствовала моим занятиям живописью.
— И вы были удовлетворены результатами своих трудов?
— Вовсе нет. Меня угнетало разительное различие между моими замыслами и их осуществлением. Каждый раз, приступая к работе, я представляла себе нечто такое, чего руки мои воплотить не могли.
— Не совсем так. Тень своей мысли вам, похоже, все же удалось передать, но, вероятно, не более. Вам не хватает мастерства и знаний, чтобы довести дело до конца. Впрочем, для школьницы картины неплохи. А что касается идей, то они волшебны. Эти глаза вечерней звезды вы, должно быть, увидели во сне. Как вам удалось добиться того, чтобы они выглядели столь ясно и в то же время без всякого блеска? Какой смысл заключен в их темной глубине? И кто учил вас рисовать ветер? — Он покачал головой, как будто лежавшие перед ним изображения не оправдали его ожиданий. — Заберите!
Складывая картины в папку, я подумала: неужели мои произведения чем-то огорчили его? Или, оценивая меня таким образом, он подшучивал надо мной, а теперь ему просто надоело тратить время на столь никчемного и бесталанного художника, как я? Как только я завязала тесемки папки, он взглянул на часы и резко произнес:
— Уже девять. Мисс Эйр, о чем вы думаете? Адели давно пора спать.
Прежде чем выйти из комнаты, Адель поцеловала его в щеку. Он снес эту ласку терпеливо, но, похоже, совершенно без удовольствия. Лоцман и то держался бы приветливее.
— А теперь всем спокойной ночи. — Мистер Рочестер повел рукой в сторону двери жестом, как будто говорящим, что общество наше его весьма утомило и потому мы можем быть свободны, и перевел взгляд на камин.
Миссис Фэрфакс собрала вязанье, мы поклонились, получили в ответ безразличный кивок и удалились.
Уложив Адель спать, я вернулась в комнату миссис Фэрфакс. Она убирала со стола крошки и складывала вязаные салфетки.
— Вы говорили, что у мистера Рочестера нет никаких особенностей, миссис Фэрфакс, — заметила я.
— И что вы скажете?
— Думаю, что это так. Но у него очень переменчивый характер, и мне показалось, что он чересчур резок.
— Так могло бы показаться любому человеку со стороны, но я уже привыкла к его манерам и ничего такого не замечаю. Хотя, если у него и есть какие-то странности, это можно ему простить.
— Почему?
— Отчасти потому, что у него такой характер, а ведь то, что дано нам от природы, никто переделать не в силах. Отчасти оттого, что его, несомненно, преследуют горестные мысли, из-за чего он не знает покоя.
— Мысли… о чем?
— К примеру, о семье, мисс Эйр.
— Но у него нет семьи.
— Сейчас нет, но раньше у него были родственники. Несколько лет назад он потерял старшего брата.
— Старшего брата?
— Да. Нынешний мистер Рочестер не так давно владеет этим домом. Лет девять или около того.
— Девять лет — довольно большой срок. А он что, так любил брата, что до сих пор не может смириться с потерей?
— Нет. Пожалуй, нет. По-моему, они не слишком ладили. Мистер Роланд Рочестер предвзято относился к младшему брату и, наверное, настроил против него отца. Старик был скуп и очень хотел сохранить семейную собственность неприкосновенной. Вскоре после того, как мистер Эдвард достиг совершеннолетия, старший мистер Рочестер и мистер Роланд, желая приумножить состояние, взялись устраивать его судьбу, из-за чего тот оказался в довольно неприятном положении. Что именно там произошло, я не знаю, но он не смог вынести того, что выпало на его долю.
Мистер Рочестер не из тех людей, которые легко прощают. Он порвал с семьей и с тех пор уже много лет живет неустроенной жизнью. На моей памяти нет такого, чтобы он прожил в Тернфилде хотя бы две недели кряду после того, как его брат скоропостижно скончался, не оставив завещания, что сделало Эдварда Рочестера хозяином этого имения. Хотя неудивительно, что он избегает старого дома.
— Почему же он его избегает?
— Может быть, потому что тот навевает ему нехорошие мысли.
Ответ этот показался мне уклончивым. Хотелось бы разобраться в этом деле лучше, но миссис Фэрфакс либо не могла, либо не желала рассказывать о причинах невзгод мистера Рочестера. Она заверила меня, что для нее самой они остаются загадкой и что она может только строить предположения. Было очевидно, что ей неприятен этот разговор и она хочет, чтобы я сменила тему, что я и сделала.
И все же в тот вечер, когда, ведя рукой по гладким перилам, я шла в свою комнату, меня разобрало любопытство. Несмотря на неприветливость мистера Рочестера и на столь пристальный интерес, который он проявил к моей личности, это был самый занимательный разговор из всех, что мне доводилось вести в Тернфилде. Его хмурая задумчивость указывала на глубокую реку знаний, он явно разбирался в искусстве, знал толк в путешествиях и жизни в целом. Об этом можно было судить по дому. Но с появлением хозяина это стало очевидно.
Задумалась я и о том, что мистер Рочестер, от которого столько зависит, приезжает в свое поместье лишь для того, чтобы расслабиться и отдохнуть. Однако, когда меня представляли ему, он, даже лежа на кушетке, производил впечатление человека, испытывающего какое-то внутреннее беспокойство. В конце концов я решила, что наш разговор нужен был ему для того, чтобы немного отвлечь его от забот.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.