Страница 19 из 42
Появление авиации превратило романтику дальних поездок в скучнейшее «время ожидания». Несколько часов приходится созерцать в иллюминаторе однообразный фон. Древняя идея путешествия окончательно умерла. Главной целью человека странствующего стало не движение, а пребывание. Человек до предела уплотнил время и лишился пространства.
Недавно я имел возможность повидаться и слегка побеседовать с 93-летним Эдвардом Теллером. В его Стэнфордских краях состоялась встреча трех водородных бомб – британской, советской и американской. Это помогло мне завершить сочинение на тему, которую я давно обдумывал.
Геннадий Горелик
Две Параллели Между Тремя Перпендикулярами: Андрей Сахаров, Роберт Оппенгеймер, Эдвард Теллер
Даже тем читателям, кто в школе был отличником по геометрии, я бы не советовал пытаться изобразить заглавие статьи на бумаге в виде чертежа. Ничего не получится. Сам пробовал – а у меня с математикой было все в порядке.
Но то, что невозможно начертить на бумаге, оказалось возможным в жизни – в той хитро закрученной практической жизни, которую история XX века предложила трем физикам-теоретикам, перечисленным в подзаголовке.
Русскоязычному читателю вряд ли надо напоминать, что Андрей Сахаров – отец советской водородной бомбы. На том же газетно-условном языке Роберт Оппенгеймер – отец атомной бомбы, а Эдвард Теллер – отец водородной (уже без географического эпитета). Не буду объяснять здесь степень условности этих титулов. Скажу только, что Роберт Оппенгеймер получил свой титул за организаторские заслуги – он возглавлял мощную научную команду, создавшую первое ядерное оружие. Эдварду Теллеру титул принесли его способности политико- изобретательские – он убедил руководителей США, что делать водородную бомбу необходимо, и выдвинул ключевую физическую идею. Титул же Андрея Сахарова основан целиком на его научном изобретательстве. (Сейчас вряд ли уже кто удивится, что выражение «отец советской атомной бомбы» осталось без применения, – слишком велик был вклад разведки.)
Титульное сходство отцов военно- ядерного века на первый взгляд усиливается от того, что Андрей Сахаров усматривал «разительные параллели» между собой и двумя его американскими (анти-)коллегами.
Но самое поразительное – то, что он видел сразу обе параллели. В этом я убедился, когда одна из них в 1992 году привела меня в Америку. Меня пригласили на конференцию «Наука и власть» – сделать доклад о «деле Сахарова». Второй – параллельный – доклад делал американский историк о «деле Оппенгеймера». Слушая докладчика, я диву давался, как можно сопоставлять столь разные дела.
«Дело Оппенгеймера» состояло в том, что его в 1954 году лишили допуска к секретным сведениям. При этом он мог защищать свою позицию в ходе специального слушания, на котором в его защиту выступали коллеги. И это в большой степени гласно, с публикацией стенограмм и обсуждением в прессе. Лишение допуска к оружейным секретам не повредило положению Оппенгеймера в науке – он оставался директором престижного института (одним из сотрудников которого был Эйнштейн). Сравнимо ли это с тем, что выпало на долю Сахарова: тотальная клевета, круглосуточный надзор спецслужб, бессудная ссылка, общественная изоляция, принудительное кормление и прочие советские прелести?!
А американские же участники конференции, вполне симпатизируя Сахарову, недоумевали вполголоса, как это он мог смотреть на Оппенгеймера и Теллера «с равным уважением». Ведь для американской прогрессивной общественности, говоря советским языком, это вписанный в анналы пример ученых, стоявших по разные стороны баррикады. Языком газеты «Правды», Теллер «обвинил в измене своего коллегу Р. Оппенгеймера за то, что тот выступил против дальнейшей разработки ядерного оружия».
В изложении Сахарова ситуация выглядит иначе: в конце сороковых годов Оппенгеймер пытался затормозить работу над американской водородной бомбой, считая, что в этом случае и СССР не будет создавать свое сверхоружие (не ведая, что Сахаров и его коллеги уже приступили к термоядерным исследованиям). Теллер же советской державе не доверял полностью и считал, что только американская военная мощь способна удержать СССР от безудержной экспансии. Поэтому он призывал к скорейшему созданию американского термоядерного оружия и выступил за отстранение Оппенгеймера от оружейных дел. Преобладающая часть американской научной общественности расценила это выступление Теллера как недопустимое нарушение этических норм, за что его подвергли пожизненному бойкоту.
Сахаров смотрел «на эго трагическое столкновение двух выдающихся людей» своим взглядом: «Каждый из них был убежден, что на его стороне правда, и был морально обязан идти ради этой правды до конца».
Сосредоточимся на гуманитарной стороне этого противостояния, оставив в стороне вопрос технический, стоявший тогда, – возможно ли вообще создать водородную бомбу История показала правоту оптимизма Теллера (если можно так говорить о столь невеселом предмете, как водородная бомба). Однако надо признать, у тогдашнего пессимизма были серьезные основания. А кроме прочего, взгляд на техническую возможность зависит от того, насколько эта возможность желательна или нежелательна.
Если говорить о политической проницательности, то Сахаров фактически соглашался с точкой зрения Теллера. Сахаровский опыт обшения с Берией и его преемниками говорил, что советские руководители «ни в коем случае не отказались бы от попыток создать [новое оружие]. Любые американские шаги временного или постоянного отказа от разработки термоядерного оружия были бы расценены либо как хитроумный, обманный, отвлекающий маневр, либо как проявление глупости или слабости. В обоих случаях реакция была бы однозначной – в ловушку не попадаться, а глупостью противника немедленно воспользоваться».
Для позиции Оппенгеймера у Сахарова нашлось лишь то доброе слово, что она «была не бессмысленна» (поскольку впервые о водородной бомбе заговорили американцы).
Загадочнее всего, однако, моральная сторона дела. Ведь суровый приговор Теллеру вынесло общественное мнение, а «судьями» были высокоинтеллектуальные и свободомыслящие коллеги-физики. Те же самые судьи спустя полтора-два десятилетия выступили в защиту самого Сахарова. Тем не менее он назвал отношение американских коллег к Теллеру «несправедливым и даже неблагородным».
Но может быть, Сахарову издалека было хуже видно и он просто мерил на свой – благородный – аршин, считая, что «Теллер исходил из принципиальных позиций в очень важных вопросах»? Сахаров полагал, что Теллер «шел против течения, против мнения большинства», но, быть может, на самом деле права была газета «Правда», согласно которой, «этот господин давно запродал свой талант военно- промышленному комплексу США» и просто выполнил очередной приказ этого монстра? Ведь и американская либеральная общественность в данном случае, по существу, соглашалась с «Правдой», хотя и использовала другие слова.
Что же именно сказал Теллер 28 апреля 1954 года, после чего его жизнь круто изменилась? На прямой официально заданный вопрос: «Считаете ли вы, что доктор Оппенгеймер нелоялен по отношению к Соединенным Штатам?» Теллер ответил прямо: «Я не хочу сказать ничего подобного. Я знаю Оппенгеймера как человека чрезвычайно активного и очень сложного мышления, и думаю, с моей стороны было бы самонадеянным и неправильным пытаться анализировать его мотивы. Но я всегда полагал и полагаю сейчас, что он лоялен по отношению к Соединенным Штатам. Я верю в это и буду верить до тех пор, пока не увижу очень убедительное доказательство противоположного».