Страница 5 из 61
- Двести лет прошло, даже больше. И твой отец не высаживался на сушу. Их экспедиция дошла до края льдов и повернула обратно.
- Такие же сказки, как папка леди Констанцы, что, якобы, лежит в архивах Ватикана, - усмехнулся Джон. Герцог подумал:
- Пьетро сейчас в Италии. Ерунда, он снял сан. Никто ему ничего не покажет. Да и не существует никакой папки.
- А этого, - вмешался Питер Кроу, - мы знать не можем. Куропатки очень хороши, - он указал на свою тарелку, - догоняйте меня.
Принесли кофе. Стивен, куря папиросу, вспомнил свои одинокие комнаты, заваленный чертежами стол, раскрытые, с закладками, книги, запах табака и запустения. Наримуне-сан, на каникулах, работал у него на участке техником, но жил у тети Вероники, на Ганновер-сквер. Она начала писать роман о Японии. Юноша, послушно, отвечал на ее вопросы.
- Она в Мейденхед переедет, - Стивен стряхнул пепел, - когда Пьетро и Эми вернутся. Полина когда-нибудь в Лондоне жить будет, с детьми. А я…, - он вздохнул и решил:
- Наймусь на Суэцкий канал. Буду ближе к Моше, мальчику восемь лет. А потом отправлюсь в Арктику. Понятно, что она меня не любит, и никогда не полюбит, - он увидел прозрачные, светло-голубые глаза, черные волосы и повторил: «Не думай о ней».
Они встречались изредка, на семейных обедах. Кузина была занята. Мирьям работала фельдшером в госпитале Миддлсекс. Вместе с мисс Андерсон она готовилась к сдаче экзаменов на лицензию фармацевта, и посещала собрания в Обществе Профессионального Развития Женщин.
- Потом, - весело говорила Мирьям, - я поеду в Сорбонну и добьюсь того, что мне выдадут диплом врача, обещаю.
Вернувшись в свои комнаты, Стивен думал о ней, лежа в постели, закинув руки за голову, представляя ее нежную, белую, скрытую воротником глухого, скромного платья шею.
- Никогда такого не случится, - зло говорил он себе, поднимаясь, тяжело дыша. Он шел в умывальную, и разглядывал себя в зеркало: «Зачем ты ей нужен, ты ее старше. Посмотри на свое лицо, и забудь о ней».
Над его кроватью висел кортик Ворона. Клинок Стивену отдала Юджиния, когда они увиделись в Париже. Они долго сидели, обнявшись, держась за руки. Капитан гладил ее по голове: «Все, все закончилось, сестричка. Пожалуйста, забудь обо всем этом, я прошу тебя…».
Стивен не стал говорить с ней о Санкт-Петербурге. Он видел испуг в лазоревых глазах Юджинии. Капитан велел себе: «Пусть это останется в прошлом. У нее замечательный муж, сынишка родился…, Пусть будут счастливы».
Он ложился в постель, и засыпал тяжелым, прерывистым сном. Он видел тусклый блеск золота на эфесе кортика, видел бесконечную, снежную пустыню, человека в одежде инуитов, ползущего по льду. Он тащил за собой сани. Наверху, в низком, темно-сером, туманном небе, вился, каркая, ворон. Стивен поднимал веки и упрямо бормотал: «Все равно, я их найду».
В Брук-клубе, он молчал, отпивая кофе, искоса глядя на герцога. Стивен знал, что осенью Джон и Марта едут на континент. Кузен предупредил его:
- Когда Марта вернется, нам понадобится твоя помощь. С, как бы это сказать, - герцог пощелкал пальцами, - инженерной точки зрения. Чтобы твоя сестра получила развод, и вообще…, - он повел рукой и не закончил.
Стивен кивнул, и больше они об этом не говорили.
Джон стоял на галерее теплицы, слушая шум водопада. Вчера вечером, принесли телеграмму из Лондона и он улыбнулся:
- Дождалась тетя Вероника. Пьетро и Эми приезжают. Он, скорее всего, в Кембридже преподавать захочет. Достаточно ему кочевать. Жаль, министерство иностранных дел его бы с руками оторвало. Все-таки Япония нам очень интересна.
Он спустился вниз и вышел на прибранный, выложенный булыжником, с подстриженными деревьями, двор. Разрешение на операцию Джон получил непосредственно от премьер-министра, лорда Пальмерстона. Тот прочел план, предложенный Джоном, и присвистнул:
- Птица высокого полета, этот мистер Воронцов-Вельяминов, - по складам прочел премьер-министр. «Совсем как покойный граф Бенкендорф. Думаешь, получится у вас? - Пальмерстон зорко взглянул на Джона маленькими, серыми глазами, спрятавшимися в сетке морщин.
- Хотя твой новый работник, - премьер-министр усмехнулся, - весьма впечатляет, не могу не признать. Смелости ей не занимать, это я заметил.
- Получится, - уверенно сказал себе Джон, вспомнив упрямый, острый подбородок кузины Марты.
Он взбежал наверх, к гостиной, где перекликались птицы. Профессор Даниэльсон приоткрыл дверь и поманил его: «Ваша светлость! Я думал идти за вами».
Джон побледнел и перекрестился. Даниэльсон взял его руку:
- Мы, конечно, еще понаблюдаем за вдовствующей герцогиней. Полгода, до Рождества. Потом она сможет уехать отсюда, жить с вами…, Вы можете ее трогать, конечно,- добавил профессор и развел руками: «Спонтанное излечение, такие случаи описаны. Правда, всего несколько раз…, - он замолчал. Джон рванул бронзовую ручку двери.
Он ничего не видел, только мать. Она сняла вуаль и перчатки. Утреннее солнце золотило белокурые, с чуть заметной проседью волосы. Голубые, большие глаза взглянули на Джона. Ева вздохнула: «Мальчик мой…, Сыночек…, У меня морщины, он меня молодой помнит….»
- Мама…, - Джон упал на колени и зарылся лицом в подол ее платья: «Мамочка, милая моя, мама…»
Она и сама рыдала. Ева наклонилась и прижалась щекой к его светлым, коротко стриженым волосам. «Сыночек, - шепнула она, - сыночек мой, счастье мое, не надо, не надо, все закончилось…». Он поднял глаза и Ева подумала:
- Сорок лет ему этим годом. Я его в последний раз обнимала, когда ему три годика исполнилось. Бедный мой мальчик. Как ему было одиноко…
Она опустилась на ковер и положила голову сына себе на плечо. Ева держала его в своих руках, а Джон плакал, целуя ее изящные, тонкие пальцы: «Мама…Мамочка…»
Мистер Фрэнсис Вилен сошел на землю Англии в Ливерпуле. Таможенный чиновник полистал американский паспорт и отметил отличную, военную осанку молодого мужчины.
- Офицер, должно быть, отставной, - таможенник поставил мелом галочку на скромном, из хорошей кожи, саквояже, - интересно, на чьей стороне он воевал? Президента южане убили. У них теперь, -чиновник узнал это диковинное слово из передовицы The Times, - Реконструкция начинается. Будут железные дороги восстанавливать, строить фабрики на юге, - он вспомнил бесконечные тюки американского хлопка. До войны они текли через Ливерпуль на текстильные предприятия севера Англии.
Чиновник вернул американцу паспорт: «Для нашей промышленности хватит хлопка из Индии. Тем более, рабочих рук в колониях много. И вообще, - он проводил взглядом прямую спину в сером, отличной шерсти пиджаке, - правильно «К и К» делает, что химические мощности развивает. Будущее за наукой, - таможенник отряхнул руки: «Следующий, пожалуйста!»
- Акцент у него не американский, - хмыкнул чиновник: «Однако у них, кого только не встретишь. Итальянцы к ним едут, евреи, поляки…, - он успел увидеть белокурую голову мистера Вилена, американец садился в кеб, а потом забыл о нем.
Волк добрался до Ливерпуля в каюте второго класса. Первый был бы слишком заметен, третий слишком подозрителен. Он давно научился не привлекать излишнего внимания. Макс знал, что кузина Марта отправилась в Англию раньше него. Однако Волк не стал торопиться. У него были дела в Нью-Йорке.
Покойный Тед Фримен не зря заставлял Макса наизусть заучивать списки безопасных адресов Подпольной Дороги. Волк их отлично помнил. Нужда в Дороге отпала, но люди остались, те из них, конечно, кто выжил на войне, смелые люди, с опытом службы в армии, готовые на радикальные акции. Волк объехал почти всю Новую Англию, и добрался до Чикаго. Он обзавелся списком тех, кому жгло руки вынужденное бездействие. Рабство было уничтожено. Люди не знали, куда приложить свои силы и умения. Волк, разумеется, очень тщательно их отбирал. Дорогой занимались и священники, и мелкие торговцы, но Максу был нужен только пролетариат. Он его и получил, два десятка отставных солдат и офицеров, белых и чернокожих, что после войны вернулись на свои железные дороги, механические мастерские и текстильные фабрики.