Страница 36 из 61
Дама стояла к ним спиной, узкой, нежной, обнаженной до острых лопаток, белой, как снег. Федор увидел едва заметные веснушки, бронзовые волосы, собранные в тяжелый узел, украшенные одним шелковым цветком. Они вдохнули запах жасмина. Женщина повернулась, подняв прозрачные, зеленые глаза.
Вокруг носа у нее тоже были веснушки, мелкие. Губы цвета черешни разомкнулись в улыбке: «Позвольте вам представить, мадам Полина Гаспар, - граф склонил голову, - герр Отто Беккер». Она протянула тонкую, отягощенную кольцами руку. На левом запястье у мадам Гаспар блистал изумрудный браслет: «Очень, очень рада встрече».
Федор понял, что забыл, как приглашают дам к танцу и невольно покраснел. Граф Ульрих со значением откашлялся: «Герр Беккер хотел бы...»
Она смотрела на Федора, дрожали темные, длинные ресницы. Раздались первые такты вальса. Федор, наконец, спохватился: «Мадам Гаспар, окажите мне честь, позвольте пригласить вас на танец».
Женщина скользнула в его руки, как будто она делала это каждый день. Федор, отчего-то вспомнил: «Степан говорил. Наша мать была такая же, маленькая, как птичка. И бабушка. Не думай о них, -велел он себе, - они враги, они все умерли...»
Однако она была жива. Маленькая, мягкая рука легла ему на плечо. Она откинула красивую голову. Федор нашел в себе силы сказать: «Я давно не танцевал, мадам Гаспар».
На ее белой шее билась нежная, голубоватая жилка. Изумрудное ожерелье едва заметно поднималось и опускалось.
- Это можно исправить, герр Беккер, - Федор осторожно держал ее за талию, тонкую, такую тонкую. Он видел, с высоты своего роста ее лукавую улыбку. Мадам Гаспар вскинула голову: «Я вас поведу, герр Беккер».
- Ведите, - только и сумел ответить Федор. Ничего не осталось, кроме музыки, кроме ее умелой, руки. Он услышал шепот: «Оказывается, вы отменно танцуете, герр Беккер».
- Если вы мне оставите еще один танец…, - он хотел сказать «два», но быстро вспомнил, что по этикету это не принято, - вы сможете в этом убедиться, мадам Гаспар.
- С удовольствием, - она кружилась по залу, играли скрипки. Федор, едва удержался, так ему хотелось поцеловать бронзовый локон, выбившийся из прически, падавший на стройное, прикрытое кружевом плечо.
Марта сидела, закинув ногу на ногу, качая носком узкой, мягкой замши туфли, цвета лесного мха. Она была в пышном, вечернем платье, с кринолином. За окнами номера золотился под лучами закатного солнца белый мрамор террасы. Она курила папиросу в серебряном мундштуке. Джон, неслышно двигаясь, накрывал стол к ужину.
Утром, после табльдота, Марта разослала записки своим партнерам по столу для баккара. Женщина приглашала их перекусить в номере, а потом отправиться в казино. Герр Беккер тоже получил конверт.
Марта, из-под ресниц, посмотрела на большой букет кремовых роз, что стоял в фарфоровой вазе на камине. Его принесли днем, от герра Отто Беккера. После вальса он пригласил Марту еще на один, в конце бала, перед ужином. Марта знала, что больше Федор Петрович ни с кем не танцевал. Он стоял, глядя на нее, изредка выходил курить на террасу, а потом возвращался и занимал свое место у колонны курзала. Марта танцевала со своими поклонниками, смеялась, пила шампанское. Ближе к трем ночи Федор Петрович подошел к ней. Женщина, капризно, сказала:
- Вы меня совсем забыли, герр Беккер. Я помню, что обещала вам танец, однако я думала, что вы раньше меня пригласите, - ее тонкие пальцы лежали на бальном блокноте.
Во первого танца, она говорила мало, только заметила, что долго жила в тропиках, на Мартинике, овдовела и приехала в Европу. У нее был тягучий, красивый акцент, низкий, волнующий: «Я из Луизианы, из старой французской семьи. Вы не были в Америке, герр Беккер?»
Федор вздрогнул: «Нет». Ему, почему-то, не хотелось врать мадам Гаспар. У нее были добрые, большие глаза, она ласково улыбалась. Федор, подойдя к ней за вторым танцем, услышав ее выговор, покраснел: «Вы были заняты, я не хотел...»
Мадам Гаспар, беря его руку, со значением сказала: «Для вас я бы постаралась освободиться».
- Это та же рука, - напомнила себе Марта, танцуя с ним, - что избивала Юджинию и стреляла в Стивена. Не жалей его, не смей. Он жестокий человек, он может тебя убить...
Он сказал, что живет в Берлине и занимается торговлей, а сюда, в Баден-Баден, приехал отдохнуть и поиграть.
Мадам Гаспар все улыбалась: «Меня тянет к рулеке, герр Беккер, но я еще никогда не играла. Только в карты. Мне бы хотелось, - задумчиво протянула она, - хотелось попробовать. Вы азартный человек? - поинтересовалась женщина.
- Это всего лишь математический расчет и знание человеческой натуры, мадам Гаспар, - Федор, уверенно, вел ее по залу. Женщина лежала в его руках, откинув голову. Он подумал:
- Господи, как сладко. Но все равно, лучше было, когда она меня направляла. Я никогда не думал, что даме можно подчиняться. Надо ей предложить поиграть, ей понравится, непременно...
Федор так и сделал. Она приподняла красивую губу. Зубы у мадам Гаспар были мелкие, острые, белоснежные:
- Вы меня соблазняете, герр Беккер. Я подумаю, - решительно заключила женщина. Она заговорила о Флобере. Федор что-то ей отвечал, а сам все время, повторял: «Вы меня соблазняете, соблазняете...».
За ужином она сидела между князем Карлом Монакским и немецким генералом лет шестидесяти, с отличной выправкой и моноклем в глазу. Федор, с другого конца стола, следил за ее изящно причесанной головой: «Ты для нее никто, немецкий коммерсант. За ней ухаживает князь Карл. А я Воронцов-Вельяминов, - разозлился Федор, - моему роду тысяча лет».
Он сжал в кулаке серебряную вилку, едва ее не погнув, и заставил себя посмотреть в сторону мадам Гаспар. Федор увидел, как она тоже взглянула на него через стол. Маленькая рука в шелковой белой перчатке легким, мимолетным движением прикрыла рот. Мадам Гаспар смешно закатила глаза. Федор едва не рассмеялся:
- Подумаешь, князь. Видно, что даме с ним скучно. А со мной..., - он вспомнил рассказы мадам Гаспар о Мартинике и Луизиане.
- Даже нельзя ей признаться, что я был в Сибири, - бессильно подумал Федор, - я для нее просто неинтересный немец, который дальше Европы никуда не выезжал. А она..., - за кофе князь Карл поднялся. Все затихли:
Он улыбался, поправляя волосы, скрывавшие раннюю лысину: «Наша несравненная мадам Гаспар, согласилась спеть, господа, за что мы ей очень благодарны.
Федор любил музыку. Здесь он не возражал против серьезных произведений, Бетховен ему нравился больше Моцарта. Однако он всегда замечал:
- Музыка тоже должна проходить цензуру. Все эти песни Беранже, «Марсельеза», опасны. Даже «Фиделио» распространяет идеи бунта. Революция в Бельгии началась после представления в опере, господа.
Она сама себе аккомпанировала, сидя у большого, черного рояля работы Бехштейна. В курзале устраивались концерты. Федор решил: «Надо ее пригласить. Она разбирается в музыке, в литературе…, Она так хорошо рассуждала о «Мадам Бовари».
Когда они говорили о книге, мадам Гаспар вздохнула:
- Я плакала, герр Беккер. Мне было жаль Эмму, хотя она и грешница, конечно. И ее дитя, - Федору показалось, что на длинных ресницах блеснула слезинка, - эта бедная девочка…, Она осталась сиротой, лишилась родителей...
Он, было, хотел заметить, что Шарль Бовари должен был просто отколотить жену. Вместо этого, Федор, почему-то сказал:
- Я и сам сирота, мадам Гаспар. Я рано потерял родных. У меня был старший брат, однако он умер, десять лет назад, - Федор замолчал и почувствовал мимолетное, ласковое прикосновение ее руки: «Мне очень жаль, герр Беккер».
Марта танцевала с ним и вспоминала уколы морфия, которые он делал Юджинии, вспоминала ее измученные, усталые глаза:
- Он меня избил, приковал наручниками к трубе и оставил окно открытым, Марта. Зима была, даже днем морозы стояли. У меня начался выкидыш, я корчилась от боли, а потом потеряла сознание. Очнулась, когда он мне бросил в лицо кортик Стивена, со следами крови. Он сказал, что мой брат мертв, что дядя Мартин и тетя Сидония убиты, и это все из-за меня..., - Юджиния разрыдалась. Марта, скинув туфли, легла с ней рядом на кровать, укачивая женщину: «Все, все закончилось, милая».