Страница 6 из 43
…В маленьком городишке хлебородного штата Канзас, где у шоссе стоят домовитые, наполненные элеваторы, а люди, если они студенты, приходят сюда из хлопотливой Америки подучиться и возвращаются в Америку работать в очень высоких и деловых домах, — многое можно увидеть и обсудить, потому что все здесь на виду. «Вот поедете вы в Нью-Йорк, — говорили мне, — в наш всеобщий проходной двор. Там все суматошнее и по-другому. Но не ограничивайтесь Нью-Йорком, у вас и так много пишут о нем, у нас тоже о нем пишут немало. Это ведь „найс плейс ту визит“ — „славное местечко для посещения“, не больше. Заезжайте в Нью-Йорк и возвращайтесь сюда пожить — в Лоуренсе слышно, как по утрам разбивают над сковородами яичную скорлупу. Мы не обо всем еще переговорили, вы же сами чувствуете, что разговоры только лишь начались…»
Странные города Нью-Йорка
Очень интересно странствовать по маленьким американским городам. Это вовсе не провинциализм; само понятие провинции ненавистно мне, потому что прежде всего оно обозначает униженное состояние духа. Провинциалом можно быть во многомиллионном городе, а можно жить на отшибе и заставлять целый мир прислушиваться к себе; не надо же напоминать вам, что Лев Толстой, Фолкнер, Лакснесс или Пабло Неруда провинциалами не были, хотя и жили в провинции.
Позже я вспомню еще о встречах в американских городишках, где все отношения обнажаются и люди запоминаются каждый в отдельности, а не толпой сразу. Рожденный, воспитанный и выросший в старинном большом городе, я полюбил маленькие американские города, а величайший конгломерат таких городишек — Нью-Йорк.
Поверьте, что сказанное — не красного словца ради. Административно весь Нью-Йорк распадается на несколько районов, каждый из которых с европейский город: Куинс, Бруклин, Бронкс, Ричмонд… Но мы привычно зовем Нью-Йорком район Манхаттана с его небоскребными чудесами и статуей Свободы у входа в порт. Остров Манхаттан, откупленный за очень дешевую цену у индейцев, некогда живших здесь, колоритен, многоголос, а его скалистая земля ценится дороже, чем что бы то ни было построенное на этой земле: квадратный дюйм ее, то есть квадратик, каждая сторона которого — в пять клеточек нашей школьной тетради для арифметики, стоит сейчас двадцать пять — тридцать долларов. Вы конечно же читали, что в Нью-Йорке живет больше итальянцев, чем в Неаполе, больше ирландцев, чем в Дублине, больше евреев, чем во всем Израиле; украинцев, по очень приблизительным данным, в Нью-Йорке тоже больше, чем, скажем, в Сумах. Но самое удивительное, что все эти национальные поселения внутри гигантского города четко зафиксированы, традиционно разделены и, проезжая сквозь китайский район, где даже телефонные будки построены в виде пагод, пуэрто-риканский или негритянский Нью-Йорки, немецкий Йорквилль, читая вывески на польском, испанском, венгерском или хинди, не можешь избавиться от мысли о несмешиваемости частей в здешней болтушке. Маленькие городки Нью-Йорка ошарашивают вас китайскими ресторанами (я даже храню один из счетов, выписанный по-китайски, — поди проверь…) или забулдыгой, орущим на перекрестке неприличную словацкую песню, которую все равно никто не может понять. Я пишу свою книгу для людей, многое об Америке прочитавших, в том числе о Нью-Йорке, державших в руках множество томов — от Америго Веспуччи до Валентина Зорина, — но забудьте на мгновение о них, зажмурьтесь и представьте себе географическую карту, сжавшуюся до размеров почтовой марки, где все языки и обычаи соседствуют так, как было это возможно только на развалинах легендарной Вавилонской башни. Нью-Йорк иногда и кажется мне этой самой башней, но не растущей вверх, а растянутой по плоскости.
Здесь допустимы всяческие акценты, и чаще всего никто не интересуется вашими манерами; я видел человека, писавшего на клумбу возле Линкольн-центра и оравшего, что таков национальный обычай. Впрочем, полисмен прервал это очаровательное занятие.
Тед Солотарофф, четыре поколения назад бывший бы Федей Золотаревым, потому что его предки прибыли из Одессы, трудится на Пятой авеню, в самом центре Манхаттана. Он главный редактор журнала «Америкэн ревью», всю жизнь в Нью-Йорке и не имеет о нем понятия как о целом. Разве что о своем районе, о квартире, где из окон спальни видна наступающая и разрастающаяся пуэрто-риканская зона города, о своей семье. Он знает о многом из того, что происходит в окрестностях квартиры, — где столкнулись автомобили, где гараж подешевле, где можно в воскресенье купить водку (по религиозным соображениям спиртным в воскресенье не торгуют, но Тед атеист). Кроме того, Солотарофф прекрасно знает современную литературу Америки: его журнал печатает отрывки из книг, имеющих быть опубликованными в «Бентем букс» — огромном издательстве, которому принадлежит и журнал. Отношение у Солотароффа к Нью-Йорку примерно такое же, как у меня, скажем, к московской гостинице «Россия», когда я в ней живу. Мне известно, что на четных этажах моего крыла расположены буфеты, а на первом и втором — бар, парикмахерская и ресторан. Пожив в одном номере какое-то время, я могу узнать, кто обитает рядом, а могу и не узнать, потому что живущий рядом человек занят совсем другим делом и мне не нужен. Так же, как, впрочем, и я ему. Гостиницы заселяются в основном людьми деловыми; Нью-Йорк — величайшая гостиница в мире. Есть в ней номера-люкс, общежития и ночлежки; есть в ней даже рестораны с национальной кухней и киоски сувениров из разных стран. Но особенно пышно представлено здесь главное из гостиничных чувств — ощущение временности, неосновательности твоего пребывания на земле по двадцать семь долларов за квадратный дюйм. Я уже говорил, что люблю провинциальные городишки Америки — там есть некая основательность бытия. Нью-Йорк — конгломерат особенных городишек, движущихся в разные стороны, словно несколько цыганских таборов, на какое-то время поставивших свои шатры по соседству.
В Нью-Йорке полезно быть гостем, потому что многие крупнейшие музеи, абсолютное большинство театров Америки, ее главные издательства и газеты, наконец, магазины и барахолки располагаются здесь. Но жить в Нью-Йорке годами скучно и тяжело. «Чуть заводятся деньги, — говорит мне Тед Солотарофф, — я стараюсь хоть на несколько месяцев уехать отсюда. Мне, как, наверное, любому редактору, время от времени надоедают писатели — большинство американских литераторов обитает здесь, в Нью-Йорке, — надоедают разговоры о литературе и письменный стол в кабинете с неизбежной серой стеной брандмауэра за окнами. Маленький городок, расположенный вокруг моей квартиры, привычен и неинтересен, как всякая примелькавшаяся окрестность. Переезжать в картинно-богемный Гринич-Вилледж, так поражающий иных провинциалов, не хочется, потому что это довольно захолустное местечко в Нью-Йорке, населенное представителями разного рода искусств. Там очень много позеров, там громогласно рассуждают об изящной словесности, размашисто жестикулируя, картинно болтают на перекрестках, — все это забавы для пижонов. В Нью-Йорке надо заниматься своим делом и знать цену себе; переход из одного здешнего поселка в другой может оказаться маршем в полное забытье, понижением в должности, исчезновением из поля зрения той части Нью-Йорка, которая хоть как-то интересовалась тобой. Всеми сразу в этом городе никто не интересуется, и нет такого человеческого существа, включая президентов, астронавтов и знаменитых факиров, которым бы одновременно заинтересовался весь город. В Нью-Йорке, чтобы хоть как-то оказаться замеченным, надо быть яркой индивидуальностью и при том иметь немало голосистых друзей…»
Все верно. В Нью-Йорке читают гораздо больше, чем где бы то ни было в Америке, — книжных магазинов здесь множество, и литература разнообразнее, чем где бы то ни было. В каждом из нью-йоркских поселков читают свое — где Фолкнера, где Достоевского, где Болдуина, где Камю, а где и детективчики попроще, коммерческое чтиво или порнографию. То же самое с газетами: иные районы и даже улицы города выпускают собственные многостраничные периодические издания. В Америке вообще почти никто не читает по две газеты, в Нью-Йорке тоже; каждый — одну, у каждого — своя. Информированность избирательна, региональна во всем: по разным национальным, имущественным, территориальным, вкусовым и прочим группам, я не знал, что людей можно рассыпать по такому множеству ящичков, задвигающихся в несхожие между собой комоды.