Кубатура яйца

Колумб, открывший Америку в новые времена, не смог назвать ее своим именем, но зато «колумбово яйцо» запечатлелось в истории. Великий мореплаватель утолил заботы сановника, пожелавшего увидеть куриное яйцо стоящим вертикально. Генуэзец сделал все вполне по-американски: просто надбил яйцо с тупого конца и поставил его перпендикулярно столу. Случилось это в XV столетии на обеде у кардинала Мендозы. Так открыватель Америки обрел «яичную легенду».

Видите, как все точно. Известны имена изобретателей и героев. В качестве рекордного достижения зарегистрировано даже то, что некий Дуглас Л. Барч в ресторане города Мобил, штат Алабама, в начале мая 1975 года слопал за сто тридцать секунд тридцать два яйца всмятку; очень этим прославился Дуглас Л. Барч.

(Еще одну историю, связанную с продуктами жизнедеятельности североамериканских несушек, рассказал мне в Киеве наш хороший певец Дмитро Гнатюк. К сожалению, он не знал имени главного героя этой истории, а она такова. Несколько лет назад Гнатюк гастролировал в Северной Америке, и разномастные антисоветские крикуны не раз грозились сорвать его концерты. Однажды, стоя на сцене, певец увидел, как в ложе напротив некий побледневший от волнения и страха юноша со взором горящим подымает вверх белое куриное яйцо, явно собираясь швырнуть его на сцену. «Я пел, глядя на него, — рассказывал мне Гнатюк, — и вдруг увидел, как по руке юноши потекла бело-желтая масса: от волнения яйцеметатель раздавил скорлупу еще до броска. Глядя на него, я допел до конца, увидел, как юноша кинулся наутек из ложи, а люди, привлеченные странным запахом, глядели ему вслед». Увы, событие осталось не зарегистрированным среди рекордов и в полицейской хронике).

Вот видите, сколько всего соединилось в одном — и не очень долгом — рассказе, начатом «ab ovo» — «с яйца», как две тысячи лет назад в своем произведении «Арс поэтика» предлагал начинать все повествования Квинтий Гораций Флакк, знаменитый римский поэт. Рассказ должен развиваться последовательно: ведь нельзя дважды войти в одну и ту же реку, как говаривали древние мудрецы.

Нельзя? Тогда снова давайте возвратимся из короткого путешествия по манускриптам Рима в новые времена, но не переводите ваши часы с начала эры на несколько столетий вперед: для примера, который я приведу, они не понадобятся, — можно попросту вышвырнуть их в реку времени сквозь аварийный люк авиалайнера. Того самого «конкорда», что был оборудован «Эр Франс» специально к встрече Нового года. Перед полуночным вылетом сверхзвукового самолета из парижского аэропорта имени де Голля пассажиры встречают Новый год, затем «конкорд» развивает скорость тысячу триста пятьдесят миль в час — это выше скорости, с которой вращается Земля. Посему на высоте одиннадцать миль над Атлантикой случится вторая полночь, и пассажиры встретят еще один Новый год. В вашингтонский аэропорт имени Даллеса «конкорд» прибывает в 9.30 вечера по местному времени — до новогоднего бала во французском посольстве два часа с лишним. Вот и все, что можно было сделать при помощи «Эр Франс» со временем и с собой за четыре тысячи восемьсот пятьдесят долларов. «Конкорд» похож на только что проклюнувшегося длинношеего птенчика. «Ab ovo» — «от яйца». Много всяких птиц на свете, и самолет — одна из них.

Люди по-разному зарабатывают и тратят деньги; люди ходят пешком, ездят на велосипедах и летают на сверхзвуковых лайнерах. Когда на десятках языков они в Америке рассказывают своим разноцветным детям сказочку вроде: «Жили-были дед да баба, была у них курочка ряба. Снесла курочка яичко…», — то имеется в виду, что американская курочка несет очень много яичек и каждому иное.

Я здесь не о том, что люди живут по-разному, — все мы об этом знаем. Мне всегда была интересна реакция, с которой американские знакомые воспринимали неожиданную, нетрадиционную весть, пусть даже сообщение о встрече Нового года на «конкорде». Часть из них, — те, скажем, кто работает в прогрессивной прессе, — восклицали нечто вроде: «У-у, буржуи!» — и в своей газете разоблачали все это с четких социальных позиций. Но значительную часть населения США составляют люди, зарабатывающие не много и не мало, они стоят одинаково далеко от миллионерства и от нищеты (от миллионерства, может быть, подальше) и мечтают взобраться по лесенке чуть выше. Динамичный американский бог всегда подмигивает им: вы, мол, ребята, кое-чего достигли — дуй дальше вверх. Пропаганда внушает, что золотое яичко лежит совсем рядышком — вот оно, осталось протянуть руку; «конкорд» пролетает над головами с удалым свистом, и кажется — следующий рейс твой. О чужом успехе сообщают словно о выигрыше в тотализаторе, — дело случая, мол, не больше. Американцам круглосуточно воркуют, что все неприятности вот-вот окончатся; им толкуют о зловредности коммунистов и другой публики, мешающей этому, и многие верят, слушая сверхзвуковой шум фортуны над головами. Обыватель массов, и, встречаясь с Америкой, я всегда удивленно вижу, сколько здесь при всей ее модерновости персонажей из ильфо-петровского одесского нэпа, а люди с философией прожектеров из Черноморска живут рядом с умницами, изобретателями, философами, храбрецами.

Это все интересно, но это другая жизнь, сложная, многослойная, которую необходимо понять, потому что она по соседству с нашей. Законы американского бытия отрегулированы до последней подробности; это чужие законы, но люди по ним живут, тонут в морях своих сложностей или выбарахтываются из них. Они плутают и порой совершенно серьезно думают, что Некто в красном хочет сбросить на них Большую бомбу; людям вбивают в головы немало всякого — геральдическая птица кормит своих птенцов не одним только эликсиром дружелюбия… И все-таки нам жить на одной Земле, где океаны очень узки. Иной планеты у нас нет и не предвидится: человечество не в состоянии выбрать себе других соседей ни в космосе, ни на Земле.

…Скорость и точность реакций важны для всех. В американских школах есть тест, где ученики в течение десятка минут должны ответить на огромное количество самых разных вопросов; во многих случаях точность ответа даже не предполагается: важнее быстрота и направление реакции. Это ценится, потому что Америка очень любит выяснять, кто есть кто.

Американцев на свете больше двухсот пятнадцати миллионов, и все они разные; говорят, что в стране рассеялось еще до десяти миллионов незаприходованных, нелегально иммигрировавших мексиканцев, переплывших тайком пограничную Рио-Гранде, — незаконные американцы, они тоже все разные. Что же касается среднестатистического гражданина США, с которым ни я и никто на свете не виделся, то оному синтетическому объекту сорок пять лет от роду, жене его сорок два года, у них двое детей, которым не исполнилось еще по двадцать. Вычисленный американец выпивает шестнадцать чашек кофе в неделю, покупает ежегодно до пятисот килограммов товаров, немедленно идущих в дело, — еды, одежды. Каждые четыре года такой американец попадает в легкую автомобильную аварию, а каждые двадцать лет — в автомобильную катастрофу. Ежедневно он по три с половиной часа просиживает у телевизора и одиннадцать раз в год ходит в кино. Ежегодно пишет двести пятьдесят писем и восемьсот девяносто пять раз звонит по телефону. А еще съедает за год сто два фунта сахара, сто двадцать шесть фунтов хлеба и уже упомянутые двести восемьдесят семь яиц…

На самом же деле каждый живет по-своему, — если складывать безработного с Рокфеллером, получается чепуха, а не статистика, но я пытаюсь рассказывать о подробностях чужих жизней — в них все важно. Да, едва не забыл одну из таких подробностей: поздней осенью, в День благодарения, едва ли не каждая американская семья — практически без исключений, опираюсь здесь и на собственный опыт — ест жареного индюка. В не густо заселенной индейцами и еще не колонизированной Америке когда-то стаями водились дикие индюки. Первые переселенцы из Европы вдохновенно били их сапогами, палками и чем придется, да так усердно, что дикие индюки не сохранились даже в виде музейных чучел. Но выжили эмигранты, питавшиеся индюшатиной — первым даром незнакомого континента. Когда в 1776 году шли дискуссии о гербе новорожденных Соединенных Штатов, Бенджамин Франклин настоятельно предлагал, чтобы американским национальным символом стал дикий индюк. Но — ничего не поделаешь — в геральдическом соревновании победил белоголовый орел, а дикому индюку было уготовано место на этикетке восьмилетнего кукурузного виски, выпускаемого в штате Кентукки. Что ж, орел так орел, — был бы полет его разумен и благороден. Я не умею различать индюшиных и орлиных яиц, но пускай все они сохраняют в своей овальности беспрерывную жизнь. Ведь если то и другое яйцо изувечить, придав им форму куба, то они, согласно рекламе, замечательно впишутся в современные интерьеры, но будут мертвы и бесплодны. Думаю, что Америке это не нужно; люди обладают здесь рациональным умением строить и разрушать, обретать и терять, финишировать и стартовать, по сто раз начиная все сначала, «ab ovo» — «от яйца».