Эльфенок

– Как же ты передвигался? Пешком? – полюбопытствовал Лас.

– Большей частью. А там, где на катере, где мужики на моторках подвозили. Получилось, что в Тарусе я оказался поздним вечером. Темнело уже. В этом городе у меня живёт дядька по матери, только адрес я не спросил, когда уезжал. Помню ещё с детства: у него частный дом на две семьи и огород. Однако, вот в чём штука: Таруса – городок небольшой и очень старый, частных домов с огородами там видимо-невидимо! Разве в темноте найдёшь нужный? Да ещё не зная адреса! Я и решил: переночую где-нибудь, а утром отправлюсь на поиски родичей. Забрёл во двор какого-то дома на окраине. А там словно меня ждали: в окнах темно, ни собак, ни хозяев, и сарай приоткрыт! Кто бы на моём месте от такого шанса отказался? Конечно, я не стал в дом ломиться, прямо в сарай пошёл. Сам думаю: ну, не убьют же меня за то, что я тут ночь посплю? Может, даже вовсе не заметят, если уйду на рассвете…

Ярослав, представивший, что должно было последовать за столь многообещающим началом, вдруг прыснул, весело поблёскивая искорками глаз. Алиэ и Лас тоже улыбались, но Семён наставительно поднял вверх указательный палец:

– Рано ржать начали! Хотя, тут ты, Ярик, прав: я и сам не ожидал такого продолжения. Значит, захожу в сарай, посветил фонариком… Батюшки мои, а там гробы кругом! Чуть не убежал сломя голову, честное слово! Только потом самому стало смешно: решил, что попал в мастерскую ритуальных услуг. И гробы-то, как оказалось, все либо бракованные, либо недоделанные. Иначе, чего бы сарай был открыт! Я нашёл в дальнем углу гробик поприличней, залез в него, в плащ завернулся и крышку сверху пристроил, чтобы меня не сразу нашли, если хозяева зайдут.

Трое друзей уже смеялись во весь голос. Алиэ размазывала по щекам слёзы, её огромные голубые глаза превратились в узкие щёлочки. Лас, отвернувшись, закрыл лицо руками.

– Как же ты дышал-то там, Сэм? – сквозь смех выдавил, наконец, Итиль. – Небось, сочиняешь!

Менестрель напустил на себя серьёзный вид.

– Не вру пока, погоди, – отмахнулся он. – Говорю тебе: гробов целых не было! Я взял широкую доску, что стояла в углу, и вместо крышки её приладил. А доска оказалась коротковата. Так и дышал… Слушайте дальше. Заснул я, наконец. Жестковато, правда, тесно, но выбирать не приходилось. Утешало то, что впервые в жизни довелось спать в гробу. Вдруг – шорох! Слышу, в темноте кто-то крадётся. Ну, думаю, конец мне: хозяева пришли! И рассказывай потом, что делал ночью в чужом сарае?! Я от страха, кажется, даже дышать перестал. Затаился, голову накрыл краем плаща, жду, что дальше будет. Только тут до меня дошло: ночь ведь ещё на дворе, а хозяин зажёг бы свет. Чего ему прятаться? Но эти двое крались по-воровски и говорили шёпотом. Я прислушался. Один спрашивает: «Ты уверен, что она здесь?» А второй: «Да здесь, точно, сам видел. Может, просто, её Костян куда переставил?» Полазили они ещё, кто-то споткнулся, выругался. А потом слышу: «Ты вон в том углу посмотри: видишь, гроб доской накрыт! Не она ли?» У меня внутри всё похолодело. Представляете, ситуация? В таких случаях полагается читать молитвы, я их много выучил, когда в семинарию готовился. Только ничего вспомнить не могу, крутится в голове: «Богородица, дева, радуйся!» – и всё!

Вот вам сейчас весело, а мне тогда каково было?! Особенно, как один грабитель, здоровенный бугай, ухватил доску, которой мой гроб был накрыт, а вместе с ней – край плаща. Я тут же вскочил и с перепугу заорал дурным голосом. Эти двое как шарахнулись от неожиданности, а я ещё – весь в белом! Они так резво ломанулись к выходу, что опрокинули все гробы по дороге! И вопят: «Не погуби, Пречистая!» Так и убежали.

– Теперь, сами понимаете, спать я уже не мог, – продолжил Семён через некоторое время, позволив друзьям вдоволь насмеяться. – И рад бы был, если бы хозяева пришли. Едва рассвета дождался. А чуть стало светло, разглядел, наконец, эту злополучную доску. На ней была написана икона, образ Богоматери с младенцем. Как это называется, когда щека к щеке?

– Умиление, – подсказал Итиль.

– Во-во! Но не церковная, насколько я в этих делах понимаю. Только всё равно, глянул я на икону и понял, что тайком отсюда уйти не удастся. Уж так просительно младенец смотрел и так он на меня был похож… Даже верилось с трудом! Потому я и решил в дом постучаться. Если, думаю, придут второй раз – уворуют обязательно, а мне отчего-то жалко. Надо хозяев предупредить, иначе совесть замучает.

Сэм окинул развеселившихся эльфов удовлетворённым взглядом и, хитро подмигнув, начал подбрасывать в костёр дрова. Лас, Алиэ и Итиль с нетерпением ждали продолжения, но рассказчик не торопился.

– Чем же дело кончилось? – не выдержал, наконец, Назар. – Не забрали тебя в милицию?

Менестрель улыбнулся:

– Нет. Даже не побили. Дверь открыл дядя Костя собственной персоной. Это, оказывается, я в его сарае ночевал! А сосед, с которым они дом делят, – гробовщик, ритуальных дел мастер, – хранит там заготовки для своих шедевров. В общем, я даже рад был, что всё так получилось. Дядя Костя с тётей Леной отмыли меня после недели странствий, накормили по-человечески. А когда я им свои ночные приключения рассказал, смеялись, не хуже, чем вы сейчас. Икону, конечно, тут же в дом перетащили. Тётя Лена всё приговаривала: «Чудотворная ты моя! Людей от греха спасла, а дом – от воров!»

Семён был очень доволен. Он плутовато поглядывал на друзей, и его улыбка выражала торжество мастера, создавшего нечто гениальное.

– Ты мне вот что скажи, – попросил Итиль после того, как стало ясно, что менестрель закончил свою историю, – икона-то настоящая была?

Сэм встрепенулся.

– Чуть не забыл самое интересное! – воскликнул он. – У дяди Кости в Алексине живёт друг, художник. Иногда приезжает в гости. Тут, ясное дело, наливочка, самовар… Вот однажды подвыпили они, и художник говорит: «Хочешь, я твою Ленку-красавицу так нарисую, что хоть сейчас – в церковь рядом с образами?» И написал портрет тёти Лены на той доске. А поскольку детей у моих родичей нет, личико младенца было срисовано с детской фотографии вашего покорного слуги. Не зря я сразу почувствовал сходство! Когда художник уехал, дядя Костя стал всем соседям в шутку хвастать: мол, нашёл я в сарае старинную икону! Кто-то позавидовал, решил украсть и продать. Интересно, во сколько бы её оценили?

Глава 3. Ангел в кожаной куртке

С обеда зарядил дождь. Река сразу покрылась мурашками, а сосновый лес, погрустнев, нахмурился. Тёмные, тяжёлые облака густо облепили небо, и нашим друзьям оставалось надеяться только на то, что ночью поднимется ветер. Ливень временами усиливался, громко звеня листьями прибрежных лоз, или вдруг ненадолго прекращался, позволяя облегчённо вздохнуть травам, поникшим под тяжестью капель.

Лас и Алиэ, лёжа рядом и высунув головы из палатки, с интересом наблюдали за безуспешными попытками Семёна и Ярослава развести костёр. Намокшие дрова упорно не загорались, а над рекой уже повисла чёрная туча, обещавшая вылить вниз целый потоп воды.

Уже не первый раз Назар ловил себя на мысли, что его эльфийская стыдливость не распространяется на отношения с Алиэ. И дело было вовсе не в том, что Наташа являлась девушкой его друга. Конечно, это обязывало двух остальных эльфов соблюдать некую моральную дистанцию, чтобы не создавать неудобных ситуаций. Но подобные тонкости не казались слишком сложными, учитывая рыцарскую честность взаимоотношений, бывшую нормой для всех четырёх друзей. Наташа стала для Назара по-настоящему близким человеком, а духовная открытость и доверие придавали их взаимной привязанности тёплый, родственный оттенок. Поэтому рядом с ней эльфёнок вёл себя так, будто Алиэ была его старшей сестрой.

– Двадцать минут возятся! Костровые! – посмеиваясь, произнесла Наташа.

Лас кивнул:

– Гляди, сейчас пойдёт дождь, и мы останемся без ужина. Может, хватит нам их мучить? Сказать, что под навесом лежат сухие дрова?