Страница 9 из 23
Ане богохульство делать из Господа дурака, помешанного на бездумном
соблюдении обрядов и правил?! Для Бога важна душа! Азначит, и мы с тобой должны
заботиться о душе, мой дорогой ловец человеков. Или не об этом толковал тебе
Учитель?
Но Иисус был евреем.
Акто тебе сказал, что мы должны их сделать евреями? Наша задача привести их
через учение Иисуса к единому Богу, а отнюдь не сделать их евреями поголовно.
Но как это возможно, минуя Моисея, заповеди, пророков…
Почему минуя? Мы дадим им это знание, но кто наделил тебя правом загонять их
в иерусалимский храм? Или ты не знаешь, что иудей призван не понуждать каждого
встречного следовать за избранным Богом народом, но сколь возможно
останавливать его? Амы с тобой лишь несем им учение нашего Иисуса о Царствии
небесном, о бессмертии души, о добре и любви, и это все и ничего более, Симон, брат мой Петр. Идай им спокойно вкушать ту пищу, которую послал им Господь, и
отдыхать в те часы и минуты, что могут выкроить они от тяжкого труда.
Саул говорил вдохновенно, глядя прямо в широко раскрытые глаза своего друга, уставшего, убеленного сединами рыбака Симона. Казалось, Петр старел на глазах, а каждая неудача углубляла морщины на его обветренном лице. Саулу же осознание
величия того дела, которому он решил посвятить остаток своей жизни, словно
придавало сил. Он выглядел много моложе своих лет, был полон энергии и помимо
воли обнаружил, сколь приятен ему завороженный взгляд красивой чернокожей
служанки, которая не упускала удобного случая, чтобы, затаясь, слушать речи
своего хозяина.
Саул жестом пригласил Симона приступить к трапезе. Старик, прикрыв глаза, прочел молитву и разлил вино. Подняв чашу, Саул, перед тем как сделать первый
глоток, решил завершить беседу.
Сам оставайся иудеем, Петр, и я останусь им, но людям этим скажи: Братья и
сестры, ешьте все, что Господь послал вам, ибо не может быть нечистым то, что
сотворено Всевышним, и думайте не о животе, но о душе своей, ибо грядет
Царствие небесное!9 Повтори, Симон: Да будет так!9
Да будет так… Аминь… произнес Петр, и слабая улыбка коснулась его губ он
любил Саула-Павла и знал, что этот сильный и упрямый человек тоже любит его.
Петру безумно хотелось верить в правоту его слов.
Саул засмеялся, он устал от споров и дискуссий, он хотел наслаждаться ясным
солнечным днем. Ему стало хорошо от того, что он сегодня уже все сказал, и
можно отдохнуть и ощутить покой. Он окликнул служанку: Иди к нам, сестра, будем обедать вместе! и сам удивился тому, как
посмотрелна нее.
*
Павел Ильич на удивление легко взял на вокзале билеты на проходящий поезд
Воркута-Москва в вагон СВ, и, когда они вышли из кассового зала, состав уже
стоял у платформы, причем их вагон оказался как раз напротив дверей. За все
время пути из гостиницы Павел Ильич с Сашей не проронили ни слова, если не
считать тех нескольких фраз, которыми Павел Ильич обменялся с кассиршей, покупая билеты. Толстый и сонный ветеран-проводник отправил их в купе в
середине вагона.
Ехайте на здоровье, утром попозжей чаек будет с печеньицем.
Павел Ильич положил свою и Сашину сумки на багажную полку и с интересом
прислушался к работающему на волне Маяка9 радиоприемнику. Там в этот момент
в новостях культуры передавали информацию о том, что вчера в Лондоне на
аукционе Сотби9 за два миллиона долларов проданы две неизвестные ранее
картины, принадлежащие кисти великого Пьетро Нанелли одного из талантливейших
мастеров итальянской школы XVI века. Как неоспоримо доказала экспертиза, на
проведение которой ушло более года, картины эти являются подлинными и
великолепно сохранившимися шедеврами. Ипокупатель, и, естественно, продавец
раритетов пожелали остаться неизвестными. Это сообщение вызвало почему-то
подобие удовлетворенной улыбки на лице Павла Ильича. Он выключил радио, молча
растянулся на своей полке и закрыл глаза. Саша что-то хотела сказать, но, раздумав, тоже легла и уставилась в потолок. Поезд тронулся.
Качка и мерный перестук колес сделали свое дело Саша уснула, несмотря на то, что еще полчаса назад была уверена, что не уснет уже больше никогда в жизни.
Павел Ильич тоже отключился и последним усилием воли бросил свою память в
детство, к искрящемуся теплому морю, он вернулся в тот сон, что, едва
начавшись, был прерван взрывом.
В Александрове их разбудил настырный проводник, который принес им чай и
печенье. По непонятным причинам, он пристально следил не только за тем, чтобы
пассажиры расплатились, но и за тем, чтобы они выпили и съели все до последней
капли и крошки. Спорить и сопротивляться было бы явно более утомительно, чем
просто встать и почаевничать.
Сначала Павел Ильич и Саша сходили умыться в противоположные концы коридора
и, вернувшись, по-прежнему молча уселись на свои места. Умываясь, Павел Ильич
засучил рукава и оставил их засученными, номер на правой руке стал хорошо
виден. Ипока он, глядя в окно, маленькими глотками пил из граненого стакана в
дорожном подстаканнике обжигающий, на удивление крепкий чай, Саша не сводила
глаз с синеющих на его предплечье синих цифр.
Вы что, были в концлагере? наконец решилась она вновь заговорить со своим
спутником.
Он кивнул, не отрываясь от проносящегося за окном пейзажа.
Вкаком?
ВАушвице.
Вы же там наверное совсем ребенком были?! Какой ужас! После короткого сна
Саша почему-то смотрела на своего спутника намного теплее, а сейчас в ее глазах
даже появилось сострадание.
Нет, ребенком я там не был.
Да, я понимаю, какое там детство! Ну и жизнь же у вас!
Он молча пожал плечами.
*
В Аушвице он был недолго, но в газовую камеру входил не однажды. Ивсякий раз
все, кто входил с ним в оборудованную под помывочный зал душегубку, выходили
назад живыми. Всякий раз нелепое стечение обстоятельств и неисправность
оборудования дарили им жизнь или хотя бы давали отсрочку смерти.
Это действительно будет санобработка, просто душ! кричал Павел по очереди на
всех европейских языках людям, идущим вместе с ним на смерть. Яуже был там, это
просто душ! Вы все выйдете оттуда живыми!
И бестолку педантичный капрал открывал газ то заедало клапан, то баллон, доставленный сюда, по ошибке был не заправлен, то просто по каким-то
неизвестным причинам начальство в последний момент велело пускать вместо газа
воду возможно, для того, чтобы своим видом и фактом возвращения эти люди
успокаивающе воздействовали на остальных узников, которым предстояло безропотно
проследовать по пути смерти. Многократно повторенный опыт говорил Павлу-Саулу, что, если он оказывался в массе людей, которым была уготована общая погибель, то бессильная (во всяком случае пока бессильная) перед Павлом смерть отступала
и перед ними. Ион пользовался этим. Но, увы, смерть, угрожавшая этим людям, отступала только тогда, когда неминуемой должна была быть гибель всех до
единого. Ибезумною мукой были для Павла воспоминания о казнях, болезнях и
штормах, когда он один лишь спасался среди обезглавленных и растерзанных тел, среди пепла сожженных, среди гниющих останков в зачумленных городах. Несчетное
множество несчастных он похоронил, но намного больше оставил лежать на земле
или биться о прибрежные камни в безжизненной пене прибоя.
*
Поезд то ускорял ход, то притормаживал, плавно покачиваясь на перегонах и
вздрагивая на стыках станционных путей. Ложечки из нержавейки позвякивали о
края граненых стаканов, и было что-то тянущее за душу в неровном и немелодичном
звуке этих бубенцов российских железных дорог. Павел Ильич рассеянно поднес к