Страница 32 из 86
ростом, но с достоинством ответил:
— Майор милиции Репрынцев.— Потом усилил: — Из уголовного розыска.
— Чем проектная организация могла заинтересовать милицию, да еще уголовный розыск?
— снисходительно осведомился Мешконцев.
— Тем более — города Свердловска,— в тон ему добавил Федор Ефимович.
— Даже? — попробовал скрыть удивление за веселостью Мешконцев.
Но Федор Ефимович решил не заметить этого и перешел к делу:
— Вверенная вам проектная организация нас не интересует. Я пришел лично к вам.
— Ко мне, значит...— Мешконцев сбросил с себя добродушие.— Пожалуйста, слушаю.
— Раньше вы работали в строительно-монтажном управлении шоссейных дорог.
— Было, было такое. Уже забывать стал.
— За год-то? А я как раз надеюсь на вашу память,— бодро признался Федор Ефимович.
— Попробуйте.
— У вас в управлении в то время работала некая Катышева Александра Никитична.
— Возможно.
— Да точно, товарищ Мешконцев. Особа довольно приметная. Потом она ушла в
коммунальный отдел горисполкома. Оттуда скрылась...
— Уволилась, я слышал.
— Скрылась. И у вас из-за этого, насколько я понимаю, были некоторые неприятности.
— Ну, какие у меня могли быть неприятности?
— Об этом я и хочу спросить вас.
— Были неприятные разговоры в связи с этой особой,— нехотя признался Мешконцев,
всем видом показывая, что делает это только из стремления как можно быстрее закончить
беседу.— Но я не принял на себя никаких упреков. Катышева переходила от нас в коммунальный
отдел по собственному желанию. Претензий по работе к ней не имелось, и, естественно, я
подписал положительную характеристику. А спустя два месяца она, видимо, решила уехать из
Караганды, и там у них произошла какая-то история с увольнением...
— Она скрылась,— поправил его Репрынцев.
— Повторяю, я этого не знаю,— жестко ответил ему Мешконцев.
— Как же не знаете, если сами пострадали при этом? Катышева осталась вам должна
крупную сумму денег. А вас это не волнует. Не волнует?
Мешконцев обдумывал ответ.
— Если я не говорю об этом, значит — нет,— сказал он.
— А вашу жену?
— Вам позволительно вести такой разговор? — несколько оскорбленный, спросил
Мешконцев.
— Да.
— Будьте любезны, объясните.
— Пожалуйста. Думаю, вы поверите мне, если я скажу, что приехал в Караганду из
Свердловска не ради ваших личных дел. Катышева совершила серьезное уголовное
преступление и сейчас скрывается. Она была опознана здесь, в Караганде. И меня интересует
все, что связано с этой женщиной, в том числе и обстоятельства, при которых она заполучила
ваши деньги и увезла их. Если вы не хотите говорить со мной об этом, я могу думать только
одно: вас связывают с преступницей какие-то личные отношения. И в таком случае я имею еще
большее право спрашивать.
— Что она сделала там, в Свердловске? Я могу знать?
— Похитила около десяти тысяч государственных денег.
— Да. Это действительно серьезно,— мрачно согласился Мешконцев.
— Каким образом она забрала деньги у вас? — сразу спросил Федор Ефимович.
— Я сам ей дал. Она пообещала устроить мне импортную мебель.
— Но она работала не в торговле!
— У нее были знакомые в хозмебельторге.
— Понятно,— вслух заключил Репрынцев.— Одной женщине она предлагала даже
кооперативную квартиру. А скажите, каким образом она устроилась в ваше бывшее управление
инженером?
— У нее был диплом.
— Инженера?
— Нет, техника.
— Странно.
— Но и до нас она тоже работала на инженерной должности.
— Где?
— В тресте Целинмонтажстрой.
— А что она выигрывала, перейдя старшим инженером в коммунальный отдел
горисполкома?
— Пожалуй, ничего. Просто у нас ей надоели частые командировки.
— Где она училась?
— В Алма-Ате.
— А точнее?
— В строительном техникуме.
Раскрыв Мешконцеву до конца цель своего приезда в Караганду, Федор Ефимович
рассчитывал на откровенность и помощь. Но он ошибся. Мешконцев смирился с неизбежностью
давать показания, но отвечал кратко, не вдаваясь в подробности. И Федор Ефимович
почувствовал в этом своеобразную фальшь: Мешконцев знал больше и по непонятным
причинам предпочитал утаивать имеющиеся в его распоряжении факты. Приходила мысль о
том, что между нежеланием возбудить уголовное дело против Катышевой после ее исчезновения
из Караганды с деньгами Мешконцева и сегодняшним его странным поведением существует
связь.
Убедившись, что Мешконцев ничего больше не скажет, Федор Ефимович прекратил
бесполезный разговор, не оставляя надежды вернуться к нему. Расстались холодно.
Трест Целинмонтажстрой Федор Ефимович нашел без труда. В отделе кадров он узнал, что
Катышева работала инженером не в самом управлении треста, а в подчиненном ему шестом
строительно-монтажном управлении.
Так Федор Ефимович встретился с секретарем партбюро СМУ-6 Павлом Андреевичем
Гривцовым, главным механиком управления, человеком общительным и юношески бодрым в
свои пятьдесят пять лет. Он затащил Федора Ефимовича в тесный кабинетик, усадил перед
собой и, взъерошив седеющие волосы, спросил сам:
— Что за нужда?
— Интересуюсь человеком, который работал у вас более года назад,— начал Федор
Ефимович.
— Фамилию помните?
— Катышева Александра Никитична.
— Знаю,— сразу ответил Павел Андреевич и невольно пренебрежительно махнул рукой.
— Долго она у вас работала?
— Работала? Ха!— Гривцов даже крутнул головой, удивляясь наивному вопросу.— Не
работала она, а порхала тут больше двух лет.— И спросил с усмешкой:— Где хоть она теперь?
— Не знаю,— признался Федор Ефимович.
— Это уж совсем интересно! — удивился Гривцов.
Пришлось рассказать все.
— Вот оно что получилось,— задумчиво протянул Павел Андреевич.— А пожалуй, и не
удивительно... В нашем строительно-монтажном она появилась при Аграновиче Ароне
Яковлевиче. Сейчас-то он вернулся в главк, в Алма-Ату, а тогда его направляли в Караганду
управляющим Целинмонтажстроя: заваливался трест окончательно. Честно скажу, что
Агранович — руководитель опытный, дело знает крепко. В главке его ценят и доверяют: как
только где-то в системе начинает барахлить, его бросают туда, и он за год-полтора выдернет
трест из любого прорыва. Только на моей памяти он полреспублики объехал: был в Усть-
Каменогорске, в Актюбинске, у нас в Караганде, еще где-то и везде по году-два. А потом —
опять в главк. Он уже привык к этому: своя назначения считает длительными командировками,
семью из Алма-Аты за собой не таскает... — Павел Андреевич закурил. — А теперь о
Катышевой... Через месяц примерно после приезда Аграновича в Целинмонтажстрой явилась к
нам она. Я еще тогда удивился: у нас в конторе по линии ИТР вроде бы все укомплектовано
было. А мне начальник говорит: сам Агранович прислал с бумагой, устраивать надо. Кумекали
так и сяк... Диплом-то у нее техника, а у нас только инженерная должность в плановом отделе
была. Начальник, значит, проинформировал об этом нового управляющего, а тот дает «добро»:
если, говорит, кто спросит, я беру ответственность на себя. Сами понимаете, спорить не
решились: новая метла...
— А Катышева?
— Ей-то что? Она только семечки пощелкивала. Работы никакой. Покажется с утра, а
потом пошла «по делам...» А дела, видим, стоят. Я, конечно, как секретарь партбюро, пытался
говорить начальнику, а тот все от разговоров в сторону. Потом-то я узнал, что они с
Аграновичем — старые друзья. Так вот и мыкались с ней...
— Дружбу Аграновича с вашим начальником я еще могу понять, — сказал Федор
Ефимович. — А Катышева-то при чем?