Страница 59 из 207
удочерить Настеньку.
Она согласилась. Дальше надо было решить, где будут
жить - переедет ли Маша к Иванову или он на квартиру
Зорянкиных. Тут были свои нюансы и некоторые сложности. Их
надо было обсудить. Но в это время по телефону позвонил уже
знакомый швед - коллекционер изящных искусств. Настойчиво
просил о встрече, и даже безотлагательно, поскольку завтра он
отбывает на родину. Иванов согласился. Сказал Маше:
195
- Сейчас я познакомлю тебя со шведом, который купил у
меня "Первую любовь". Не возражаешь?
Маша не возражала. Не прошло и часа, как появился
заморский гость. Как всегда возбужденный, в приподнятом
настроении, немного суетливый, с тщательно выработанными
манерами. Сделав комплимент "очаровательной даме", он тут
же, не теряя драгоценного времени (время - деньги), перешел
к делу. В газете он видел фотографии новых работ господина
Иванова, которого считает своим приятелем, и воспылал
желанием увидеть эти работы в натуре. В гостиной
наметанным, всевидящим глазом он обратил внимание на
Машин портрет, отвесив комплимент скульптору и "модели",
еще раз повнимательней разглядел уже знакомый ему по
прошлой встрече рельеф женского пляжа и попросил показать
"Девичьи грезы".
Они прошли в цех, где стояла уже отформованная в
гипсе и тонированная под бронзу композиция. Швед хорошо
разбирался в искусстве, это был тонкий ценитель прекрасного.
Не скрывая своего восторга, он ходил вокруг "Девичьих грез",
бросая взгляд то на Машу, то на ее отображение с ромашкой в
руке и довольно покачивая головой. И уже обратясь к Иванову,
с искренним восхищением сказал:
- Вы - Роден, русский Роден. На Западе так уже не могут.
В каком материале вы намерены ее воплотить?
- У меня есть блок белого мрамора, - ответил Иванов.
- Да, в белом мраморе она засверкает первозданной
красотой. Здесь столько чувств, души, - сказал гость.
Продолговатые блестящие глаза его щурились. - Да, вы умеете
одушевлять мертвый камень. Этот шедевр достоин Лувра и
любого национального музея... И вашей Третьяковки, -
торопливо добавил он после некоторой паузы. - Я вас
искренне поздравляю. И мне бы хотелось ваш успех отметить
по русскому обычаю.
С этими словами он извлек из "кейса" бутылку
французского "Наполеона". Они перешли в гостиную. Маша на
правах молодой хозяйки нарезала ломтики сыра и поставила
на стол вместе с тремя рюмками. Иванов догадывался: не
желание посмотреть его новые работы привело сюда
предприимчивого шведа, а нечто другое. И он не ошибся:
деловой разговор начался после первой рюмки коньяка.
Прежде всего "честный и совестливый" коллекционер
признался, что слишком дешево заплатил за "Первую любовь"
и теперь решил исправить оплошность скромного скульптора,
196
неискушенного в бизнесе. И тут же выложил на стол пятьсот
американских долларов, со словами:
- Это вам за "Первую любовь".
Такой благородный широкий жест удивил Машу, но не
Алексея Петровича, который, во-первых, знал, что он тогда
продешевил по неопытности, а во-вторых, смотрел на эти
дополнительные доллары как на аванс. Но под что? Чего еще
от него хочет этот швед? А деловой гость не заставил мучиться
над загадкой. Не напрасно ж он упомянул Лувр и
национальные музеи. Он сказал, что желает приобрести
"Девичьи грезы" для одного очень солидного музея на Западе.
Сам он в данном случае выступает в роли посредника. Иванов
ответил категоричным "нет!", прибавив при этом:
- Вы же сами считаете, что мои "Грезы" достойны
Третьяковской галереи. Пусть так и будет.
- Конечно, я вас понимаю. Но ведь Третьяковка при
нынешнем финансовом состоянии России не сможет
предложить вам и десятой доли того, что можем предложить
мы. - Например? - вяло, без особого интереса
полюбопытствовал Иванов.
- Пятьдесят тысяч долларов.
Швед рассчитывал этой сравнительно солидной суммой
сразить Иванова, но Алексей Петрович рассеянно продолжал
смотреть мимо гостя, и лишь вежливая улыбка затерялась в
его усах. Наконец он спросил:
- А что, сокровища Лувра так низко упали в цене?
- Не только сокровища Лувра, а вся культура в наше
время обесценена. Люди признают только материальные
наслаждения, - ответил гость, обнажив крупные, неровные, с
желтизной зубы. Равнодушную реакцию Иванова на его
предложение гость воспринял с суровым недоумением. Он
даже опешил и не смог совладать с собой:
- Вы не согласны на пятьдесят тысяч долларов?! Или вы
не поняли - не пять, а пятьдесят?! - напористо повторил он,
раздувая толстые ноздри и приняв чинную осанистую позу.
- "Девичьи грезы" я вообще не собираюсь продавать
кому бы то ни было, в том числе и Лувру, - смиренно и с
вежливой учтивостью ответил Иванов.
- А если ее повторение, отлитое в матовом фарфоре, как
эти очаровательные грации? - гость глазами указал на рельеф
"Пляжа".
197
- Такой вариант можно было бы обсудить. Но есть
проблемы с исполнителями. Они заломят ту еще рыночную
цену. Во всяком случае, для вас это будут те же пятьдесят
тысяч.Гость попробовал торговаться, но, встретив
непреклонность хозяина, предпочел не настаивать. Решили
подумать, все взвесить и вернуться к этому делу в другой раз.
Швед ушел, раздосадованный несговорчивостью Иванова.
После такой напряженной, изнурительной работы в
последние недели, сменившейся эмоциональной нагрузкой в
связи с супружеством - а они официально оформили свой
брак, Алексей Петрович удочерил Настеньку, дал ей и Маше
свою фамилию, - почувствовал впервые в жизни безмерную
усталость.
Маша посоветовала Иванову дать себе полный отдых на
целый месяц и предложила вместе с ней или одному уехать в
санаторий на юг, благо с путевками из-за бешеных цен теперь
не было проблем, а из пятисот долларов, оставленных
шведом, можно было выделить сотни полторы, обменяв их на
рубли. Алексей Петрович не любил санаториев и клятвенно
убеждал Машу, что он отлично отдохнет в своей мастерской,
если Маша будет рядом с ним. Маша уступила, взяв с него
слово, что в течение месяца он не притронется ни к глине и
пластилину, ни тем более к мрамору, в котором он собирался
изваять "Девичьи грезы".
- Хорошо, даже отлично! - радостно согласился Алексей
Петрович. - Это будет наш медовый месяц. Походим по
выставкам, по музеям и театрам, будем много читать. И
вообще бросимся в океан культуры!
- Хорошо бы, только океана нет, а есть грязное болото
порнографии, - заметила Маша.
- А может, нам повезет, может, найдется для нас чистый
и светлый родничок. Не может быть, чтоб демократы все
изгадили.
Родничок этот обнаружила Маша: в Центральном
концертном зале "Россия" выступал недавно созданный
молодым, необыкновенно талантливым режиссером,
патриотом-энтузиастом Владимиром Захаровым театр
"Гжель". Об этом коллективе не кричали метровые буквы
пестрых афиш, молчали телеэкраны, но молва народная из уст
в уста передавала не как сенсацию, а как весенний благовест
почти таинственно: "Неповторимо и сказочно. Там русский дух,
там Русью пахнет". Несмотря на огромный зал, достать билеты
198
было трудно, и Маша воспользовалась своим редакционным
удостоверением и напрямую вышла на самого Захарова.
"Читаю вашу газету и разделяю ваши позиции", - сказал