Страница 60 из 207
Владимир Михайлович и дал Маше пригласительный билет на
два лица.
Это был сказочный фейерверк танца, пляски, песни,
чарующие звуки родных мелодий, знакомых и сердцу милых с
пионерского детства, но однажды кем-то похищенных и
цинично оплеванных, осмеянных и выброшенных на свалку
истории, чтобы их место заполнить зловонными нечистотами,
завезенными из заокеанских помоек. На большой сцене одна
композиция сменялась другой искрометным фейерверком:
"Русская тройка", "Гжель", "Зима", "Хохлома", "Павлов Посад",
"Палех" - одним словом, Русь великая, вечно молодая,
задорная, искристая, сверкала многоцветьем своей
немеркнущей красы. И подступал к горлу комок радости и
боли, воскрешал в памяти сердца счастливые дни расцвета
отечественной культуры, искусства, литературы. Радость и
боль. И все тело сжималось в пружину. Душа переполнялась
чувствами, готовыми выплеснуться наружу фонтаном восторга.
Алексей Петрович крепко сжал руку Маши своей горячей рукой
каменотеса и, повернувшись лицом почти вплотную к ее щеке,
хотел что-то сказать, но она упредила его взволнованным
шепотом:
"Молчи..." Не нужно слов - она чувствовала то же, что и
он.
Утром Алексей Петрович проснулся раньше Маши и с
умилением обратил на нее взгляд. Молодое чистое лицо ее,
утопающее в красивой волне игриво разбросанных на
подушках волос, сияло счастьем, а трепетные сочные губы
блаженно улыбались. "Ей снится хороший сон", - решил
Иванов, не сводя с ее лица влюбленных глаз. Почему-то
приятно мелькнуло в сознании: "Спящая красавица". Его
взгляд потревожил ее, она сделала легкое движение рукой и
приоткрыла веки. Глаза их встретились - восторженные
Алексея Петровича и смущенные Маши.
- Тебе снился приятный сон, - сказал Иванов.
- Откуда ты знаешь?
- Я читал об этом на твоем лице.
- Правда. А сон и в самом деле был какой-то
необыкновенный. - Маша приподнялась, облокотилась на
подушку и продолжала: - Меня часто посещают сны детства -
мой Алжир. Ты уже знаешь, что детство мое прошло в Алжире,
199
где отец работал. Белый город на берегу Средиземного моря
террасами поднимается в гору, а за горами бескрайняя пустыня
Сахара. Город-амфитеатр. Улицы-ярусы - параллельно морю,
а переулки - это ступенчатые лесенки, соединяющие улицы.
Теплое море с песчаными пляжами, синее знойное небо и
белые здания с балконами; кружева решеток балконов
неповторимы. В каждом доме свой рисунок. Есть там улица -
забыла ее название - пешеходная, вроде нашего Арбата, то ли
на четвертом, то ли на пятом ярусе... Первые этажи -
сплошные магазины. В центре улицы - небольшая площадь, а
на ней памятник национальному герою Кадиру - вождю
восставших против оккупантов. Мне нравился этот монумент.
Представь себе - бронзовый витязь на вздыбленном горячем
коне, с поднятой вверх обнаженной саблей вот-вот сорвется с
пьедестала и пойдет крушить врагов-пришельцев. Так мне
рисовала детская фантазия. Там столько экспрессии,
благородства и мужества, такая гармония между всадником и
лошадью, что глаз нельзя отвести. Когда мы с мамой
проходили по этой площади, я всегда просила ее не спешить,
давай, мол, посидим на скамеечке напротив памятника. Мое
детское воображение рисовало мне картину жестокой битвы за
свободу родины, а Кадир олицетворял героизм и благородство.
Для меня он был не бронзовый, а настоящий, живой, которого
могли ранить и даже убить. И вот сегодня я снова побывала в
Алжире. И разговаривала с Кадиром. Не с бронзовым, с
живым.
Она смотрела на Иванова большими возбужденными
глазами, словно хотела воскресить в памяти только что
прерванное сновидение.
- Представляешь, Алеша, будто я стою у памятника а он,
Кадир, легко соскочил с коня и обращается ко мне: "Ты
русская? Мы были вашими друзьями. А вы нас предали. Сами
продались сионистам и нас предали. Вы жалкие рабы, подлые
рабы. Вы недостойны свободы!" Мне было стыдно и больно от
его слов, которыми он беспощадно хлестал меня, я
попыталась возразить, что не русские предали арабов, а
американские лакеи - Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе,
Ельцин. А он мне: "У вас у власти хасиды. Вами правят
сионисты и ваши русские ослы, женатые на еврейках. Ваш
Козырев хасид. "Так что же делать, храбрый и мудрый Кадир?
Где наше спасение?" - спросила я в отчаянии. "Там!" -
воскликнул он и резким взмахом сабли указал на небо.
"Аллах?" - спросила я. "Аллах пришлет своих ангелов, которых
200
мы называем инопланетянами, и они спасут человечество от
сынов дьявола. Я лечу за ними в космические дали, я приведу
на землю небесных спасителей!" Он пришпорил
разгоряченного коня, сверкнул огненной саблей и улетел в
небо.Алексей Петрович слушал ее с напряженным
вниманием, как слушают подлинную быль, а не сон. Лицо его
было серьезным.
- Ты что, Алеша?
- Что-то невероятное, Машенька, - таинственно произнес
Иванов. - Фантастика. Нечто подобное снилось и мне.
Представляешь. Мне снилась Куба, где я никогда не был. На
фотографии видел памятник кубинскому национальному герою
Хосе Марти. Высоченная ребристая стела, а у ее подножия
сидит белокаменный Марти. Я оказался рядом с ним. И
каменный Марти спрашивает меня: "Ну что, ветеран, больно
России?" Я говорю: "Очень больно, товарищ Марти". И вижу,
что передо мной уже не Марти, а Фидель Кастро. И представь
себе, уже не Хосе, а Фидель говорит мне: "Предали вы и
советскую власть, и революционную Кубу. Социализм
предали". Я хочу что-то сказать, объяснить, что нас самих
предали и продали американцам, а слов нет, голоса нет. А
Фидель продолжает с присущей ему страстью: "Но Куба не
сдается! Россия стала американской колонией. Куба не станет
на колени перед янки. К нам придут на помощь небесные
ангелы, и мы победим! Они уже летят в сторону Земли, я
слышу их позывные. Они торопятся: до рокового года, когда
сатана намерен овладеть миром, осталось восемь лет, всего
восемь! Смотрите, вон они летят, наши спасители-
инопланетяне. Видите их корабли-тарелки?!"
Я смотрю в небо и вижу действительно летящую стаю
серебристых дисков. Они приближаются к стеле. На ее
вершину садится первый диск. Из него выходят какие-то
человеки в скафандрах и быстро-быстро, как муравьи,
спускаются вниз по ребристой стеле. Один диск, высадив
десант, отчаливает, и его место занимает другой, потом третий,
четвертый. И уже вся площадь перед монументом заполнена
инопланетянами. Над ними реют алые флаги. И откуда-то из
мощного репродуктора раздается женский голос, твой, родной
голос: "Вива, Куба! Нет сионизму! Нет империализму!" Я
мечусь в толпе, пытаюсь найти тебя, иду на твой голос и
просыпаюсь. А ты рядом. Родная, несказанная,
очаровательная, улыбающаяся во сне.
201
- Невероятно, - воскликнула Маша. - По сути, нам снился
один и тот же сон: памятники национальным героям Кадиру и
Марти, превратившиеся в живых героев, тревога за будущее
человечества, над которым занесен сионистский топор, и
инопланетяне. К чему бы это? Какая связь?
- А скажи, признайся, родная, к тебе никогда не
приходила мысль, что Земля подошла к последней черте, что
обезумевшее племя дьявола в своем эгоизме, в стремлении
владеть миром погубит планету. И об этом знают
инопланетяне, цивилизация которых на десять порядков выше