Страница 173 из 207
разноцветными гранями бриллианта. После нашего похода в
571
церковь она стала для меня еще ближе и дороже, и во мне
начал шевелиться червячок страха потерять ее.
На другой день Лариса уехала в Тверь и обещала
позвонить мне после девяти вечера, что б рассказать о
положении дел с ее уходом из университета, хотя приличной
должности для нее в Москве мы пока что не нашли. Поэтому я
не поехал на дачу, ожидая ее звонка. Уезжала она в Тверь
просветленная. Я проводил ее до Ленинградского вокзала. И
как всегда мне было тягостно расставаться с ней, хотя я и
знал, что через несколько дней мы снова встретимся и поедем
ко мне на дачу, сходим по грибы и вообще погуляем по лесу.
Удивительно: когда от меня уходила Альбина, я провожал ее
только до порога и никогда не печалился расставанием, знал,
что рано или поздно мы снова встретимся у меня на квартире.
Словом полное спокойствие. А с Ларисой всегда тревожно на
душе, не хочется отпускать ее. И после каждого ее ухода я
ощущал какую-то щемящую пустоту. А на этот раз особенно. И
Лариса была уже особенной после посещения нами церкви.
Лариса позвонила в тот же вечер, сказала, что дома без
изменений, и что она на днях заявится и найдет меня либо в
Москве, либо на даче. От московской квартиры она имеет
ключи.
Глава восьмая
ЛАРИСА
Вообще-то я собиралась ехать в Москву только после
завтра, о чем и предупредила Лукича по телефону. Но сегодня
на меня что-то "нашло", такая тоска-кручинушка, что места
себе не находишь. Проходя мимо университета, я
почувствовала горечь и раздражение: он стал для меня чужим.
Мне не хотелось опять возвращаться сюда, ввязываться в
политические интриги, видеть самодовольные рыла
сторонников режима. Но и в Москве все поиски для моей
работы пока ничего положительного не дали. И я оказалась в
какой-то безвыходной ловушке. Я металась по квартире,
бралась то за одно, то за другое, и все бросала, все у меня
валилось из рук даже в буквальном смысле. Неловким, резким
движением я смахнула со стола хрустальный бокал - подарок
Лукича. И мне со страшной силой захотелось быть с ним
рядом, с моим Егором, с моим счастьем и горем. И ближе к
вечеру я быстро собралась и поехала в Москву. Сразу с
572
вокзала на метро я доехала, как обычно до "Охотного ряда" и
уже через пять минут была на Брюсовом. Но вот результат
спешки: второпях я оставила в Твери ключ от квартиры Лукича.
Позвонила в дверь - молчание. Раз, другой - тишина. Значит,
нет дома. Но все же от центрального телеграфа позвонила по
телефону. И снова молчание. Значит, он на даче. Я быстренько
на вокзал, что бы поехать на дачу - дело шло к вечеру, солнце
уже почти касалось горизонта. До темна надо было добраться
до поселка. На поезд успела за пять минут до отправления.
Вошла в вагон запыхавшись, и вдруг сзади чья-то рука жестко
легла мне на плечо. Рассердившись, я оглянулась. Ба!
Виталий Воронин. Я была рада: значит он проводит меня до
дачи Лукича, потому что солнце уже опустилось за горизонт.
Всю дорогу мы с Виталием проговорили. Вернее, говорил в
основном он, рассказывал, как он учился в Литературном
институте, какие там свободные нравы.
В поселок мы пришли уже в темноте. Сразу, на что я
обратила внимание, это отсутствие света в окнах дачи Лукича.
На калитке висел замок.
- Приехали, - сказал Виталий, но не с досадой, а как
будто даже с радостью.
Такого обстоятельства я не только не предполагала, но и
не могла предвидеть. Сразу возникло несколько неприятных
вопросов. Во- первых, что с Лукичом? Где он может быть? И я
тут же успокаивала себя: задержался у кого-нибудь из друзей.
Сегодня он меня не ждал. Второй вопрос посерьезней: как
теперь добраться до электрички и потом до Москвы или, что
еще хуже до Твери. Вся надежда на Воронина: он проводит
меня до электрички. Но через минуту и эта довольно зыбкая
надежда рухнула в темноту.
- Надеюсь, Виталий, ты меня проводишь до
платформы?
- Как? Зачем? В такую темень. Ну приедешь в Москву, а
Лукича все еще нет. Что тогда?
- Тогда в Тверь, - не очень твердо сказала я.
- Да ты опоздаешь на последний тверской поезд.
Он был прав: не успею.
- Так что же мне делать? - с досадой проговорила я.
- Подумаешь, проблему нашла. У меня переночуешь.
Моих нет, они в Москве.
- А если приедут? - почему-то обеспокоилась я.
- Как это они приедут, когда только что отправили меня.
Жена появится только послезавтра, а дочь и того позже.
573
- Мм да, - процедила я. - У меня, кажется, нет выбора.
- А зачем тебе выбор? Ты что боишься меня? Я
совершенно безопасный. Выделю тебе отдельную комнату и
пожелаю приятных сновидений. Может и Лукич приснится,
может и я.
Дружеский тон, миролюбивые слова меня успокоили. В
конце концов он же приятель Лукича. Правда, я тут же
вспомнила другого приятеля Лукича - Игоря Ююкина. Но там
дело происходило днем. А здесь - целая ночь. Я подумала:
будь что будет, посмотрим.
- Ладно, пошли.
Меня немного настораживало слишком приподнятое
настроение Виталия, его открытая радость. Когда вошли на его
дачу, он все с тем же возбуждением провел меня по всем
комнатам, а их было четыре и сказал:
- Выбирай себе любую, какая тебе больше нравится и
располагайся. Вот эта комната жены, эта дочери, там мой
кабинет, там гостиная. А пока давай попьем чайку.
Я предпочла комнату дочери, осмотрела его кабинет с
приличной библиотекой, в которой целая полка книг с
дарственными автографами, а также сборники стихов самого
Воронина. Среди них прекрасно изданный том "Избранных" с
портретом поэта. Мужественное лицо, уверенный взгляд. Чем
не "производитель", мысленно подумала я и рассмеялась. И
тут послышался сзади голос:
- Что смешного нашла?
- Лицо очень строгое и вдохновенное, - сказала я и
протянула ему томик.
- Тебе нравится? Я тебе подарю.
Он сел за письменный стол и энергично неровным
почерком накарябал: "Ларисе Малининой. Прекрасная Чайка,
давай не скучай-ка, мы оба не будем скучать". И пригласил
меня на кухню, где на столе стояла бутылка вина и нехитрая
закуска: колбаса, свежие огурцы и помидоры. Вино мне не
нравилось, но он его нахваливал и настойчиво предлагал пить,
потому, что, как он утверждал, оно целебное. Я догадывалась:
он старается напоить меня, и я говорила, что вино его -
"самоделка", и оно мне не нравится. Тогда он быстро извлек
откуда-то уже на половину опустошенную бутылку водки и
предложил:
- А в самом деле: водка плохой не бывает. - Я наотрез
отказалась. Вино его все же действовало. Мне было весело и
забавно смотреть, как он суетливо петушился. Он все же налил
574
себе водки и, высоко подняв рюмку, торжественно
провозгласил:
- За тебя, Лариса прекрасная! Ты мне очень нравишься.
У поэтов особое чутье на женщин. Только поэт может по-
настоящему оценить красоту.
Он сверлил меня влажными хмельными глазами. И, как
заправский выпивоха, выпил до дна и даже не поморщился.
Он явно рисовался и был крайне возбужден. Меня это начало
настораживать. А он предложил:
- Хочешь послушать стихи?
- Твои?
- Конечно мои.
- Читай. Буду слушать внимательно.
Он прочитал с пафосом, и, как я ожидала, "любовную
лирику", явно посвященную кому-то из поклонниц. Прочитав
два стихотворения он спросил:
- Ну как? Я не усыпил тебя?