Страница 172 из 207
друга, что научились читать мысли. Она впилась в меня таким
пронизывающим взглядом своих рысьих глаз, что я не
выдержал, и все ей рассказал. Ее охватило волнение, даже
беспричинный страх. Все мои попытки успокоить ее она
решительно отвергала. Тут же собрались и мы ушли с пляжа в
дом Никитиных. Она очень огорчилась и готова была
немедленно возвращаться в Москву. Не действовали на нее и
уговоры Александра Петровича. В разгоряченном мозгу она
уже рисовала жуткие картины. Я знал чего она больше всего
боится: своих родителей, для которых может открыться наша
тайна. Она попросила постараться достать билеты на самолет
на ближайший рейс. В разгар сезона сделать это было не
легко. И все-таки нам удалось заказать билеты на самолет,
вылетающий через три дня. Ни о каком Севастополе Лариса и
слышать не хотела. По ночам она в невероятном напряжении
568
прижималась ко мне, словно искала у меня защиты от
неведомой беды. Я, как только мог, старался утешить ее. А
она, целуя меня, жалобно шептала:
- Родной мой, единственный Егорушка... Я очень боюсь
потерять тебя. Я не знаю, как я буду без тебя...
- Но почему ты должна меня терять? Что за причина, -
недоумевал я.
- Я знаю: злые люди хотят нас разлучить. У меня
предчувствие.
И надо же было такому случиться: за день до отлета,
сделав прощальный визит морю, после полудня мы сидели
вдвоем с Ларисой за столиком пляжного кафе, пили вино и ели
мороженое. За соседним столиком молодая парочка тоже
развлекалась вином и мороженым. Я даже не обратил
внимание, когда к ним подсел, судя по их недовольству,
посторонний человек среднего возраста, одетый в светлый
костюм и черную рубаху с пестрым галстуком. Лариса его
заметила раньше меня, вздрогнула, засуетилась и побледнела.
- Что с тобой, моя дорогая? - буквально опешил я.
- Посмотри на тот столик. К той паре подсел тип. Это
знаешь кто? - голос ее дрожал. - Это тверской хмырь, тот
самый Трапер, владелец бульварной газетенки и бизнесмен.
Давай, зови официанта, рассчитываемся и уходим.
- Почему? Ну и черт с ним, плевали мы на этого Трипера,
- Я нарочно исказил его фамилию. - Чего нам бояться? Мы что
- нелегалы какие?
- Нет-нет, Егор, уходим.
И мы ушли. Эта встреча еще пуще расстроила Ларису. За
прощальным ужином, который нам устроили Никитины вместе
с Сергей Сергеевичем, Лариса почти ничего не ела, но вместо
вина, к удивлению хозяев, выпила две рюмки коньяка, пояснив
это так:
- Хочу перед отлетом выспаться. Последние ночи меня
мучила бессонница.
Сергей Сергеевич улучив момент сказал мне, что с тех
пор фотографа он не видел, куда-то исчез.
Спать мы легли раньше обычного, учитывая время
вылета самолета. На этот раз она уснула быстро, лежа на
моей руке. Я чувствовал, как сильно стучит ее сердце и
пытался считать пульс. Он был ровный, хотя удары его были
сильней обычного. Во втором часу ночи она вдруг взметнулась
и сильно в ужасе вскрикнула "Егор!"
569
- Что с тобой, девочка? - Я нежно обнял ее и прижал к
своей груди. Она вся дрожала, прильнув губами к моему лицу. -
Тебе приснился дурной сон?
- Со мной это впервые. Я очень кричала? Мне
приснилась сильная буря, мы шли с тобой и вдруг откуда-то
возник ураган, в образе какого-то чудовища, и он нас
разъединил и унес в разные стороны. Я потеряла тебя. Я
кричала, звала тебя. Мне было жутко. - на все еще не могла
успокоиться, прижимаясь ко мне горячим, нежным и таким
родным телом. Я успокаивал ее, как только мог. А она
дрожащим голосом взволнованно шептала: - Теперь ты со
мной, и ничто нас не разлучит. Я знаю, я верю, ты мой вечный.
- Успокойся, милая, постарайся уснуть.
- Как прилетим в Москву, сразу сходим в церковь. Там, у
твоего дома, в Брюсовом переулке. Пойдешь со мной? Я
давно мечтала сходить с тобой в церковь.
- Хорошо, обязательно сходим.
- Ты же верующий, и предки твои были глубоко
верующими.
Она права, в глубине души я был истинно верующим в
единого создателя, творца Вселенной. Не могла же из хаоса
стихийного, без воли Творца, возникнуть такая гармония даже
на одной планете, как наша Земля. Гармония нерукотворная,
мудрая и прекрасная, в которой самое великое и святое -
жизнь. Из хаоса мог родиться только хаос. Нет, вера во
Всевышнего всегда жила в моей душе, даже тогда, когда
бесновались антихристы и рушились храмы.
До Москвы мы добрались благополучно. Лариса
позвонила в Тверь, разговаривала с отцом. Тот уверял ее, что
дома все по- прежнему, и спросил ее, когда она появится.
- Есть некоторые вопросы, о которых не по телефону -
так что приезжай, не откладывая, - под конец разговора сказал
он.
И опять Лариса насторожилась: тон, которым говорил
Павел Федорович, она нашла не обычным: сухим и
сдержанным. В церковь мы решили пойти на другой день.
Благо это был большой православный праздник - Успение
Богородицы. Службу в этот день отправлял сам владыка
митрополит Питирим. С этим архиереем - в миру Константин
Владимирович Нечаев - я был немного знаком. Один из
образованнейших церковнослужителей, истинный патриот
Отечества в начале горбачевской "перестройки" он был
570
жестоко оклеветан жидовскими "демократами". Его дед и отец,
как и мои предки, были священниками. Красивый, высокий,
обаятельный, обладающий широкой эрудицией, безупречной
культурой, профессор-богослов, он пользовался большим
авторитетом среди средних слоев духовенства. Небольшая
церквушка в Брюсовом переулке была одним из его приходов.
Мне редко приходилось бывать в храмах, иногда по
большим праздникам - на Пасху или Рождество. И я был очень
доволен, что Лариса предложила мне сходить на литургию.
Народу было не много. Все-таки разгар лета, и москвичи
предпочитали проводить время за городом. Мы купили свечи и
поставили их, как и полагается. Лариса была моим
руководителем, как профессионал в церковном деле. Я все
повторял за ней, крестился, прислушивался к проповеди
владыки и смотрел не столько на иконостас, сколько на
Ларису, на ее чудесное преображение. Передо мной была
какая-то другая Лариса: просветленная, возвышенная, с
сияющим блаженством лицом. В глазах ее, тихих и мягких,
струилось смирение и благоденствие. И вся ее фигура
казалась мне легкой, воздушной, и тогда мне вспомнились
слова, сказанные по ее адресу то ли Ворониным, то ли
Ююкиным, что в ее образе есть что-то евангельское. Мне
приятно было находиться рядом с ней, ощущая ее тепло и
блаженство. И в моих глазах она приобретала не просто
земную любовь, а нечто возвышенное, мною недосягаемое. Ее
глубокая вера раскрывалась здесь с ангельским благочестием
и не земной духовной красотой. Она была окружена аурой
счастья.
Когда мы вышли из церкви, она спросила нежным,
милым голосом:
- Ты доволен?
- Я рад, я счастлив. Спасибо тебе, родная моя девочка, -
с искренним восторгом ответил я и прибавил, взяв ее руку: - Ты
меня чаще приглашай на такое...
Для меня это было, как приятное открытие. Вообще
Лариса часто радовала меня своими открытиями: каждый ее
приезд в Москву меня чем-нибудь радовал, удивлял: она
всегда была "новой", не зацикленной на чем-то постоянном,
неизменном. В таких случаях я вспоминал Альбину и
сравнивал. Та была постоянной: я знал ее привычки, манеры,
даже жесты и слова, которые она мне скажет. Альбина
блистала одним цветом, пусть даже золотым. Лариса сверкала