Страница 155 из 207
не опубликованное.
И удивительно: эти стихи в его исполнении звучали как-то
непривычно, однотонно - певуче и мягко, словно ласкали. И я
понял: он читает их для Ларисы, которая ему приглянулась. Он
хотел ей нравиться, хотел обратить на себя ее внимание.
Самоуверенный и самовлюбленный, он считал себя
неотразимым сердцеедом перед чарами и поэзией которого ни
одна интеллектуальная девица не устоит. По этому поводу я
иронизировал: "Ты не прав, Виталий, интеллектуалки более
устойчивы, чем дуры". Он не обижался. Ларису он считал
интеллектуалкой, хоть и познакомился с ней только вчера в
театре. На Ларису "клал глаз" и думский депутат, который
старался выдать себя за важную государственную персону.
Лариса сидела между депутатом и Ююкиным, за которым
неустанно бдила Настя, и потому художник вел себя довольно
скромно, оставив свою соседку на присмотр думца, который ни
на минуту не оставлял пустым ее фужер и все чокался о него
своей рюмкой с коньяком, предлагая ей выпить. Его излишнее
внимание к Ларисе явно не понравилось Лукичу, и тот без
всякого повода съязвил:
- У вас в Думе уж больно важничают. А важность - это
маска посредственности. Вы обратили внимание: серенькие
птицы лучше поют, чем пестрые, с разукрашенным опереньем.
Самый главный певец - соловей, он внешне совсем
невзрачный. За то голос! Божественный. А пестрая сойка
512
вместо песни издает скрежет и визг, будто ей на хвост
наступили.
- А иволга! - вставил я. - Прекрасный голос-флейта. И
оперенье, что надо: золото с чернью. Очарование!
- Это исключение, - возразил Лукич. - Да к тому же она не
здешняя, приблудная, из теплых краев южного полушария.
Спорить с Лукичом было трудно: в птицах он хорошо
разбирался, знал их жизнь, повадки, привычки. Воронин сидел
напротив Ларисы и злился на депутата. Что б отвлечь на себя
внимание Ларисы, он предложил послушать шуточные стихи
своих друзей-поэтов. Сначала прочитал Феликса Чуева:
Хоть усыпь ее, Несмеяну,
Грудой золота, серебра, -
Все равно будет жить с Иваном,
А любить будет Петра.
Это тянется беспрестанно,
Независимо от поры,
И опять родятся Иваны,
Потому что живут Петры.
Ему дружно похлопали. Тогда он прочитал Василия
Федорова:
- Не изменяй! - ты говоришь любя.
- О не волнуйся. Я не изменяю.
Но, дорогая,... Как же я узнаю,
Что в мире нет прекраснее тебя?
Он читал, не сводя проникновенного взгляда с Ларисы.
Он мысленно целовал ее, и она улыбалась вместе со всеми.
Она любила поэзию, Виталий это понял, как понял и то, что он
завоевал аудиторию и прежде всего Ларису и уже
разгоряченный не мог остановиться. Выждав, когда умолкнут
наши дружные хлопки, не садясь, он принял гордый вид
победителя и сказал:
- И еще последнее, самое короткое, но самое мощное:
На разлуке, на муке стою...
Вот и все, вот и время проститься.
И целую я руку твою,
Как крыло улетающей птицы".
Он через стол протянул свою руку к Ларисиной руке, она
от неожиданности инстинктивно подала ему руку, и он
поцеловал ее нежно и трогательно. Лариса растерянно
взглянула на Лукича и смущенно потупила глаза. Мы опять
поаплодировали, все, кроме Лукича. Он сидел на торце стола
рядом со мной и в полголоса проворчал в мою сторону:
513
- Видал, как заливается... соловьем залетным.
- А ты не нервничай, - лихо ответил я. - Обычное дело:
под хмельком мужики ослабляют тормоза эмоций.
- Расслабленные тормоза чреваты аварией.
- В данном случае авария не грозит. Будь спокоен и
радуйся, гордись, что она всем нравится. Даже Артему.
Посмотри на внучка, он с нее восторженных глаз не сводит.
- И правда. О, шельма, - добродушно заулыбался Лукич.
- Хотя ему-то и не грех: возраст любви. А эти... кобелины...
- Да ты никак всерьез ревнуешь?
Эти мои слова Лукич оставил без ответа. Он обратился к
Баритону:
- А не пора ли нам перейти к вокалу, как, Юра?
- Я созрел, Егор Лукич. Давайте заявку?
- Наши любимые романсы. Начни с "О, если б мог
выразить в звуке". Я не смогу, а ты попытайся выразить... в
звуке. - Скользящим взглядом он коснулся Ларисы и
остановился с улыбкой на Баритоне.
Юра - а мы все его между собой звали не иначе, как
Баритон, обладал красивым, мягким, лирическим баритоном и
очень выразительной, кристально чистой дикцией. В свои не
полные сорок лет он прекрасно выглядел, стройный, высокий,
с хорошими манерами. Года два тому назад он разошелся с
женой, артисткой эстрады, по причине тощего кошелька: он в
условиях капитализма не мог обеспечить притязательной
супруге достойную, как она считала, ее жизнь. Случай
банальный: она ушла к "новому" и совсем не русскому. У
Лукича было пианино, купленное для Эры, которая, впрочем,
редко открывала клавиатуру. Аккомпанировала Юрию его
подруга и его постоянный в сольных концертах аккомпаниатор,
тоненькая, как тростинка, большеглазая блондинка на вид лет
двадцати с небольшим. Как сказал мне Лукич, по
совместительству она была то ли невестой, то ли
возлюбленной, а возможно и просто любовницей Баритона.
Мы с удовольствием слушали романсы в исполнении
Юры. Они касались лично каждого из нас в той или иной
степени. У каждого задевали чувственные струны, вызывали
воспоминания. После первого романса Юра исполнил еще
два: на слова Пушкина "Я вас любил" и Тютчева - "Я встретил
вас". Когда он кончил, Игорь Ююкин вдруг вышел в центр
комнаты и торжественно огласил:
- Господа товарищи! Однажды мне посчастливилось на
волжском теплоходе впервые услышать совершенно
514
божественный романс "Не уходи" в исполнении
очаровательной Ларисы Павловны. Давайте попросим ее
доставить нам радость и наслаждение.
Конечно, мы все дружно присоединились к просьбе
Игоря, Лариса здесь была кумиром, она понимала, что
нравится мужской компании, а женщин было всего три - кроме
Ларисы Настя Ююкина, да пианистка, которую плотно опекал
Баритон. Ларисе, как и любой нормальной женщине,
нравилось нравиться. Она не сразу откликнулась на зов Игоря,
слегка пококетничала, скромно посмущалась, украдкой
поглядывая на Лукича, словно ожидая его разрешения. И он
благосклонно соизволил:
- Пожалуйста, Лариса, уважь публику, - ласково попросил
Лукич. В доме не было нот романса "Не уходи", без нот
партнерша Баритона аккомпанировать не могла. Получилась
заминка. Но Игорь подсказал:
- Спойте, как на теплоходе - под аккомпанемент гитары.
Лукич - вы же отлично аккомпанировали.
Лукич, кажется, только того и ждал, его не надо было
уговаривать. Он сходил в кабинет за гитарой, важно уселся на
диване, кивком головы позвал к себе Ларису и ударил по
струнам. Я слушал Ларису на теплоходе, - мне нравилась
манера ее исполнения, нравился голос. "Не уходи" был,
очевидно, ее любимый романс. Пела ее душа,
исстрадавшаяся, тоскующая и жаждущая любви искренней,
страстной. Казалось, она не поет, а покрывает поцелуями уста
и очи и чело любимого. Пение ее завораживало, увлекало в
дивный мир несбыточных желаний и грез. Она зачаровывала
не только своей молодостью и благородной статью, не только
пением, но искренним естеством и неподдельным
целомудрием. Ее гибкая фигура, вдохновенное лицо - вся она