Страница 153 из 207
женщина, - философски произнес Лукич. - Она может покорить
и отпетого деспота и богатыря.
505
- Когда мы любим, все они нам кажутся небесными
ангелами, а угаснет любовь, и ангел превращается в бабу-ягу.
- Не всегда и не все, - возразил Лукич. - Альбина не
превратилась, и я по-прежнему питаю к ней чувства уважения
и благодарности.
- Но ты же знаешь, что бурная любовь неустойчива. Она
легко переходит в ненависть, - сказал я.
- У меня не бурная, у меня основательно осознанная,
ненависть ей не грозит, - ответил Лукич.
- Ну, дай-то Бог. - подытожил я. - Надеюсь, ты меня
пригласил не затем, чтоб я засвидетельствовать, какие дивные
серенады ты поешь своей возлюбленной.
- Да, конечно, - сказал Лукич и поднялся. - Дело вот
какое: завтра в театре будет нечто вроде моего бенефиса.
Будут чествовать и прочая ерунда. Меня это совсем не радует.
Время-то какое: гибнет народ, Россия гибнет. Тут не до
юбилейных торжеств. За автоматы надо браться и Русь от
израильтян спасать. Решили в дирекции все-таки отметить.
Сыграю в двух действиях - в "Булычеве" и в "На дне". И на
этом поставим точку. . Так вот, я пригласил по телефону на этот
вечер очень узкий круг своих друзей: начну с тебя, Ююкиных,
Воронина, известного тебе генерала-авиатора, а так же
депутата, тоже тебе знакомого и солиста из оперы, ты его
знаешь. Кстати, он будет вдвоем, то ли с женой, то ли с
любовницей: она пианистка. И конечно, будет Лариса. Она
приедет прямо с занятий в университете. Договорились, что за
полчаса до начала ты встретишь всех их у входа и вручишь
билеты. Вот за этим я и потревожил вас, ваше степенство.
Надеюсь, милостивый государь, ты не откажешь мне в такой
услуге. Завтра у нас, значит, пятница, а в субботу соберемся у
меня вот здесь и в домашней обстановке по-семейному
отметим мой юбилей. Сбор ровно в полдень, то есть в
двенадцать ноль-ноль. Вопросы есть? Нет. Вот тебе билеты и
действуй.
- Слушаюсь, господин Народный артист! Все исполню,
как приказано!
- То-то. - С деланной важностью пророкотал Лукич и
вручил мне билеты.
Лариса пришла к театру даже раньше меня. Лицо ее
было, как и прежде, строго и торжественно, но в глазах играли
радостные огоньки. Одета она была в длинную черную юбку,
разрисованную белым пунктиром и черную с серебристым
блеском-переливом блузку с длинными рукавами и свободным
506
воротником, обнажавшим красивую шею. Через руку
переброшено черное из тонкого трикотажа легкое пальто.
Вообще, в этом сдержанном, не кричащем, но со вкусом
подобранном наряде, при черных, как крыло ворон, густых
волосах она выглядела очаровательно.
У нас были хорошие места - пятый ряд портера. Лариса
сидела между мной и Виталием Ворониным. Виталий был
явно доволен таким соседством, с ним Ларисе не было скучно,
он безумолчно говорил, будучи в хорошем, даже приподнятом
настроении. Лариса ему определенно нравилась. Я слышал,
как она поинтересовалась у Виталия, почему он без жены.
- Она у меня ревнивая, - полушутя ответил он. - Она
помешала бы мне ухаживать за вами.
- Но ты рискуешь напороться на ревность Лукича, -
вмешался я.
- Лукич там, за кулисами. Он не видит, - живо отозвался
Воронин и, наклонясь к Ларисе, что-то прошептал ей, отчего
она похоже смутилась.
Я ожидал, что перед началом спектакля кто-то выйдет на
авансцену, скажет вступительное слово о юбиляре, сделает
какое-то объявление. Но я ошибся. Занавес открылся
внезапно, и перед нами предстали обитатели ночлежки из "На
дне". И босяк Сатин вдохновенно и убедительно говорил о
свободном человеке. Лукич был прекрасен в этой роли, я бы
сказал - бесподобен. Я видел Сатина в исполнении таких
корифеев МХАТа, как Качалов и Ершов. Но честно скажу -
Богородский им не уступал даже сейчас, уже на исходе своего
творчества. Обычно спокойный, несуетливый, сдержанный в
жестах, он держался на сцене энергично, молодцевато,
полный эмоций и здорового задора. Глядя на него я поражался
и радовался: какая мощь внутреннего огня, откуда взялось
столько духовных сил? Или он хранил и берег их на этот,
особый, случай, чтоб достойно, под занавес, спеть свою
лебединую песню? Я догадывался: он поет ее для Ларисы,
ради нее. Понимала это и она. Я тайком наблюдал за ней.
Сжавшись в пружину, она сосредоточенно и самозабвенно
смотрела на сцену, вытянув вперед голову и даже не
обращала внимания на Виталия, который бесцеремонно
прижимался к ней и пытался что-то шептать ей на ухо. Она
казалась завороженной и отключенной, вобравшей в себя два
чувства: волнения и радости.
В антракте мы прогуливались в фойе, делясь
впечатлениями. Виталий не жалел громких слов по адресу
507
Богородского, притом самым его излюбленным было слово
"мощный". Лариса сдерживала свои эмоции, она лишь молча,
кивком головы, выражала свое согласие с Ворониным. Ко мне
подошел генерал, и к радости Виталия, отвлек меня от
Ларисы. Генерал напомнил, что в понедельник мы должны
встречаться с ветеранами воздушной армии, то есть
Богородский, Воронин и я. Пока мы разговаривали с генералом
мое место возле Ларисы занял депутат Госдумы, из фракции
КПРФ, молодой, разбитной юрист, довольно импозантной
наружности, самоуверенный, но ненавязчиво учтивый. Лариса
привлекала мужиков. Даже почтенный генерал
полюбопытствовал у меня, кто эта "обаятельная особа, на
которую поэт и депутат положили глаз". "Но и ты не стал
исключением, - по-дружески подмигнул я и удовлетворил его
любопытство: - Хорошая знакомая Лукича. Поклонница его
таланта". "Да, талант у Егора от Бога", - согласился генерал.
Устав от бурной атаки Воронина, она, очевидно,
преднамеренно в пику поэту уделяла внимание депутату, и
этим досаждала любвеобильному стихотворцу. После
перерыва во втором отделении дали сцену из "Булычева". И
здесь Богородский показал себя во всем блеске своего
могучего артистического дарования. В эту роль он вкладывал
себя всего до остатка. По своему характеру Булычев был ему
ближе Сатина, привлекательней своей прямотой,
искренностью, открытостью, афоризмами речи: "Одни воюют,
другие воруют. . Воровство дело законное". "Колокольным
звоном болезни не лечат". "Разбогатели от нищего Христа".
"Хороших людей мало. Хорошие редки, как фальшивые
деньги". Эти и им подобные фразы Лукич произносил с особой
интонацией, чтоб они накрепко входили в душу, врезались в
память и долго звучали в сознании. Зал восторженно
аплодировал. Последняя сцена проходила уже без Лукича, и
он появился вместе с другими актерами перед закрытием
занавеса но уже без грима в черном парадном костюме, на
лацкане которого сверкали золотом две медали сталинского
лауреата, орден Ленина и орден Трудового Красного знамени.
Официальный представитель власти жестом руки попросил
внимания зрителей, подошел к микрофону и зачитал указ
президента о награждении Народного артиста России Егора
Лукича Богородского орденом "За заслуги перед Отечеством
второй степени". В зале раздались вялые хлопки, под которые
правительственный чиновник попытался вручить артисту
награду. Но Лукич решительным жестом отстранил от себя
508
чиновника и подошел к микрофону, пророкотал, делая паузы
между словами:
- Господа... товарищи... друзья! - В напряженном,
взволнованном голосе его прозвучали металлические ноты. - Я