Страница 202 из 216
- Куда столько? - проговорил Игорь. - Целый магазин
"Овощи-фрукты". Я еще не съел те, что мама привезла. А
сегодня Валентина Ивановна пополнила мои запасы. И
вообще скажите там всем, чтоб приезжали ко мне порожняком.
И пореже. Зачем лишние хлопоты, беспокойство? Добираться
далеко, время терять.
- Ты на чем ехала? - спросил Олег Валю.
- На электричке, а от вокзала пешочком.
Олег это знал, но вопрос был задан неспроста, скорее
для Игоря, для большей убедительности, что встреча его с
Валей случайна.
- Вот не знал - я б тебя захватил. Я на машине.
- Я могу надеяться на обратном пути воспользоваться
вашим личным транспортом? - шутя сказала Валя.
- Вполне, - ответил Олег.
Итак, из больницы они вышли вместе. В машине Валя,
возбужденная и счастливая, дотронулась до его руки и сказала
ласково и нежно:
- Ты ненормальный. Ты совсем мальчишка, беспечный,
сумасбродный.
- Прости, но я не мог больше, я должен был увидеть
тебя. У меня было такое состояние, что я не мог с собой
совладать.
- Было бы хуже, если б я приехал к тебе домой.
- Ни в коем случае! Галя, кажется, и так что-то
подозревает. Но ты не должен был сюда сегодня ехать. И
никакого партсобрания у тебя в четверг нет, все это ты
придумал для Игоря и Варвары Трофимовны. Родной ты мой
безумец! Ты думаешь, мне не хотелось видеть тебя? Я места
себе не находила. Прости, мы куда едем?
- В гостиницу, в наше "Золотое кольцо". Пообедаем,
посидим в твоем ресторане. Я так соскучился по тебе. Нет, ты
не в состоянии этого понять.
- Да где уж мне понять! Я же сельпо. А ты мосторг, -
безобидно шутила она, и радостная улыбка не сходила с ее
порозовевшего лица.
В уютном зале ресторана они облюбовали свободный
столик, приютившийся у глухой стены. Не виделись всего
полмесяца, а им казалось, что с последней встречи прошел
год. Смотрели друг на друга тающими глазами, говорили какие-
то незначительные, неважные слова, не соответствующие их
взглядам. Валя достала из сумки томик Пушкина и подала
Олегу:- Чтоб не забыть. Это ваш, Галинка брала у Варвары
Трофимовны для Игоря.
Олег взял книгу, открыл с загнутым уголком страницу -
обратил внимание на пометку у стихотворения "Элегия",
прочитал его вслух, признался:
- Удивительно, странно - не помню я этих строк. А
возможно, и не знал. Невежды мы. А ведь это меня касается,
лично, персонально и конкретно: "Порой опять гармонией
упьюсь, над вымыслом слезами обольюсь..." Сколько раз я
упивался гармонией в архитектуре, в творениях великих
зодчих. Именно ее, гармонию, я ставил превыше всего, за что
награждался всевозможными пакостными ярлыками, вроде
"ретрограда", "консерватора". Гармония – душа прекрасного.
Там, где нет гармонии, там не ищите красоты. Не пугайся,
пожалуйста, этого слова - красота. Противники гармонии
осмеяли его, опошлили. Прекрасное всегда было, есть и будет
вершиной человеческого духа.
- "Над вымыслом слезами обольюсь..." - перебила его
Валя. - Сказано просто, изящно и правдиво. Меня касается, как
ты говоришь, персонально. Сколько раз плакала и в театре, и в
кино, и за чтением интересной книги.
- А вот это касается нас обоих: "И может быть - на мой
закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной".
Что-то грустное и светлое сверкнуло в глазах Олега и в
тот же миг отразилось на лице Вали. Он знал, что для него это
последняя любовь, трудная, необыкновенно сложная, со
многими "но". Для него... А для Вали? Для нее, возможно, и не
последняя, хотя сама она так не думает, и тоже трудная и
светлая.
- "Прощальной"? - как-то встрепенувшись, тихо
переспросила она. - Зачем "закат"? И почему "печальный"? Я
не хочу - ты слышишь? Не хочу ни заката, ни печали, ни
прощальной. "Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать".
Эта внезапная искренняя вспышка глубоко тронула
Олега, и ответ на нее она прочла в его молчаливом
очарованном взгляде, выражавшем и радость, и полное
согласие с ней. Ему захотелось прильнуть губами к ее
родниковым глазам, и, подавив это немыслимое желание, он
сказал:
- Завтра встретимся у меня в мастерской. Хорошо? Ты
придешь?
Она кивнула, прикрыв глаза веками, и шепотом
сладостно и проникновенно произнесла:
- "И ведаю, мне будут наслажденья меж горестей, забот и
треволненья".
А он, машинально перебирая рассыпанные страницы
книги, остановил свой взгляд на двух строчках и затем, словно
в ответ на какие-то свои мысли, вслух прочитал:
Служенье муз не терпит суеты.
Прекрасное должно быть величаво.
- Ты слышишь, художник-творец, это опять же касается,
нас с тобой персонально. То, о чем мы только что говорили,
вспомнив Пушкина. Выходит, мы с ним заодно. Мы и Игорь.
Это его пометки: стало быть, легло на душу. Меня это радует.
"Прекрасное должно быть величаво"!
3
В каждой семье свои проблемы, свои радости и беды,
удачи и огорчения. Исключения бывают редки. Даже
благополучные семьи иной раз жизнь берет в такой переплет,
что только держись, чтоб устоять и не упасть, когда
заколышется почва под ногами и начинает рушиться годами
создаваемое и, казалось, незыблемое, такое уютное, обжитое
семейное гнездо. Так было и у Орловых: все шло гладко и
безоблачно, жизнь казалась широкой маршевой лестницей,
устланной мягким дорогим ковром, и лестница эта вела к
блистательной вершине, с которой во все стороны
открывалась необозримая ширь горизонта, заполненная
довольством и благоденствием. На работе у Александра
Кирилловича и Людмилы Борисовны никаких осложнений. Он -
доктор наук, профессор - по совместительству имел полставки
в институте помимо своей основной служебной деятельности -
не работы, а именно деятельности, так как Орлов причислял
себя к деятелям всесоюзного масштаба и надеялся в
недалеком будущем занять пост заместителя председателя.
Его супруга - кандидат наук - возглавляла отдел в НИИ и
мечтала о должности директора, хотя понимала, что шансы у
нее на этот счет невелики: не хватало не столько знаний и
опыта, в изобилии которых Людмила Борисовна не
сомневалась, сколько докторской степени и профессорского
звания. У Андрея все было более или менее: он переживал
период становления, в котором неизбежны всевозможные
осложнения, недоразумения, которые следует считать как
издержки возраста. Недаром же в народе говорят: маленькие
детки - маленькие бедки, взрослые дети - большие беды. Это
известно с сотворения мира. Впрочем, слово "беды" супруги
Орловы небрежно отметали: оно их не касалось. Нельзя же
считать бедой давнишний, первых студенческих шагов,
инцидент из-за Насера и Даяна, связанный с мальчишеским
кровопусканием. Он не имел никаких последствий, был
благополучно улажен и забыт как правыми, так и виноватыми.
Что же касается ранения Игоря, то это была беда для
Остаповых и никак не для Орловых.
Андрей собирался жениться, а это означало, что период
становления в общем-то подходил к концу. Уверенность в этом
вселяла симпатичная, серьезная, во всех отношениях
положительная девушка Оля из благородной семьи: родитель
ее - известный ученый, лауреат и вообще человек достойный и
уважаемый. В принципе вопрос о женитьбе Андрея и Оли был
решен, оставалось уточнить кое-какие организационные
детали, сущие мелочи, пустяки, такие, например, как выбор