Страница 173 из 216
строением среди нескольких старых лип и берез в густой
заросли сирени. Когда-то, в недавнем прошлом здесь стояла
небольшая деревенька в два десятка дворов. Потом жители ее
переселились на центральную усадьбу совхоза, в новые,
благоустроенные дома, постройки разобрали и свезли.
Осталась лишь эта церквушка да глухие заросли сирени вокруг
нее. Они вышли из машины, осмотрелись. Кругом лежала
безмятежная тишина и благостный покой. Ни одной души, и
казалось как-то странно, что в таком безлюдье и запустении
пышно цветет сирень. Что-то кладбищенское напоминал этот
пустынный уголок и умиротворял. Но ни Валя, ни Олег не
хотели умиротворения. В них бушевали страсти, разгорались с
нарастающей силой. Насыщенное радостью раздолье
искрилось, сверкало и звенело: это земля пела сиреневые
напевы. И Олег пел, потому что не мог не петь, и голос его
звучал по-юношески звонко и окрыленно. Он ощутил, как
молодость вернулась к нему, и глаза его сверкали молодо, а
тонкое бледнокожее лицо светилось высоким счастьем. Потом
они читали друг другу поэтические строки, которые, очевидно,
их волновали. Начал Олег:
...Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой... Унынья моего
Никто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит - оттого,
Что не любить оно не может.
Валя ответила в тон:
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется - на душе светло.
Потом снова Олег:
О женщина,
Краса земная,
Родня по линии прямой
Той первой,
Изгнанной из рая,
Ты носишь рай
В себе самой.
- Это Василий Федоров, - сказала Валя и нежно
прильнула к Олегу всем телом, и они в долгом поцелуе
медленно опустились на молодую траву под пышным кустом
сирени. Она отдалась неистово и страстно, желая испить свое
запоздалое счастье до конца. Зрелая, осознанная любовь, где
разум и сердце действуют заодно, толкнула ее на этот
дерзновенный шаг в первый и, возможно, в последний раз в ее
жизни. Это не была мимолетная, безрассудная вспышка. Во
всех ее действиях и поступках сквозили изящная
непринужденность и кроткая покорность. Глубокая и цельная
натура, она отдавала отчет своим поступкам и не очень
заботилась о последствиях. Просто о них она сейчас не хотела
думать. Она смотрела на Олега ласково и умиленно ясным
преданным взглядом. И вдруг, словно опомнившись,
заговорила тихим мелодичным голосом, закрыв пунцовое лицо
ладонями:
- Какой кошмар... какой кошмар. Со мной такого никогда
не случалось... Никогда.
Но в словах ее и голосе не звучали ни укор, ни
раскаяние. Нет, она не чувствовала себя ничтожной и жалкой.
Просто внутренняя тревога породила в ней изумление и
смятение. Она назвала его "возлюбленным". Это слово
пришло к ней нежданно-непрощенно, и она обрадовалась ему:
в нем было нечто оправдательное. Валя знала: возлюбленные
были и тысячу лет назад, во все времена и эпохи, - в этом есть
какая-то неотвратимая закономерность интимной жизни,
естественная потребность чувств, компенсация за ошибки и
легкомыслие молодости.
Олег называл ее разными ласковыми именами, и все они
казались ему обыкновенными, недостойными любимой. Тогда
он машинально шептал есенинские строки, которые она
только что читала:
- "Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло..." А знаешь,
Валенька, ты похожа на иволгу. У тебя такой же мелодичный
голос флейты. Да, да, у тебя редкостный по тембру,
неповторимый голос. Хочешь, я буду звать тебя Иволгой?
Она отрицательно покачала головой.
- Тогда я буду звать тебя на грузинский манер. У них есть
знаменитая песенка Сулико. Тамару они ласкательно
называют Тамарико или Томико, Анну - Анико. А ты - Валико.
Хорошо?
В ответ она приветливо улыбнулась своей жемчужной
улыбкой, а влажные глаза ее исторгали счастье.
Где-то совсем рядом, в кустах сирени, чокнул соловей и
поперхнулся. Должно быть, пробовал голос, да не ту ноту взял.
Солнце уже, миновав запад, спускалось к северо-западному
горизонту. От церкви легла широкая тень, окрасив траву в
темно-зеленый цвет.
- Ночью соловей здесь даст концерт, - сказал Олег и
после небольшой паузы спросил: - Где будем ночевать - здесь
или в Подгорске?
- Если есть шансы послушать концерт, то лучше здесь.
И они слушали. Соловей оказался на редкость
голосистым и неиссякаемым, словно он знал, для кого поет, и
потому старался, оправдывая свое звание доброго спутника
влюбленных. В густо роившемся звездном небе огоньком
сигареты плыла яркая точка. Они оба догадались: это спутник.
И все же небо по-прежнему оставалось таинственным, а
звезды загадочно-манящими. Упоительный воздух пьянил.
Появлялось желание оставить в памяти сердца
неприкосновенными впечатления сегодняшнего дня.
Несмотря на теплый день, после полуночи стало свежо,
даже прохладно. Спать улеглись в салоне "Жигулей". Соловья
слушали долго и молча. Под его пение думали - каждый о,
своем. Олег думал о Варе: виноват ли он перед ней? У них уже
давно не было физической близости, не было и чувств. Что их
связывало? Семья, долг, брачное свидетельство? Он
попытался вспомнить, как, когда и почему между ним и Варей
образовалась пропасть. Началось не сразу, не вдруг, а как-то
незаметно, постепенно, с маленькой трещины. У Вари были
поклонники. Видная, симпатичная женщина, в которой жила
гармония души и тела, она нравилась мужчинам, но повода
для ухаживания не давала. Впрочем, были в ее жизни два
серьезных увлечения. Однажды приняла ухаживание
журналиста, который потом, как она сама убедилась, оказался
человеком мелким и трусливым. Второй раз увлеклась
артистом. Олег ревновал. А после смеялся над самим собой:
нашел, к кому ревновать.
Встречались и на его пути женщины, которые ему
нравились и ждали от него взаимности. Но у него не было к
ним глубокого, сильного чувства: нравились, да и только.
Самое большое, на что они могли рассчитывать, - легкий
флирт. Среди них были и красивые, и умные, и даже
талантливые. Возможно, красивее, умнее и талантливее Вали.
Но лучше ее - не было. Потому что Валя особенная, не такая.
А какая? Он с трудом подыскивал слова для ответа: нежная,
чистая, светлая, честная, добрая. Этими словами ее
достоинства не исчерпывались.
Ну а Варя? Разве она не достойна тех же эпитетов? Ведь
любил же он ее. Пусть не такой, как сейчас, пусть первой,
юношеской, бесшабашной и безрассудной любовью. Но ту
любовь они не уберегли, не сумели. А любовь требует
постоянного к себе внимания, ее все время нужно наполнять
новым содержанием. А они... Да что теперь об этом говорить!
Он во всем винил Варю, и прежде всего в черствости и
сухости, в невнимательности и эгоизме.
Примерно в том же направлении текли Валины думы в
эту соловьиную ночь. С той лишь разницей, что в отличие от
Олега, который еще не успел задать себе один из сложных
вопросов или откладывал его на потом, Валя задала себе этот
вопрос: а что же дальше? Как им соединить свои две любви в
одну? И возможно ли это практически? У Вали появилось
желание принести себя в жертву во имя такой
необыкновенной, невиданной любви. Но она сомневалась, что
Олег примет эту жертву. Он не из тех.
Потом говорили о судьбе, о жизни, о счастье. Они были
счастливы и не хотели понимать, что счастье к ним заглянуло
поздновато, что немного отмерено ему времени. Они знали,