Страница 171 из 216
выставить на площади, - не спросил, а утвердительно сказал
председатель исполкома. Архитектор не ответил. Он
продолжал свою мысль все так же угрюмо и глухо, не отрывая
холодно-важного взгляда от стенда:
- Вообще, применение здесь формы аспид очень смело,
оригинально и спорно. Я бы и второй терем делал таким же.
Знаете ли, эти вогнутости ведут к потере полезной площади.
- Потери ничтожны, зато... - сказал Олег, нарочито не
закончив фразы.
. - А мне нравится, - вдруг высказался председатель
исполкома. - Прекрасная будет гостиница. Она украсит наш
город и, главное, органически вольется в сложившийся
ансамбль центра.
- Присоединяюсь к мнению предыдущего оратора, -
шутливо заулыбался секретарь горкома и, подняв взгляд на
архитектора Энска, заговорил уже серьезно: - Валентин
Николаевич правильно заметил: если убрать все, что вы
предлагаете, значит, оставить здание нагишом. Оно не будет
смотреться, не вызовет никаких эмоций. А это будет
действовать, притягивать внимание, радовать. Незаметно
будет вселять чувство радости, гордости, вызывать в памяти
исторические картины. Нет, Олег Борисович, вы прекрасно все
сработали. И мы постараемся, сделаем все возможное, чтоб
этот проект воплотился в жизнь. Вот я был в Абхазии, в
цитрусовом совхозе, которым руководит долгие годы опытный
цитрусовод Кирия. У них на территории прекрасный Дворец
культуры с колоннадой, напоминающий Парфенон.
Находились спецы, говорили товарищу Кирия: "Зачем
колонны? Излишество!" А Кирия отвечал, и вполне резонно:
"Уберите колонны, и что будет? Хлев!" Вот так-то, дорогой
зодчий! - закончил он, обращаясь к архитектору Энска.
- Но не обязательно украшать. Красоту могут создать
пропорции, - ответил архитектор.
- Пропорции и гармония, - сказал молчавший до сих пор
Олег. Он как бы примирял спорящих. - Независимо от того,
гладкий будет фасад или декоративно оформленный, нужно
добиться выразительности и ясности. Ведь мы должны
удовлетворить запросы и вкусы не только своих
современников, но и граждан будущего. Здания строятся не на
десятилетия. Это не фильм-однодневка, и даже не картина,
которую можно не смотреть, и даже не монумент, который
можно убрать, заменить другим. Уродливое здание не
снесешь, пока время его не разрушит. Мы часто говорим, что
архитектура - это застывшая в камне музыка. Гете назвал
архитектуру безмолвной музыкой. Я думаю, что такое
определение не совсем точно. Прекрасная архитектура
способна высекать в душе человека музыку.
Обсудив некоторые частности и отказавшись от кофе,
который предложил хозяин, гости уехали. Олег и Валя
остались одни. Олег усадил Валю на широкую тахту и пошел
готовить кофе, говоря:
- Гости отказались, а мы с тобой попьем.
- Помочь? - предложила Валя.
- Лучше в оформлении гостиниц, - с веселой улыбкой
ответил Олег. - Ты прости меня, что я без твоего согласия не
только объявил тебя художницей, но и сюжеты за тебя
придумал, и все прочее: палех, резьбу по дереву. Это все еще
подлежит обсуждению, все в твоей власти, и я не посмею
вторгаться в твои сферы.
- Да что вы, по-моему, это так интересно! Я слушала вас
и уже представляла... огненно-золотистые картины.
- Вот и хорошо, я знал, что ты меня поддержишь,
надеялся на твою помощь. Эх, Валенька, мы с тобой такое
здание соорудим в Энске! Как верно заметил их
градостроитель, это будет вызов. Ну а кому и чему - пусть
каждый, кто имеет голову, разумеет по-своему.
- Но почему я ничего не знала об этом проекте?
- Извини, не хотел тревожить, ворошить все мерзости,
которые происходили на обсуждении.
- И Брусничкин выступал?
- Сам - нет, помалкивал. Он был главным дирижером. В
каждом выступлении явственно звучал голос Леонида
Викторовича.
Олег поставил возле тахты, на которой сидела Валя,
круглый журнальный столик, водрузил на него сахарницу, банку
с растворимым кофе, вазу с сушками, сухарями, печеньем и
конфетами. Сам сел не на тахту, а в низкое кресло напротив
Вали. Сказал:
- Нашу сегодняшнюю встречу следовало бы отметить
хорошей бутылкой вина. Но я за рулем. А как ты?
- Одна? Нет, благодарю.
Пили кофе с сушками. Впервые они оказались вдвоем.
Прежде Валя всячески избегала такой встречи. Сейчас им
никто не мешал просто смотреть друг на друга доверительно и
нежно. Оба они давно думали об этой встрече, ждали ее: Олег
с нетерпением, Валя с тревогой. Его восхищенный, полный
нежности взгляд смущал Валю, она видела в этом взгляде и
неистовое увлечение, и страстное желание. Последнее пугало
ее, порождало в душе смятение, напряженное и радостное.
Она задыхалась от обуревающих ее чувств. Всем сердцем,
всем существом она принадлежала ему, но тело ее
сопротивлялось, оно не было готово сделать последний шаг.
Валя сказала себе самой торопливо и лихорадочно: если это
случится помимо ее желания, она не простит ему, во всяком
случае, он многое потеряет в ее глазах. А это будет печальная
потеря - прежде всего для нее.
Олег отодвинул в сторону столик с пустыми чашками и
сел на тахту рядом с Валей.
- Я вымою посуду, - сказала она и попыталась встать. Он
удержал ее, осторожно положив руки ей на плечи и устремив
на нее глубокий, всеобъемлющий взгляд, в котором
отражались бездонная синева, ожидание, надежда и страсть.
- Я это делаю сам.
Горячими руками он ощущал, как дрожат ее беспокойные
плечи, и вспомнил: так дрожит зажатая в руке пойманная
птичка. Ему казалось, что под напором обуревающей страсти
он начинает терять над собой контроль. Она повернулась к
нему мягко и послушно - маленькая девичья грудь ее
вздымалась, тонкие прозрачные ноздри трепетали, а
взволнованное лицо и блестящие родниковые глаза
выказывали глубокое, сосредоточенное чувство любви. Олег
взял в свою руку ее маленькую, почти детскую руку, в которой,
однако, ощущалась физическая сила и твердость, и поднес к
своим губам. Почувствовав прилив нежности, Валя порывисто
прильнула к нему, и губы ее коснулись его горячего лица. Он
обнял ее бережно в долгом поцелуе, и голова ее коснулась
подушки.
- Не надо, ради бога, очень прошу, не сейчас, - умоляюще
шептала она, глядя на него в упор, и взгляд ее проникал ему в
душу. Он почти физически ощущал его. Что-то далекое,
непознаваемое, непостижимое и прелестное виделось Олегу в
этом самом дорогом, самом близком ему человеке.
Олег отпрянул, словно опомнившись, виноватый и
пристыженный, опустил голову, сжав ее руками. Потом
повернул к Вале пунцовое лицо и прошептал искренне и
нежно:- Прости, родная.
Какая-то голодная тоска и смущение прозвучали в его
голосе и отразились в глазах. Валя молча закивала, отдаваясь
чувству восторженной радости и душевного просветления.
Олег поднялся, набросил на плечи серый пиджак, сказал
негромко и ласково:
- Ну что, поехали в Подгорск?
- Да, поехали, - прошептала Валя и неожиданно для
Олега обхватила его шею обеими руками и поцеловала в губы
неистово и яростно. Затем, взяв свой планшет с эскизами, так
же стремительно направилась к выходу.
3
В Подгорск они приехали пополудни. Июньское солнце
ослепительно отражалось в золоченых маковках соборов, и
радужные нимбы вокруг них сливались в яркое торжественное
сияние. Высокая колокольня, устремленная в лазурную высь
золотой короной, царственно и величаво главенствовала над
древним городом, в котором странно соседствовали