Страница 149 из 216
исторических памятников, в том числе и грандиозный памятник
в честь победы над Наполеоном, построенный на народные
деньги. Это была величайшая глупость, если не
преднамеренный, сознательный вандализм.
Начав так, он как бы заинтриговал слушателей. Он
говорил спокойно, вдумчиво, делая паузы. Его никто не
перебивал.
- Вспомним, как складывался архитектурный облик
Москвы. Сначала были усадьбы с продуманной планировкой.
Они создавали своего рода архитектурные ансамбли. Затем на
них наслаивалась торгово-ремесленная окраина. Здания эти
возникали стихийно, без плана. Они не увязывались ни с
соседними строениями, ни с окружающей средой. Создавался
хаос. А ведь до них - я имею в виду восемнадцатый век и
начало девятнадцатого - даже не связанные между собой
усадьбы создавали стилистическое единство. А потом в это
единство ворвался хаос отдельных разностильных зданий.
Каждый строил, как умел, не считаясь ни с чем. Мой дом - как
хочу, так и строю. В Москве, пожалуй, был один-единственный
ансамбль - Театральная площадь. Но впоследствии и он был
разрушен незванно вторгшимися в него модернягами
"Метрополя" и ЦУМа. Тот же модерн половецкой ордой
ворвался и на Кропоткинскую улицу. Сейчас идет выявление
архитектурных памятников путем расчистки территории вокруг
них, убирается купеческо-ремесленное наслоение,
обветшалое, пришедшее в негодность. И вот некоторые
товарищи, не совсем поняв, что, собственно, делается,
поднимают безосновательную панику.
- Но ведь... - попытался было возразить Глеб
Трофимович, но Никулин остановил его мягким жестом:
- Не спорю, допускается и здесь перебор. Но за этим
строго следит Общество по охране памятников. Без согласия с
Обществом Моссовет не может сносить ни одного строения.
- Сносят, - возразил Макаров. - А на освободившемся
месте строят черт знает что, безвкусицу или, как вы сказали,
модерняги. О красоте не думают. Строят коробки, лишь бы их
можно было заполнить мебелью.
- Без внешних украшательств. - На полном, гладком лице
Орлова расплылась ироническая улыбка.
- Здание нужно не украшать, а строить красивым, - без
всякой связи бросил Брусничкин. Он слушал рассеянно,
потому что мысли его были заняты совсем другим.
- А что вы имеете в виду под украшательством? -
настойчиво спросила Валя. Вопрос касался непосредственно
ее сферы деятельности.
- Не пристегивать к зданию всевозможный декор, -
презрительно-добродушно ответил Брусничкин.
- Согласен, - живо подхватил Олег. - Декоры нельзя
архитектору навязывать. Они должны рождаться в моем
замысле. А я передаю свой замысел художнику-
монументалисту, вот ей. - Кивок в сторону Вали.
- Навязываешь, - сказал Никулин. - Делаешь из нее
технического исполнителя, подмастерье. А это неверно. Она
должна быть творцом, работать в тесном содружестве с
архитектором.
- Совершенно верно, - быстро согласился Олег. -
Художник монументально-декоративного искусства должен
выступать на равных правах с архитектором, полноправным
партнером.
- Кстати, Валентина Ивановна, поскольку вы здесь
представляете художников, - начал Штучко, - то я хотел бы
заметить, что экстерьер современного города требует не
сюжетов, а плакатов, щитов с отвлеченными идеями.
- А некоторые художники потом эти щиты-плакаты, это
упрощенчество, условность и схематизм стали переносить и в
интерьеры здания, - вмешался Олег. - Получились
невыразительные плакаты-панно, уместные на улице, но
совершенно нелепые внутри зданий, где нужна настоящая
роспись.
- Я не согласна с вами насчет плакатов, - возразила
Валя. Лицо ее сияло тихой радостью. - Монументальная
живопись или скульптура - это не плакат, не реклама. В ней
должен содержаться эмоциональный заряд. Она должна
воздействовать на душу. В ней глубокая идея, а не
оформительская декорация, наподобие лепки, портиков и тому
подобного.
- Это что же, станковую картину увеличить в десять раз -
и на стену? - сказал Штучко.
- О нет! Экстерьерная живопись - это особый род
изобразительного искусства, - горячо ответила Валя. - Здесь и
упрощенный рисунок, и обобщенные формы, и декоративность
самого материала. Она не сиюминутна, она глубока по мысли
и, главное, эмоциональна.
- Строим - спорим, опять строим - и опять шумим, -
примирительно заговорил Штучко, как бы заканчивая весь
разговор. - И совсем не думаем, что в конечном итоге однажды
все замерзнем. Кончится топливо в недрах земли, и кончится
жизнь на грешной земле.
- Поедем в Африку греться, - рассмеялась Людмила
Борисовна.
- Что это ты, Паша, так пессимистически смотришь в
будущее? - сказал Никулин, похлопав коллегу по плечу. - К тому
времени научимся использовать солнечную энергию.
- Скорее - водород, - с апломбом специалиста заметил
Орлов. - Запасы его практически неисчерпаемы. В океане
атомные электростанции будут производить электролиз
морской воды для получения водорода. Водород дешевле и
эффективнее органического топлива. Пока что мы поступаем
как варвары, сжигая нефть и уголь. Это же ценнейшее сырье,
которое можно, использовать в других целях. Запасы его
ограничены. Прав был Менделеев, когда говорил, что сжигать
нефть равносильно тому, что топить печь ассигнациями.
Подошла Варя и позвала всех к столу. Подали
фирменное блюдо Остаповых - курицу в винно-грибном соусе.
И опять Брусничкин руководящим оком окинул стол,
постучал ножом по бутылке и сказал решительно и
настоятельно:
- Продолжаем наше собрание. Прошу наполнить бокалы
и записываться в прениях. - Он как-то переменился.
Напористую уверенность сменил на прилив веселья и
добродушия. Это заметили все, и прежде всего Ариадна. Она
знала, что эта веселость наигранная, что на самом деле муж
ее начинает терять самообладание, а так как он не отличается
большой терпимостью, то от него можно ожидать любой
непристойности. Это ее беспокоило. Неожиданно для
Брусничкина Дмитрий Никанорович обратился к юбиляру:
- Расскажи, Олег, что тебе в жизни сильнее всего
запомнилось?
В манере Брусничкина вообще было не поддерживать, а
обрывать разговор. А тут такое неожиданное обращение
Никулина к юбиляру задело самолюбие уже захмелевшего и
теряющего равновесие тамады, и он властно постучал ножом
по фужеру с предупреждением, определенно касавшимся
Никулина:
- Товарищи, прошу соблюдать порядок.
Тонкое стекло фужера со звоном разлетелось. Плоское
лицо Брусничкина побледнело, а большие уши, наоборот, ярко
порозовели. Он поймал на себе насмешливый взгляд Коли, и
пухлые алые губы его исказила высокомерная улыбка. Взгляд
Коли ему показался оскорбительным, и в Брусничкине
заговорило мужское самолюбие. Порывистым движением он
налил себе рюмку водки и стоя; не говоря ни слова, выпил. Это
была демонстрация, слишком откровенная и неумная.
- Посуда бьется к счастью, - спокойно сказал Олег и
встал, держа в руках наполненную рюмку. - Я отвечу на ваш
вопрос, Дмитрий Никанорович. Сильнее и ярче других мне
врезалась в память битва за Москву, суровая осень сорок
первого на Бородинском поле. Бои были и потом - в сорок
втором и в последующие годы, - тяжелые бои; ранение,
госпиталь. Многое улеглось в памяти, кое-что выветрилось, но
сражение у стен столицы, Бородинское поле запечатлелось в
памяти сердца навсегда, словно отлито из нержавеющей
стали.- Это верно, - негромко подтвердил Глеб Трофимович и