Страница 137 из 216
ни с чем не считаются: что им Женевская конвенций, всякий
там Красный Крест.
Перес люто ненавидит коммунистов, какой бы
национальности они ни были: американские, русские или
вьетнамские. Все они одинаковы.
А что думает Виктор о коммунистах? Они для него враги,
коль он с ними воюет. Какие они вблизи, он никогда не видел.
Однажды, когда он еще учился в колледже, Виктор
попросил сестру Наташу рассказать о своем отце. "Зачем
тебе? Он мертв. Зачем его беспокоить?" - резко и
недружелюбно ответила ему Наташа. Но Виктор проявлял
настойчивость: "Он был советский офицер?" "Он был храбрый
офицер, он сражался с фашистами", - ответила Наташа, и в ее
словах и во взгляде Виктор почувствовал нежность. "Он был
коммунист?" - спросил тогда Виктор. "Да, коммунист. Он был
честный человек, не любил несправедливости, лицемерия,
фальши, лжи". Потом она сказала: "Надеюсь, ты маму не
спрашивал о моем отце?" - "Нет". - "Вот и молодец, ты умница,
Вик". Это он запомнил. Но с отцом своим все же как-то завел
разговор о коммунистах. Он спросил Оскара: "Папа, а
коммунисты всегда плохие?" - "В принципе - да, плохие. А
вообще-то бывают разные. Я знал по концлагерю двух
коммунистов: итальянца и француза. Они неплохие
джентльмены". - "Они и сейчас... живы?" - "Да, они,
коммунисты, работают в своих партиях. Я повторяю, Виктор,
коммунисты бывают разные".
Теперь, вспоминая тот давний разговор, Виктор подумал:
"А какие они, коммунисты Вьетнама, - плохие или хорошие? За
что, собственно, они должны нас убивать, что мы им сделали?"
Подумал - и осекся. Как что? А бомбы? Шариковые бомбы на
беззащитных людей, бомбы-"игрушки" для детей. Смерть,
смерть, смерть. Это была неприятная мысль, от нее хотелось
поскорее отмахнуться. "Мы выполняли приказ командования.
Пусть отвечает генерал Абрамс вместе с президентом". Но, к
сожалению, по вьетнамской земле, по этим дьявольским
джунглям, шагают не Абрамс с президентом, а Раймон с Куни,
уходят все дальше и дальше от того района, где они посеяли
смерть, уходят от своих жертв, спасаясь от возмездия. А оно
неминуемо и неотвратимо. Виктор в этом не сомневается.
2
Под вечер, непривычные к подобным путешествиям,
уставшие до такой степени, что, кажется, не в состоянии
сделать и сотни шагов, они вышли из густого леса на опушку,
от которой начиналась большая поляна, мелкий кустарник на
ней и редкие широколистые пальмы. И первое, что им
бросилось в глаза, - среди пальм, на краю поляны,
характерная кровля пагоды. Это было первое строение,
оказавшееся на их пути. Людей, потерпевших
кораблекрушение, радует наконец появившийся берег. Для
Раймона и Куни таким берегом была изогнутая крыша
буддийского храма. Но она не радовала, а настораживала,
тревожила и пугала. Там могли быть люди, а они опасались
расплаты за содеянное зло.
От опушки в сторону пагоды тянулась бамбуковая
изгородь. Прячась за кустами минут десять, они
всматривались в сторону строения, ловя каждый звук и шорох.
Но не было ничего, что бы говорило о присутствии поблизости
людей. И тогда они, с трудом переставляя отекшие ноги,
сутуло и беспечно побрели вдоль изгороди. Виктор шагал
впереди, ступая медленно и тяжело, понуро глядя перед собой
и не поворачивая головы. Куни трусил рысцой в пяти шагах от
своего командира, воровато оглядываясь по сторонам.
Пагода оказалась полуразрушенной. Ее кровля каким-то
чудом держалась на деревянных, причудливой резьбы
колоннах. Тонкий орнамент колонн был сильно поврежден
осколками бомб. Кирпичный пол завален мусором
обвалившегося угла потолка, старыми циновками и битым
оконным стеклом. Посредине храма лежала разбитая статуя
Будды. Виктор поднял с пола две циновки, оттащил в дальний
темный угол и устало опустился на них. Думать ни о чем не
хотелось, ему вообще не хотелось ничего. Полнейшая апатия и
безразличие. Пусть приходят партизаны и забирают его, пусть
делают, что хотят, но сам он не в состоянии встать.
Куни, стоя посредине храма, оценивающе осмотрел пол,
стены, потолок, пнул ногой статую Будды, сказал:
- Видно, наши парни неплохо поработали.
В ответ Виктор недовольно поморщился, и тогда Куни
шепнул ему:
- Пойду на разведку, - и удалился в проем стены.
А он двужильный, этот Дэви Куни. Хоть и ростом мал. Вот
ведь шли вместе, Виктор смертельно умаялся, а он нашел в
себе силы еще пойти осмотреться. Возвратился скоро с
охапкой пальмовых веток. Бросил рядом с Виктором на
кирпичный пол, принес еще циновки, сделал из них подобие
подушек и молча лег на спину, распластав руки и ноги.
- Ну что там? - устало спросил после долгого молчания
Виктор.
- Деревня, - ответил Куки, глядя в зияющую пробоину
потолка. - Была деревня. Похоже, что наши накрыли
напалмом. - Куни ожидал, что Виктор продолжит разговор, но
тот молчал, закрыв глаза. И тогда Куни спросил: - Ночевать
будем здесь?
- Да.
- Ты спишь, Виктор?
- Нет.
- В таком случае я буду спать, а ты бодрствуй. Хорошо?
Виктор промолчал: от усталости тяжело было говорить.
Да и какое это имеет значение - будет он или не будет спать.
Если сюда придут партизаны - один черт, спишь или
бодрствуешь.
- Я имею нехорошую привычку храпеть, - опять заговорил
Куни. - Иногда. Когда лежу на спине. Так ты меня толкни, и я
повернусь. Понимаешь, повернусь не просыпаясь.
Куни лег на бок и сразу же уснул. А к Виктору сон не
приходил. И думы никакие не одолевали, так, скользили в
усталой голове какие-то разрозненные мысли без всякой связи,
а сна не было. Стемнело быстро, как-то сразу, и в потолочном
проеме зажглась яркая одинокая звезда. "Почему только одна?
- подумалось Виктору. - Чья она - моя или Куни? Или одна на
двоих?" Потом появились новые звезды, не похожие на ту,
единственно неподвижную. Эти звезды, как искорки, двигались
внутри пагоды, перемещались из угла в угол, падали на пол и
поднимались высоко к потолку. Виктор догадался: это
светлячки. И было что-то таинственное в их звездном
хороводе, нежное и благостное.
Где-то невдалеке запела ночная птица, и тут же ей
отозвалась другая. Голоса их были громкими и
пронзительными. Затрещали цикады, монотонно и длинно, с
усердном. Потом квакали лягушки, слишком громко,
раздражающе. "Очевидно, те, гигантские", - подумал Виктор. И
все это ему казалось лишь фоном, потому что каким-то другим,
внутренним чутьем, обостренной интуицией он ощущал вокруг
присутствие людей, их активную деятельность в эти ночные
часы. Ему даже казалось, что он слышит их далекие голоса.
Он закрыл глаза, но и в подступающей полудреме ему
виделись мерцающие огоньки светлячков и падающие звезды,
неожиданно превращающиеся в сбитые ракетами самолеты.
Куни спал беспробудно до рассвета, а проснувшись,
тотчас же разбудил Виктора: пора собираться в дорогу. Вся
поляна перед пагодой и опушки леса были погружены в густой
белесый туман, сырой и теплый, и Виктор не сразу решил:
хорошо для них или плохо - туман.
Сборы были недолги: наскоро перекусив, они попытались
было по карте определить свое местонахождение,
ориентируясь на пагоду, но ничего из этого не вышло: пагод на
карте было много, а как называлась сожженная деревня возле
пагоды, в которой ночевали, они не знали. Виктору не