Страница 127 из 216
семья, новая семья. Так распорядилась судьба. Здесь, в
Америке, она пустила корни, здесь ее дети, внучка, будут
внуки.Но почему задерживается Оскар? И не звонит. Говорила
ему: отложи поездку до лучшей погоды или поезжай на
машине. Так нет же - только на вертолете. Вертолет - страсть
Оскара, и Виктор ее унаследовал от отца. Пожалуй, только это
единственное. У них свой собственный вертолет. И самолет
свой, маленький, семейный.
Виктор, бедный мальчик. Он сейчас где-то в небе
Вьетнама. А может. . Нет, она не хочет думать о страшном.
Каждый день оттуда приходят гробы. Боже, зачем эта война,
во имя чего? Разве мало пролито крови в ту войну? Как она не
хотела, чтоб Виктор стал военным летчиком! Оскар ее не
поддержал: он мечтает видеть своего первенца генералом.
Рона поднялась, навострила уши, чутко прислушиваясь.
Кажется, шум мотора. Да, определенно это Оскар вернулся.
Слава богу!
Нина Сергеевна спустилась вниз, в гостиную. Оскар
вошел, как всегда, стремительно, молодцевато, быстрым,
упругим шагом. А ведь ему скоро семьдесят. Оскар, вечно
озабоченный, глубокомысленный и деятельный, вошел в дом с
видом человека, пребывающего в состоянии спокойствия и
уверенности, привычно, вернее, машинально, как заученный
обряд, приложился к щеке жены холодными губами и
осведомился с деловитой любезностью:
- Меня никто не спрашивал, дорогая?
- Как будто никто, - ровно, без интонации, ответила Нина
Сергеевна, пробуя для себя определить настроение мужа. -
Да, звонил Бен. Он что-то насчет нашей газеты говорил.
Обещал вечером позвонить, - вспомнила Нина Сергеевна.
- Да, да, газета, знаю. - В негромком, любезном голосе
Оскара прозвучало с трудом сдерживаемое раздражение, а в
непроницаемых глазах сверкнули и тут же погасли сердитые
огоньки. Нина Сергеевна безошибочно догадалась, что муж
чем-то расстроен, и связано это, очевидно, с их газетой. Не
досаждая прямым вопросом, она сказала с оттенком досады:
- Сегодня страшная статья Колинза о торговле грудными
младенцами. Ужас! Куда мы идем, куда смотрит
правительство?!
Оскар резко остановился посреди гостиной и круто
повернул голову в сторону жены. Сказал громко и сердито:
- Вот именно - ужас! И безответственность. Кита дальше
нельзя держать. Он стал невозможным. Я предупреждал его.
История с книгой немца Гальвица не пошла впрок. А я имел
неприятности. Потом - статьи о наших зверствах во Вьетнаме
и, наконец, эта дурацкая заметка о Лебовиче. Кит оскорбляет
страну, нацию, оскорбляет нашу Америку - мою и твою. Родину
наших детей. - Скрипучий голос его звучал язвительно и
беспощадно.
- Но ведь ты же сам против войны во Вьетнаме, - с
прежним спокойствием напомнила Нина Сергеевна, и на лице
ее. отразились осуждение и обида, а глаза смотрели
укоризненно и тепло.
- Да, да, дорогая, я против нашего присутствия во
Вьетнаме. Война эта для нас недостойна и, главное,
бесперспективна.
Оскар сел в кресло напротив жены, вытянув прямые, как
жерди, худые ноги. Он и сам был худ, отчего казался
костлявым, точно мумия. Густые жесткие, запорошенные
сединой волосы были коротко, ежиком, пострижены. Тонкую
верхнюю губу украшала ниточка подкрашенных черных усов.
Длинные костлявые пальцы нервически стучали по столу, из
чего Нина Сергеевна поняла, что муж чем-то серьезно
расстроен и взвинчен. Выдавали взволнованное выражение
неподвижного лица и негодующие глаза.
- И притом это несправедливо, - после длительной паузы
продолжал Оскар тоном, не допускающим сомнения. - Лебович
не совершил ничего ни противозаконного, ни аморального.
Напротив, с точки зрения судьбы младенцев - а это самая
справедливая точка зрения - он благодетель. Да, да, дорогая,
благодетель. Кто остался в проигрыше? Младенцы? Нет. Он
дал им будущее, избавил от бедности, он помог сделать из них
достойных граждан Америки. Так, может, их матери? Нет! Они
получили приличное вознаграждение. Он избавил их от
лишних забот. Так кого же обидел Лебович? Тех, кто усыновил
младенцев? Еще бы! Они беспредельно счастливы. И за
услугу они, естественно, заплатили Лебовичу. Он их не грабил,
нет, они добровольно платили, и с благодарностью.
Печать спокойной самоуверенности утвердилась на его
худом, аскетическом лице, а в темных, непроницаемых глазах
светилась беспощадная, холодная решимость.
Рассуждения мужа, как всегда, показались Нине
Сергеевне логичными и в какой-то степени убедительными.
Однако нельзя же из-за этого выгонять блестящего журналиста
и редактора.
- Но, Оскар, Кит так предан тебе, - мягко и осторожно
сказала Нина Сергеевна, и взгляд ее умных и добрых глаз
призывал к снисходительности и благоразумию. - В интересах
дела, твоего дела, ты не должен его увольнять. Да разве суть в
Лебовиче? Кит написал правду.
- Согласен с тобой - суть не в Лебовиче, - быстро
отозвался Оскар. - Кит делает обобщения, он выступает
против основ: предпринимательство и благотворительность.
Такая статья могла появиться в коммунистической газете.
Именно так мне сегодня сказал генерал Перес, - отчеканил
Оскар.- Генерал Перес - идиот, и ты это отлично знаешь, - все
так же спокойно и язвительно ответила Нина Сергеевна. Лицо
ее невольно зарделось.
- Да, но он имеет влияние, за ним стоят. .
Оскар не договорил, кто стоит за генералом-"ястребом",
но Нина Сергеевна догадывалась, кого имел в виду муж.
- Эти чудовищные зверства во Вьетнаме, - опять
вспомнила Нина Сергеевна. - Пытают детей, стариков,
женщин. Чем не фашисты? Хуже фашистов.
- Но это уж слишком. Война - что поделаешь? Пытают и
убивают врагов.
- Вьетнамцы - враги?! Что ж они сделали такого ужасного
Америке?
- Тут большая политика. Мы защищаем во Вьетнаме
свободу наших друзей, союзников, если хочешь...
- Свободу для кого?
- Разумеется, для вьетнамцев.
- И поэтому убиваем их, вьетнамцев. Гитлер действовал
так же. Только без лишней демагогии.
- Да, дорогая, - Оскар сокрушенно вздохнул, - ты в чем-то
права, и я с тобой согласен.
- В конце концов наш президент и его окружение должны
так же, как и Гитлер, отвечать за свои злодеяния перед
Международным Судом.
Оскар, словно в знак согласия, закивал головой, прикрыв
веками глаза. Но думал он о другом: "Мы защищаем во
Вьетнаме наше будущее. И не только США - будущее целой
системы свободного предпринимательства. Сравнение с
фашистами неуместно и оскорбительно. Мы не фашисты. Мы -
это мы. Жестокость? Да, есть жестокость. Но так устроен мир:
всегда кому-то бывает больно. Сильный пожирает слабого.
Теленку больно, когда его режет мясник. Однако мы считаем
это нормальным и не поднимаем шум на всю планету. Только
боль и страдание избранных заслуживает внимания".
Но эта мысль была рискованной, и он не решился
произнести ее вслух.
- Извини, дорогая, я немножко устал. Пойду к себе, -
любезно и вяло сказал Оскар и поднялся. - Да, совсем забыл,
письмо от Виктора.
Подав жене конверт, Оскар зашел в библиотеку, отыскал
томик философа XVII века Спинозы и удалился в свой кабинет.
Не только заметка Кита Колинза о торговле младенцами
была причиной дурного настроения Оскара Раймона. Вчера у
него состоялась встреча и неприятный разговор с
представителями так называемого "Объединенного еврейского
призыва" - одной из многочисленных сионистских организаций
США. Во время "шестидневной войны" Израиля с соседними