Страница 61 из 81
желаешь, я могу отдать тебе ее в жены.
Девушка из-под длинных своих ресниц кинула на него обжигающий взгляд.
И загорелась душа у Арбок Перча. Ему как сквозь дурман подумалось: «Неужто
сама богиня Эпит воплотилась в образе этой девушки?!»
Разгадав причину его изумления, царица сказала:
— В мире ничто не иссякает. Кто-то уходит, а на смену ему рождается
другой, подобный. Не исключаю, что богиня Эпит, которая для нас теперь
неразрывно слита с образом Анаит, могла из давней давности воплотиться в
лике и в душе этой моей рабыни...
— Неужели это так, божественная? — забыв обо всем на свете, спросил
Арбок Перч.
— Да, может, и так... Снег тает, становится водой. Потом снова падает
снег. Ничто не исчезает бесследно. Когда к тебе снизойдет желанный дух
свободы и горизонты твои расширятся, ты вспомнишь эти мои слова и
согласишься с ними.
— Свобода завоевывается только кровью, великая царица.
— Говорят, у богини Эпит-Анаит было два тела, но одна душа. Одно из
тел, отдав кровь другому, погибло... Душа умершего вселяется в живущего и
в нем обитает... Прекрасен тот, кто жив...
Арбок Перч ничего не слышал. Он был уже околдован. Его точно
подменили. О молодость! Еще недавно страждущий, он стал совсем другим. Он
дышал, радовался и повторял без устали:
— Да будь благословенна, богиня Эпит-Анаит! Да будь благословенна
Ерес Эпит! Да простится все ушедшим, да будет славна жизнь живущих!..
— В таком случае внемли моему слову! — сказала царица. — Оно будет
полезнее совета богов и укажет правый путь тебе и тебе подобным заблудшим
людям. Отрешись от мысли поднять мятеж и укороти свои руки, Арбок Перч.
Тебе не суждено дать людям свободу.
— Может, ты и права, божественная! — проговорил Арбок Перч. — Но я
клянусь святым своим именем армянина, что не отрешусь от желания всей
жизнью помогать ближним открывать дорогу к свободе! С богами я надежд не
связываю. Они вечно глухи к нашим мольбам...
— Да, — согласилась царица. — Боги ничего нам не дают, кроме надежд.
Ерес Эпит не спускала преданного взгляда с Арбок Перча. Мари-Луйс
видела, что девушка уже целиком захвачена ее воином-безумцем. Несказанна
радость, когда что-то завоевываешь. Особенно если завоевываешь сердце!..
Ранним утром Арбок Перч снова был в храме и попросил, чтобы царица
приняла его.
Мари-Луйс, едва он вошел, с грустью спросила:
— Отбываешь?
— Да, царица.
— И, конечно, хочешь взять с собой Ерес Эпит?..
— Она уже моя! — невольно вырвалось у него. — По своей воле!
— Ничего подобного! — голос царицы посуровел. — Она твоя по моей
воле. Только по моей, по воле ее госпожи.
Арбок Перч облобызал руку царицы.
— О божественная, я вечно обязан тебе!
— Помни, что твоя Ерес Эпит также может отказать тебе, если... Однако
я благословляю вас обоих. И хочу, чтобы ты не забывал, что уступаемую тебе
дочь свою я оцениваю очень высокой ценой. А следовательно, ты обязан
расплатиться...
Арбок Перч побледнел.
— Не жизнь ли мою попросишь взамен?.. Я готов и ее отдать, только
молю тебя, царица, не теперь, ладно?..
— Ты должен быть со мной в моей войне с богами! Сейчас не отвечай. Я
призову тебя, когда настанет час!..
Арбок Перч уехал и увез с собой хеттку Ерес Эпит.
* * *
Мари-Луйс возвратилась из паломничества в священную обитель бога
Угура.
А спустя два дня армянское войско покинуло Нерик и пустилось в путь к
столице, отяжеленное всем, что было отбито и захвачено у хеттов: и вещами,
и скотом, и пленниками, которых не успели или не захотели распродать.
После паломничества Мари-Луйс казалась еще более опустошенной.
Близость с супругом потеряна навсегда. Еще при первой встрече после
возвращения из плена, когда жена решительно отстранилась от него, Каранни
попытался, и не раз, сломить ее упорство, но Мари-Луйс твердо стояла на
своем. А ему было особенно удивительно и даже больно, что по отношению к
Нуар она проявляла откровенную и вполне искреннюю заботливость...
Снегу навалило по колено. Погода стояла суровая, морозная. С моря дул
ледяной ветер. Пленники, спасаясь от него, зарывались в снег. Те, кого не
удавалось поднять и погнать дальше, так и оставались в снегу.
Таги-Усак неотступно был при царице. Следил, чтобы она случайно не
уснула и не упала с колесницы. То и дело плотнее укутывал ее меховыми
шкурами поверх шубы.
Первым на их пути было селение Биатарич.
Вечерело, но весь народ вышел встречь войску-победителю с хлебом и
вином. Несколько девчушек-подростков наигрывали на свирелях.
Таги-Усак приглядел хижину поприличнее, где царица могла бы
передохнуть. Обиталище было устроено в каменной пещере. Вход в него узкий.
Внутри темно и дымно, но тепло. И ребятишек полно, мал мала меньше: одеты
в козлиные шкуры и узкие штаны. У женщин круглой формы головные уборы
обшиты клыками и зубами разных животных. Земляной пол устлан войлоком и
паласами.
Хозяин дома, белоголовый и белобородый человек, бросился в ноги
знатной гостье.
— Да будь благословен бог гостеприимства, бог Ванатур, одаривший
великим счастьем меня и мой дом! Милости прошу, великая царица! Милости
прошу, божественная! И я, и весь род мой — твои верные слуги! Да прибавит
тебе силы огонь моего очага!..
Царицу усадили на пышно взбитые цветистые подушки, и все, от мала до
велика, встали рядком, готовые исполнить любую ее прихоть, любой приказ.
Перед гостьей поставили все, что имели. Увидев такое обилие
съестного, она помрачнела. Вспомнила, что здешние горские племена, живя в
страхе перед богом Ванатуром, готовы отдать любому гостю все до
последнего. Откуда такое и зачем? Неужели эти люди навечно осуждены жить в
страхе перед богами? Несчастные. Они ни телу своему и ни душе не хозяева.
По-ихнему, все от богов — и скупые радости, и обилие бед...
Вспомнилась давняя история. Таги-Усак положил как-то ей к ногам
жертвенную телку, белую, как первый снег, и сказал:
— Да будет отныне жертвой твоею только скотина, божественная царица!
Она тогда спросила:
— А почему всего одна телка приносится в жертву?
— Потому, что я хочу, чтоб мы имели впредь и почитали одного-единого
бога! — ответил астролог...
Дело было на берегу Евфрата. Она с удовольствием ела изжаренное на
вертеле телячье сердце и с нескрываемой симпатией и нежностью смотрела на
Таги-Усака...
— Это ты бог, о человек! Ты! Потому что в тебе, в твоем лице я вижу
созидателя, создателя! А о богах мы только грезим. Будь ты единственным
богом, человек! Только ты!..
Хозяин дома ползком приблизился к Мари-Луйс:
— О божественная царица, отведай хлеба-соли в обители раба своего!..
Огонь воспоминаний разгорался, и Мари-Луйс слышала лишь голоса
минувших дней...
— Вспомните, боги, я тогда была очень опечалена: пропал мой любимый
бычок. Он был такой же игривый, как Евфрат. В то время я избегала
соблазнов, и тех, которых избегать, как стало понятно позже, не следовало.
Боялась погрязнуть во грехах... Как же все это было глупо. Я боялась даже
чужих запахов, доносимых до меня чужедальными ветрами. Боялась мужских
взглядов. Всего боялась... И вы, боги, в той моей безысходности словно
вселились в меня. И от вас наливались мои груди... Кто тогда сказал, и не
раз повторил, чтобы я остерегалась и не стала бы жертвой
самопожертвования?.. Кто так сказал?.. Может, потому так и повернулась
жизнь и потому я в себе ищу себя?.. Вода и пламень в одной чаше
несовместимы. Во всяком парном сопряжении побеждает преобладающая