Страница 54 из 81
колесницах ехали хетты. В одной они везли тело Наназити.
Родоначальник Татан отдал приказ взять под охрану всех приближенных
царя Мурсилиса...
Небо потемнело. Повалил крупными хлопьями снег.
Началась зима тысяча триста тридцать первого года*.
_______________
* До нашей эры.
* * *
Сисаканские конники оцепили и зорко охраняли пристанище жен хеттских
военачальников, чтобы армянские воины, чего доброго, не посягнули на
женщин, не полезли к ним в шатры.
Но Татану удалось уберечь только старшую жену Мурсилиса. Остальные
шатры разграбили, а женщин воины разобрали и, чтоб они никуда не
подевались, привязали к своим поясам.
— Я царица Тагухепа, супруга солнцеликого Мурсилиса! — сказала
старшая жена царя хеттов. — Требую доставить меня невредимой к Мари-Луйс.
Родоначальник Татан склонил голову в знак согласия.
— Твоя жизнь в полной безопасности, великая царица. Я провожу тебя...
— Мы победили! Слава!..
— Слава, слава!..
Ликовало армянское воинство. Ликовал престолонаследник. Победа
поистине была славной.
Каранни поискал взглядом свою супругу. Нуар молча указала ему на
шатер: там, мол, твоя царица.
И в нем вдруг все смешалось — и боль, и радость...
— А Мурсилис где? — спросил он.
— Тоже здесь. Только в другом шатре.
— Содержите его с подобающими царскому достоинству почестями! —
строго приказал Каранни своим военачальникам и быстро пошел к шатру.
— О царица моя, супруга! Благодарение богам, что помогли мне силой
оружия спасти тебя от бесчестия и плена, что ты снова со мною, любимая! Я
восславлю тебя превыше египетских правительниц всех времен!..
Мари-Луйс стояла в центре шатра во всем своем величии. У ног ее,
горько всхлипывая, распростерлась Нуар.
— Встань, дочь моя! — тихо и ласково уговаривала ее царица. — Ты и
впредь будешь делить ложе с моим царственным супругом!..
— О нет! — взмолилась Нуар. — Ты святая! Ты божество! О великая и
милосердная царица! Принеси меня в жертву богам во имя твоего спасения!
Сжалься!..
Мари-Луйс подняла ее, утерла слезы.
— Поди приготовь воды для омовения нашему властелину. Он очень устал.
Нуар безмолвно покорилась. Не сводя глаз с жены, Каранни снял
доспехи. Давно они не видались. Мари-Луйс стала еще прекраснее. Все в ней
дышало каким-то весенним обновлением и мягкостью.
— Жена моя, любимая! Боги пожалели нас!..
Мари-Луйс вскинула ресницы, и два моря печально излились в душу
Каранни.
— Поздравляю тебя с победой, государь мой!
Он потянулся к ней, хотел обнять, но Мари-Луйс отпрянула.
— Не подходи ко мне! — взмолилась она. Но в голосе ее не было ни тени
раскаяния или тревоги. — Не касайся греховной и неправедной женщины. Не
оскверняй себя!..
* * *
Итак, сражение окончилось.
Те из хеттов, кто выжил, ждали расправы. Но армянские военачальники
строго приказали никого больше не убивать и не истязать пленников...
Верхом на арцахском скакуне Каранни объехал все поле битвы. Его
сопровождали, тоже на конях, Каш Бихуни, властитель Ангеха Баз Артит и
Таги-Усак. Они увидели тяжелораненого Урси Айрука. Тот попытался
подняться, но не смог и, совсем обессиленный, с трудом проговорил:
— Мы победим, божественный. Слава...
Царевич с сожалением подумал о юноше и вопросительно глянул на
жреца-врачевателя. Тот покачал головой, давая понять, что состояние
раненого безнадежно.
— Ты будешь жить! Обязательно...
И с этим он поспешно удалился. Тяжело видеть смерть ближних.
Лошадь царевича не раз перескакивала через раненых, через убитых.
Какой-то хетт, неожиданно приподнявшись прямо перед самыми копытами,
схватился за узду и прохрипел:
— Будь прокляты ваши кони, армяне. Они нас сгубили!..
Пленных было видимо-невидимо. Армяне сгоняли их к своему лагерю.
Каранни промчался мимо них. На Мурсилисовых жен даже не взглянул. На
миг попридержал скакуна возле корчащегося в муках хеттского военачальника.
— Э-эй, богами проклятый, помираешь?..
— Мог бы еще и пожить по милосердию божьему и... — видно, хотел
сказать «и твоему», но не договорил.
Каранни усмехнулся.
— Что ж, живи, благословляя меня!..
И он приказал своим лекарям лечить этого хетта...
Вернувшись к себе в шатер, царевич велел подать вина и попросил
подбежавшую к нему Нуар расстегнуть его плащ: было тяжело дышать, не
хватало воздуха.
Каранни воздел руки к образу Мажан-Арамазда и взмолился:
— О моя Мари-Луйс!..
— Нет, Каранни! Ни в коем случае!..
Он, вздрогнув, онемел. Мари-Луйс стояла рядом.
— Что ты говоришь, богиня моя? Как так?..
— Да, да, — голос ее прозвучал еще тверже. — Я, которая всегда
принадлежала лишь тебе, осквернена и отныне не могу быть твоею женой.
Только сподвижницей, если желаешь, и царицею. Не смею, повинная пред
тобою, вновь слить свое дыхание с твоим. Кончим этот разговор, Каранни.
Царевич поник в отчаянии. Перед ним словно пропасть разверзлась. Он
сел, а Мари-Луйс осталась стоять, бледная, с глазами, полными слез. Думы
ее были не здесь и отнюдь не о земном.
Каранни даже испугался: перед ним была богиня, а не женщина.
Он так ждал встречи с ней! Был уверен, что она явится к нему с
распростертыми объятиями, покорная и вожделеющая. И что же? Даже
прикоснуться к себе не разрешает!..
— Но ты же была пленницей, жена моя?.. Над тобою вершилось насилие?..
Пленник свят. Обидеть его — это значит обидеть богов! Не терзай свою душу!
Приди в мои объятья!..
— Никогда! — решительно настаивала Мари-Луйс — Слышишь, никогда!..
— Если ты даже и грешна, я все тебе прощаю! Будь со мной!
— Никогда!
Они надолго замолкли. И вдруг, как с неба, до него донеслось:
— Какие у тебя вести о нашем сыне?..
— Он жив и здоров. А вот я мертв, жена моя... Неужели ты потеряна для
меня?!
— Как жена — да, а как царица — нет. Не теряй мужества, наследник
армянского престола. Ты победил, я снова с тобою и вечно буду тебе
поддержкой. Всю жизнь, все силы свои отныне посвящу умножению твоей славы
и процветанию нашей страны!..
Мари-Луйс опустилась перед ним на колени и поцеловала ему руку.
— Увы, канули в Лету счастливые дни нашей близости, и я жалею об
этом, Каранни, поверь мне. Но впредь я только царица, твоя царица. Царица
страны армянской!..
Она страдала ужасно, но никого не кляла и себя не корила.
— Царь Мурсилис, тело его убитого сына, его жены — твои пленники,
Каранни. Реши их участь...
Каранни, думая только о своем, вскочил с места.
— Неужели ты навсегда отринула меня, свет очей моих?..
Мари-Луйс, не ответив ему, сказала:
— Не ходи к старшей жене Мурсилиса, к его царице, прошу тебя. Не
надо, чтобы ты видел ее лицо, прельстился ею! — Она перевела дыхание и
добавила: — И не будь жесток по отношению к своему пленнику, не позволяй
глумиться над ним. Своей победой ты обязан его глупости, сластолюбию и...
Но я должна была так поступить во имя своей родины, своего супруга и
своего сына...
Мари-Луйс умолкла, казалось, навечно.
Каранни был подавлен и безутешен. Он еще и еще раз пытался сломить
упорство своей жены, даже пугал ее гневом богов, но тщетно. Она была
непреклонна.
Мир разверзся. И возродить разрушенное, увы, невозможно.
Чуть поодаль от входа в шатер престолонаследника в молчаливом
ожидании стояли Каш Бихуни, Таги-Усак и военачальники.
* * *
Каранни торопился со всем здесь покончить и как можно скорее
двинуться в путь на родину. Надо спешить, холодное дыхание зимы крепчало с