Страница 53 из 81
битвы. Их потери не очень велики, а страха на хеттов они нагнали порядком.
Арбок Перч неотступно следовал за девицей, одетой во все черное и с
закутанным до глаз лицом.
— Эй-эй, красотка! Косы у тебя слишком длинные, пообрезать бы, а? Не
то ведь, если хетты нас одолеют, они тебя этими косами свяжут!..
— А у тебя язык слишком длинный, — огрызнулась она в ответ. — Его
тоже неплохо бы укоротить, чтобы лишнего не болтал. Ты лучше возноси хвалу
небесам, а они за это войску нашему победу ниспошлют.
— Хвала тебе, моя красавица! — крикнул, как в лесу, Арбок Перч.
Девушка засмеялась.
— Глупый ты, воин! Знай, что всякий кобель к сучке тянется. Играть на
лютне да на флейте и отдаваться жаждущему я могу и у хеттов. Они девиц не
убивают.
— А если мы победим, кому станешь отдаваться?
— Если боги помогут нам и мы победим, тогда ты отдашь мне свою долю
добычи, а я за это угрею тебя на своей груди! Ха-ха!..
У Арбок Перча вдруг вся кровь отлила от сердца: о боги, да это же
Нуар, а он ей такого наговорил!.. Обиделась, наверно?! Но нет, она
остановилась, повернулась к нему, сорвала с лица покрывало и... поцеловала
его.
— Вот и тебе от меня перепало, Арбок Перч. Бедный парень!.. Однако
знай, что и впредь ты останешься для меня чужим.
Арбок Перч словно ума лишился...
...Подбирая убитых, один из хеттских жрецов спросил у армянского
жреца:
— У вас потери меньше наших?
— Просто броня у наших воинов крепче...
— Подбирай и наших убитых, — сказал хетт, — хоть мертвецов поровну
поделим.
— Не могу. Наши боги не примут ваших...
Хетт горько усмехнулся.
— И зачем это смертоубийство?
— Спроси у своего царя. От него ведь все пошло.
Армяне похоронили своих погибших воинов в тех самых рвах, которые
были отрыты для слонов как ловушка.
Жрецы совершили подобающий обряд.
— О солнцеликая Эпит-Анаит! — воздев руки к небу, воскликнул
Каранни. — Прими души павших за тебя и даруй им бессмертие!
И он велел жрецам обозначить надмогильные холмы знаками их родины и
всю ночь молиться за убиенных. По его же приказу тут собрались все
военачальники и старейшины родов и племен и снова загорелись костры.
Царевич был очень доволен тем, как он потрепал хеттов минувшим днем.
Вернувшись наконец в шатер, Каранни приказал сыновьям Багарата Дола и
родоначальнику Татану разбить конницу на небольшие отряды, обойти войска
Мурсилиса и непрерывными атаками удерживать их в напряжении.
Ночь была страшная. Истошно выли и лаяли кишмя кишащие вокруг лагеря
собаки, с криками и карканьем роились грифы.
Мари-Луйс не спала. Через полуоткрытый входной проем шатра она
всматривалась в пламенеющие костры армянских воинов, и сердце ее сжималось
болью. Все казалось ей безвозвратно загубленным, сгинувшим: и муж, и сын,
да и сама она для себя.
У нее роскошный шатер. Мурсилис приставил ей в услужение множество
рабов, прислужниц-наперсниц, даже темнокожую египтянку, что ухаживала за
его волосами.
В глубине шатра высилось ложе царицы, пышное, устланное яркоузорчатым
покрывалом, напоминающим павлиний хвост. Полог над постелью тоже был
расписной. На туалетном столике все сплошь из серебра. Были тут
всевозможные масла и благовония, палочки эбенового дерева. Специальные
служанки следили за нарядами царицы...
Ничто, однако, не радовало Мари-Луйс. И даже, напротив, раздражало,
что здесь, на поле битвы, и сам Мурсилис продолжает служить ей как раб.
Это вызывало в ней омерзение...
Мари-Луйс так и не сомкнула глаз до самой зари, когда противники
снова ринулись в схватку. Она взошла на колесницу и тоже отправилась туда,
где мерились силой противоборствующие войска.
Не отрываясь, Мари-Луйс искала взглядом среди армян Каранни.
Вот он, нашла!
Супруг ее стоял перед своей колесницей. В полном вооружении,
прекрасный и величественный. Он метал стрелы в ряды врага.
Но что это?.. Наназити направляет своих лучников прямо на Каранни.
Мари-Луйс ужаснулась.
Противники бились не на жизнь, а на смерть. И по одну, и по другую
сторону во множестве падали сраженными воины. А Наназити уже совсем
приблизился к Каранни. Рука у этого хеттского царевича сильная и верная.
Царица очнулась от страха и растерянности и погнала во весь опор
коней своей колесницы.
Подъехав к сражающимся, она сорвала с себя мужской плащ и шлем, под
которыми скрывалась, и предстала во всей своей женской красе.
— Каранни, супруг мой! — вскричала она.
Голос ее потонул в грохоте побоища, только она себя и слышала.
Людские массы, накатывая громада на громаду, безжалостно терзали,
давили себе подобных. И каждый видел и слышал только себя.
Наназити натянул тетиву, целясь прямо в Каранни.
Мари-Луйс с трудом задавила в себе крик ужаса, не мешкая, прицелилась
и метнула в Наназити из своего лука стрелу с сапфировым наконечником.
Царевич закрывался щитом спереди, а стрела полетела ему в спину...
Никто не заметил того, что сделала Мари-Луйс. Никто!.. Вокруг все
смешалось. Шел бой...
Если стрела хотя бы царапнет царевича, ему конец. Ведь Мари-Луйс
обмакнула наконечник в яд...
Армянская конница с трех сторон атаковала врага.
Мари-Луйс видела, как конница, ведомая ее братом родоначальником
Татаном, прорвала вражью цепь и стала крушить всех налево и направо. Это
явно испугало Мурсилиса. Он подал свою колесницу назад. И тут кто-то из
свиты прокричал у него над ухом:
— Наназити убит!..
Поначалу казалось, что царь ничего не услышал. Наназити?.. Его сын?..
Нет, нет! Такого быть не может!.. Армянская конница бьет по хеттам? Однако
и те спуску не дают, хоть и пешие противостоят врагу. Вон как ринулись!..
Но кто это на лошади?.. Что он кричит?
— Сдавайся, царь Мурсилис! Не то тебе конец!..
Родоначальник Татан, занеся меч, высился над Мурсилисом. Рядом с
Татаном был жрец, тоже в седле.
— Прислушайся к голосу разума, сдавайся! — крикнул и жрец.
Мурсилис рванулся было вперед, но что он мог сделать, как устоять
перед этой невиданной силищей, перед конницей, все сметающей на пути?..
Его воины выставили свои копья навстречу конникам, да вмиг все были
повалены.
Ряды хеттов были раздроблены и обессилены. Армянская конница упорно
теснила их, вгоняя в панический ужас.
Телохранители Мурсилиса падали сраженными один за другим. Царь
понимал, что еще немного — и конники схватят его. От ужаса дрожь пробежала
по телу. Наназити пал, теперь, выходит, его очередь?!
Мурсилис позвал Мари-Луйс и велел дать знать армянам, что он сдается,
но только лично в руки Каранни.
Условие он ставил, да слушать его было некому: вокруг все смешалось в
битве. Каранни совсем близко. Мурсилис хотел сам кинуться ему навстречу,
но колесница не двинулась с места — тела убитых преграждали ей путь. А
через мгновение пали кони, что были запряжены в колесницу. И тут Мурсилис
почувствовал, как кто-то рванул его с колесницы...
Он лежал вниз лицом и видел только ноги. С трудом чуть приподнял
голову: над ним стояла Мари-Луйс. Они неслись в колеснице. Слава богам,
значит, спасены?! И вдруг услышал, как Мари-Луйс сказала:
— Дорогу, армяне! Дайте дорогу вашей царице!..
Голова у нее была непокрыта. Волосы развевались на ветру. В руках она
держала знамя армянского царя.
— Дорогу, армяне!..
Родоначальник Татан рванулся к ней:
— Кто там у тебя в ногах, сестра?
— Здравствуй, брат мой! Это царь Мурсилис!..
Не останавливаясь, Мари-Луйс промчалась дальше. За ней еще в трех