Страница 15 из 81
позволяешь, тем больше он безобразничает. Вот я разрешила, чтоб ты остался
в нашем городе, да, видно, наглость в ваших людях сильнее всего. Ты уже
пытаешься повелевать мною.
Кама Вараш, приложив руки к груди, сказал:
— Не обвиняй невиновного, великая царица. Упрек твой воспринимаю как
особое внимание ко мне. Но знай, бог Шант — и наш, и ваш бог — не
довольствуется в качестве жертвы ни печеностями, ни бычками, ни овцами, ни
разливанными винными морями. Он может наслать на нас великую беду, скажем,
эпидемию страшной болезни или засуху, если мы не принесем ему в жертву
человека.
— Ваши боги для нас, армян, неприемлемы. Вы поклоняетесь свинье, а
нам она ненавистна. У вас есть бог Кар Хуху, а мы знать не желаем об этом
исчадии зла и распутства.
— Да, но этот Кар Хуху и ваш бог?..
— Был некогда и нашим, — не отрицала Мари-Луйс — От него даже у нас
повелся род Каргов, люди которого возвели крепость и город Карг. Но
поклоняться ему запретил наш царь Уганна, и мы уже давно не признаем этого
бога.
Она еще напомнила Кама Варашу, что они, хетты, и собак приносят в
жертву своим богам. И, между прочим, покровительнице животных богине Инаре
тоже.
Кама Вараш усмехнулся:
— Вспомни, божественная, что жрецы вашего рода Мамкуна, потомков
Гайка, тоже собак в жертву приносят. Вы ведетесь от племени Армана. Они
еще за три тысячелетия до нас оставили о себе письмена. У их богов были
собачьи головы, а значит, мы все от одного корня: и вы — армяне, и мы —
хетты.
— Возможно, — не возражала Мари-Луйс, — но вы от своего корня давно
отступились, а ваши жрецы потакают блуду и всякой скверне.
— Я не обижаюсь, справедливая царица, потому что все тобою
сказанное — истинная правда. Но все то, что делается на земле, под землей
и на небесах, совершается по воле богов. Помни, что и мертвые вечно
живы...
Мари-Луйс пригласила Кама Вараша и его спутников отобедать, и за
обильным угощением разговор велся все о том же. Когда гости собрались
уходить, Кама Вараш ниже обычного склонился перед царицей.
— Ты перевернула мою душу и сердце, благословенная царица, удостоив
меня уважения и почестей. Я исполню твое желание, не стану приносить в
жертву человека.
Мари-Луйс проводила хеттов до самого выхода. Когда она возвращалась,
ей навстречу шел Таги-Усак. Он низко поклонился.
— А тебя обманули, великая царица.
— Однако ты забываешься! — сурово заметила она. — Кто здесь царит, а
кто в слугах пребывает? Что за тон, как разговариваешь со мной?..
— Кама Вараш обманул тебя, божественная. Убей меня, но он обманул, и
я не стану молчать, поскольку дело касается тебя и чести армянской царицы.
Кама Вараш принесет в жертву своих девственниц.
Мари-Луйс взъярилась:
— Молчать! Слышишь, молчать!
И она, не глянув больше на Таги-Усака, удалилась. А он стоял
недвижим, с опущенной головой. В полночь Мари-Луйс велела позвать его.
Таги-Усак пришел усталый и мрачный. Царица повела его в небольшую комнату,
где едва светился маленький огонек в чаше. На деревянной кровати спала
златокудрая миловидная девушка.
— Как ты думаешь, кто это? — спросила Мари-Луйс.
— Кажется, девушка, предназначенная хеттами в жертву Шанту?..
Царица вывела его из комнаты.
— Несчастная будет спать два дня и две ночи, пока не кончится
действие дурманящего зелья, которым ее опоили. Кама Вараш подарил мне это
дитя в приемные дочери.
Таги-Усак опустился на колени, обхватил руками ноги царицы и
взмолился:
— Не верь Кама Варашу! У него есть другая девушка для
жертвоприношения. Он хочет обвести тебя. Не верь ему!
Мари-Луйс вырвалась из его рук и сердитая удалилась. Уже из-за двери
она крикнула:
— Не смей попадаться мне на глаза!
Таги-Усак, ошеломленный, так и остался на коленях.
* * *
Великий жрец Арванд Бихуни с ритуальными телодвижениями приблизился к
колоннам храма Мажан-Арамазда. Их было четыре, мраморных, массивных
колонны с входными вратами посредине, украшенными чеканкой с образом
Мажан-Арамазда в центре.
Паломники до того излобызали медь чеканки, что она местами
протерлась. Жрец благоговейно погладил изображения богов и, поддав плечом
створку, вошел в храм.
Внутри было темно. Из ниши вдруг вынырнул какой-то призрак с белою
бородою по пояс и запалил факел. В конце храма, под самый верх поднималась
причудливая пирамидальная колонна, с которой свисал принесенный в дар
храму царем Уганной его заветный щит, целиком из чистого золота. У дверей,
ведущих в помещение для жертвоприношений, высились два толстенных столба.
На стенах были изображены теленок и корова. В углу стоял треножник,
напоминающий: бычьи копыта, на нем купель с водою для отпущения грехов.
Великий жрец обмакнул пальцы в воду, провел ими по лбу и по бороде,
подсыпал ладана в курильницу и опустился на приступок возле нее. Старый
жрец омыл ему ноги.
— Вода у тебя тухлая, — сердито сказал Арванд Бихуни. — Почему не
меняешь ее?..
В узкой келье на циновках сидели четверо хеттских жрецов. Среди них
был и Кама Вараш. Все обриты наголо. У Кама Вараша на шее длинная витая
цепь. Такие носят только цари да великие жрецы. Они, эти цепи, сплетены в
виде растений; считается, что ими отгоняются все болезни и напасти,
насылаемые богом Хивом.
Арванд Бихуни присел на циновку и протянул руку вперед. Хеттские
жрецы ответно потянулись к нему, их руки соединились в пожатии,
утверждающем согласие в действиях.
— Царица вновь и безоговорочно запретила приносить в жертву человека.
Голый череп Кама Вараша был весь в испарине.
— Мне это известно. Я лично беседовал с ней. Бог Шант осудит ее.
Однако, брат мой, по какому праву она запрещает то, что извечно заведено
богами, вот что я хотел бы знать?!
— По праву царицы страны.
— Даже цари — рабы и жертва бога Шанта.
— Может, и так, — согласно кивнул Арванд Бихуни. — У нас в стране
царицы уравнены в правах с царями. Да будет неиссякаема их приверженность,
их любовь к богам!
Помолчали. Подсыпали еще ладана в курильницу, покропили огонь
священной водой, отчего он стал сильнее потрескивать.
Арванду Бихуни наскучило молчание, и он поднялся, собравшись уходить.
Но тут Кама Вараш спросил:
— Однако ты так ничего и не сказал, брат мой Арванд Бихуни?
— Девушка, которая предназначалась к жертвоприношению, чувствует себя
здоровой и бодрой. Царица ласкова с ней, как с дочерью.
— У нас есть еще одна девушка для жертвоприношения.
Жрецы, конечно, могли и тайно приносить в жертву человека в своих
храмах, сколько им заблагорассудится. Но боги таких жертв не принимали.
Жертвоприношение человека должно совершаться публично, на глазах у
прихожан и паломников, на больших площадях. Арванд Бихуни это знал и
потому, приостановившись, твердо проговорил, глядя в лицо хеттскому жрецу:
— Досточтимый Кама Вараш, я же сказал, что царица запрещает приносить
в жертву человека! — Он поднял свой жезл и уже грозно добавил: — К тому же
не забывайте, что Нерик принадлежит армянам!
Кама Вараш вытер концом пояса пот со лба. Арванд Бихуни с
достоинством удалился. В каменной чаше потрескивал священный огонь. На
душе у Арванда Бихуни был страх, и навевал его голый череп чужого жреца.
Однако страх недолго держал Арванда Бихуни в своих оковах. Он с едва
сдерживаемой усмешкой подумал: «Смотри, лысый, как бы твои интриги не
взвили над вашими владениями красного петуха».
Закат уже был на исходе. Улицы Нерика постепенно окутывала тьма.