Страница 25 из 41
Всякая другая вина могла бы еще быть прощена, но для турецких султанов нет ничего ужаснее мысли о том, что их наследники готовят заговор. Причина этого постоянного страха правителей, жертвой которого становится множество людей, заключается в том, что в Турции после смерти султана вступает на трон не его старший сын, но старший принц во всем семействе, приходится ли он братом или дядей, или даже племянником султана. Этот закон турецкого престолонаследия никогда не оставляет в спокойствии султана и, конечно, не способствует благополучной и счастливой жизни наследников турецкого престола.
Галиль служил посредником в сношениях принцев с высшими сановниками, и такие люди не могли надеяться на снисхождение.
Очень часто не щадили даже принцев, они приносились в жертву боязни султана потерять престол. Доказательством жестокости турецких нравов может служить то, что оставляли в живых только принцесс, дочерей принцев, сыновья же должны быть убиваемы при рождении. Следствием этого приказа стало то, что сыновья принцев воспитывались тайно, чтобы спасти им жизнь. Теперь понятно, почему Саладин, сын принца Мурада, наследника султана Абдул-Азиса, принужден был скрываться уже описанным нами образом, точно так же и боязнь Абдул-Азиса, что его собственный сын Юсуф-Изеддин также, в свою очередь, будет предметом преследований.
Султан Абдул-Азис вступил на престол 25 июня 1861 года, после смерти брата своего Абдул-Меджида.
Оба были сыновьями султана Махмуда II.
Абдул-Меджид оставил после себя шесть сыновей и восемь дочерей. Старшим в семействе, кому должен был перейти трон после Абдул-Азиса, был племянник его – Магомед-Мурад, родившийся 21 сентября 1840 года; затем после него следовал брат его Абдул-Гамид.
Исполняя последнее желание своего умершего брата, Абдул-Азис не принял никаких строгих мер против своих наследников – сыновей умершего, как это делали другие султаны, но все-таки он не был спокоен и постоянно подозревал, что его наследники имеют какие-то тайные планы.
Теперь становится понятным желание султана овладеть известной нам депешей. И хотя она не содержала в себе ничего действительно изменнического, но было достаточно того обстоятельства, что она прислана принцам, чтобы связной заплатил за это жизнью.
Султан приказал, чтобы Галиль как изменник был публично казнен рукой палача во втором, внутреннем, дворе сераля.
Этот большой двор, где так же, как и в первом, стоят на часах капиджи, представляет большой четырехугольник, вокруг которого идут густые аллеи для пешеходов, а по обеим сторонам бьют фонтаны. С левой стороны находится здание, в котором хранятся сокровища султана, направо расположены квартиры служащих и дворцовое управление.
На левой же стороне имеется старый колодец, окруженный плитами, у которого прежде обыкновенно происходило обезглавливание турецких сановников, приговоренных к смертной казни.
Вечером, на другой день после ареста Галиля, перед заходом солнца весь описанный нами двор был наполнен служащими при турецком дворе, и эта толпа была так велика, что занимала весь двор, так что для визирей и их свиты едва могли очистить место.
По приказанию султана все должны были присутствовать при казни изменника.
Когда солнце уже зашло за горизонт, но еще весь Константинополь был залит его ярким отблеском, точно заревом пожара, когда с высоких минаретов муэдзины призывали правоверных к вечерней молитве, а по улицам вновь началось движение, прекращавшееся на время жары, тогда Галиль в сопровождении нескольких дервишей и караульных был приведен во внутренний двор.
Войдя во двор и увидя ожидавшую его толпу, он лишился чувств от ужаса и слабости, с него сняли цепи, чтобы ему легче было идти, но он лежал, как мертвый. Лицо его было страшно бледно, казалось, что смертный приговор уже убил его.
Ни малейшего сострадания не возбуждал к себе Галиль из-за своей трусости. Вид эшафота отнял последнюю твердость у приговоренного.
Стоявшие вокруг чиновники с равнодушным видом смотрели на приготовления к казни человека, который наказывался за измену, и думали только о том, как бы самим не попасться, так как многие из них были не менее виновны в измене, чем Галиль-бей. Они называли Галиля ослом за то, что он позволил себя поймать, тогда как прежде восхищались и завидовали его быстрому повышению.
В числе зрителей находились три наших героя – Сади, Зора и Гассан.
Молодые люди стояли недалеко от места казни, на почетном месте, и все присутствовавшие с любопытством смотрели на них.
Им уже было известно, что сам султан лично дал этим офицерам повышение, милость, которой удостаивались только избранные.
Другие офицеры с завистью смотрели на них, даже сам палач, он видел падение не одного любимца, кончавшего на эшафоте, понятно, что он и теперь думал о том, скоро ли падут эти новые любимцы! Палач вечно думает только о конце, и нигде этот конец не был так близок, как в Турции.
Палач Будимир, человек уже пожилой, был по происхождению черкес, но с юности жил в Константинополе, где был прежде помощником палача.
Теперь уже сам Будимир состарился, но это все еще был сильный и высокий старик внушительной наружности, черкесский костюм которого выглядел как что-то театральное в этой ситуации.
Его лицо, украшенное седой длинной бородой, выражало достоинство и степенность, как будто он гордился важностью своего поста. Его все боялись и говорили, что в старом черкесе нет ни капли сочувствия. Обе щеки и шея палача были покрыты страшными рубцами.
Между тем Галиль был подведен к эшафоту и передан в руки палача.
Только палач захотел положить свою жертву, как Галиль лишился чувств и, несмотря на все усилия палача, не приходил в себя.
В воздухе мелькнул топор, раздался глухой удар, и голова Галиля покатилась…
Приговор был приведен в исполнение, и толпа разошлась, довольная виденным зрелищем, и уже совершенно забыв о Галиле…
На следующую ночь Мустафа-паша оставил Константинополь, чтобы отправиться в изгнание.
XVIII
Привидение во дворце
К числу самых прелестных мест живописных берегов Босфора принадлежит, без сомнения, та часть азиатского берега, на которой стоит дворец Беглербег, называвшийся прежде Хризохером.
Здесь находилась летняя резиденция султана Абдул-Азиса, это был его любимый дворец, доступ в который для европейцев был чрезвычайно затруднен.
Дворец стоит на самом берегу, и его белый блестящий фасад виден издалека. Он самый большой из всех дворцов султана, и совсем недавно к нему была сделана огромная пристройка, так что стоимость этого дворца составила до того неслыханную сумму.
В нижнем этаже жила прислуга и все служащие во дворце.
Поднявшись по мраморной, покрытой ковром лестнице на следующий этаж, посетитель поражался ослепительной восточной роскоши.
Лестница освещалась через купол, весь состоящий из красных стекол, которые распространяли чрезвычайно приятный свет; перила на лестнице – золотые, и вся лестница украшена тропическими растениями.
Внутренний двор дворца был окружен мраморной решеткой, и на него с одной стороны выходили решетчатые окна гарема, с другой – бесчисленные залы и комнаты султана, превосходящие одна другую роскошью и великолепием. Сзади гарема находился великолепный сад.
К воротам дворца подъехала карета с императорскими гербами, и, въехав во двор, она приблизилась к самому подъезду.
Лакеи бросились опустить подножку и отворить дверцы кареты.
Из кареты вышла принцесса Рошана и, не обращая внимания на распростертых перед нею слуг, прошла на лестницу.
На принцессе было роскошное платье из Парижа, а сверху накинута дорогая шаль.
Вечер уже наступал, а вместе с ним и время визитов и аудиенций. Рошана явилась во дворец своего царственного дяди, чтобы узнать не только о его здоровье.
Принадлежа к царствующему дому, Рошана имела свободный доступ в покои султана и потому гордо поднялась вверх по ступеням лестницы во второй этаж.