Лёка

- Не знаю, - сказала Лёка и тяжело опустилась на стул. – Я поищу. Давай руку!

Наверное, у голоса Лёки закончились силы. Теперь он предательски дрожал.

Снежанна изумленно посмотрела на нее, но руку протянула.

Лёка защелкнула наручники. По ее лицу стекали капельки пота.

- Ты не заболела, подруга? – иронично спросила Снежанна. – А то на тебе лица нет. Наручники сними – я за врачом сбегаю!

- Из милиции приходили, - сообщила Лёка, опускаясь на стул.

- Как – из милиции?! – спросила Снежанна оторопело. - Они были здесь? В доме?!

Лёка отрицательно покачала головой.

- Нет, мы поговорили на улице. Тебя уже ищут.

- И... И что? – пробормотала Снежанна.

- Не нашли пока! – Лёка даже хохотнула нервно. – Фу!.. Я думала – в обморок там упаду! Сердце как колотится!..

Снежанна смотрела в пол и о чем-то думала.

- Значит, они просто поговорили с тобой – и ушли? – спросила она. – Но так не может быть!

Лёка пожала плечами.

- Как раз – может, - сказала она. – А с чего им меня подозревать? Ну, дружили когда-то – так это сто лет назад было. Ну, копала у тебя грядки, цветочки твои поливала – так ты ж меня сама уволила. Костя твой это видел, да и вопила ты так, что все соседи, наверное, слышали! А о том, что я потом к тебе приходила, не знает никто – забор у вас высокий, что за ним твориться – не видать! Так что – не подозревают они меня. Во всяком случае – пока не подозревают!

Снежанна с досадой закусила губу. В словах Лёки была логика – все, кто знал заносчивую жену начальника горотдела милиции, конечно, считают, что в доме у простой садовницы ей делать не чего. И уж конечно, глядя на заторможенную, кривошеею Лёку, никто не предположит, что она решилась кого-то похитить!

- Слушай, ты не могла бы перестегнуть мне наручники на другую руку? – глядя в пол, попросила она Лёку. – А то эта что-то болит! И браслет ты слишком сильно затянула!

- Да, сейчас, - сказала Лёка и встала.

Она долго копалась в кармане джинсов, выискивая ключ от наручников. С это время Снежанна шарила глазами в поисках чего-то твердого и тяжелого, до чего она смогла бы дотянуться. Ничего не подходило! Ничего, кроме железной миски, в которой Лёка приносила ей завтрак - ненавистную горькую кашу. Она вчера не смогла съесть даже половину! И эта сволочь считает, что Снежанна сможет так питаться полгода?!

В тот миг, когда наручники были сняты, Снежанна схватила миску и с криком ударила Лёку ею по голове.

Лёка инстинктивно уклонилась, и удар пришелся вскользь. Лёка ойкнула – край миски впечатался ей под глаз.

В тот же миг Снежанна оттолкнула Лёку и ринулась вон из комнаты.

Она пролетела коридор, что-то зацепив ногой – сзади послышался звон разбитого стекла.

Подбежав к входной двери, Снежанна дернула за ручку. Ничего не получилось – дверь не открылась. Тогда Снежанна попыталась повернуть ключ, торчащий из замочной скважины – ключ не поддавался.

- Он заедает, - сказала Лёка. – Надо придавить и немного приподнять дверь вверх - тогда все получится.

Снежанна обернулась.

Лёка стояла сзади и стряхивала с головы остатки вчерашней каши. Под глазом у нее быстро напухал продолговатый синяк.

- Они все равно меня найдут! – закричала Снежанна. – Они за мной вернуться!

- Не обязательно, - ответила Лёка. – Может вернутся, а может – и нет!

Снежанна посмотрела вправо, влево. Из этого дома на улицу вела только одна дверь – это она знала точно. И эта дверь была заперта. Оставались окна... Окна...

Снежанна прыгнула на Лёку и оттолкнула ее в сторону. Та врезалась спиной в вешалку, и на несколько мгновений оказалась погребена под кучей свалившихся на нее старых пальто, плащей, курток...

Снежанна вбежала в зал, подлетела к окну. Когда-то мама Лёки выращивала много комнатных цветов. Теперь никаких цветов не было, но на подоконниках стояли пыльные горшки, тяжелые от того, что из них никто не удосужился высыпать землю. Несколько секунд Снежанна потратила на то, чтобы сбросить горшки на землю – так она освобождала себе место для рывка на свободу.

Забраться на опустевший подоконник оказалось занятием не трудным, но окно было закрыто. Разбивать стекло, и прыгать вниз, с риском сильно порезаться, Снежанна не решилась. Она схватилась за ручку, надавила на нее. Ручка жалобно скрипнула, провернулась, пыльное окно начало открываться...

И тут подоспевшая сзади Лёка сильно дернула ее за рубашку. Снежанна не удержалась, и начала падать назад.

«Убьюсь» - подумала она.

Она действительно могла разбить себе голову, если бы упала с подоконника на пол, но сзади была Лёка и Снежанна упала на нее.

Лёка не удержала равновесия, и на пол они повалились вместе, растянулись среди валяющихся горшков и комьев земли.

Времени валяться не было, и обе одновременно вскочили. Снежанна отпрянула в сторону – теперь ее и Лёку разделял старый круглый стол – предмет особой гордости покойного Лёкиного отца.

- Дура! Гестаповка! Сволочь! – прокричала Снежанна в лицо бывшей подруге.

Лёка не ответила, а просто кинулась вокруг стола. Снежанна отпрянула, и через миг они вновь стояли друг напротив друга, но по-другому – Лёка там, где раньше была Снежанна, и наоборот.

Обе тяжело дышали.

- Все равно сделаю аборт! – закричала Снежанна. – Тебе, дуре, на зло – сделаю!

- У меня в доме аборты не делают, - прохрипела Лёка. – А ты пока что у меня в доме!

- Я убегу! – крикнула Снежанна.

- Беги! – Лёка кивнула в сторону окна.

Снежанна ринулась к окну, но Лёка опять схватила ее за рубашку. Снежанна дернулась, раздался треск. Обе вновь упали, вновь вскочили, и Снежанна вновь забежала за спасительный стол.

- Думаешь, продержишь меня здесь до родов?! – прокричала она. – Так не бывает!

- Может быть, - ответила Лёка. – А может – бывает!

- Дура! – выплюнула ей в лицо Снежанна.

- Убийца! – ответила ей Лёка.

И они замолчали. На мгновение в доме стало почти тихо – только тяжелое дыхание обеих подруг было слышно в нем.

Снеженна с тоской посмотрела на спасительное окно. Залезть на подоконник, открыть его, спрыгнуть, пробежать двор...

- Не дури, - сказала Лёка. – Драться со мной ты с детства не могла. И сейчас не сможешь. А если и победишь, тебя на улице Мерзость на куски порвет!

- Что еще за «мерзость»? – Снежанна презрительно искривила губы.

- Моя собака!

- Сама дура и собаку по-дурацки назвала! Я твою шавку сама на куски порву!

- Не порвешь! – Лёка покачала головой. - Пошли назад в комнату! – она кивнула в сторону фотолаборатории.

- А вот тебе! – Снежанна заломила руку в неприличном жесте. – Все равно – рожать не буду!

- Будешь!

- Будешь! – передразнила Снежанна Лёку. – Да ты меня так кормишь, что ребенок инвалидом родиться! Так что – лучше?!

- Лучше, - прохрипела Лёка. – Жить больным лучше, чем не жить вообще!

- А я его в роддоме оставлю! – прокричала Снежанна. – Это что – лучше?!

- Лучше! Жить в детдоме лучше, чем лежать в могиле! А может, его усыновят какие-то хорошие люди!

- А вдруг его алкоголикам отдадут? И он нищим будет! Это что – лучше?!

- И это лучше! – прокричала Лёка. – Нищему в миллион раз лучше, чем мертвому! Он, может кушать не будет шикарно, но будет дышать воздухом, радоваться солнцу...

- Радоваться солнцу! – опять передразнила Снежанна Лёку. – Да они его на органы продадут, алкоголики эти! Это что – тоже лучше?!

- На органы – это плохо, - ответила Лёка. – Но и это лучше аборта! Те, кто детей на органы продает – подонки. А чего еще от подонков ожидать? На то они и подонки, чтобы людей убивать. Но самое худшее в жизни, когда тебя убивает не какой-то подонок, а родная мама! Да – хуже этого ничего в жизни не бывает! Ни-че-го! Я знаю!

- Откуда знаешь? – усмехнулась Снежанна. – Тоже, наверное, аборты делала?

- Нет, - ответила Лёка, и голос ее дрогнул. – Я напилась и оставила сына ночью в коляске на улице. И он замерз насмерть.