Лёка

Спалось ему плохо – он пол ночи проворочался, то погружаясь в полусон, то просыпаясь. В нескольких километрах от него, так же плохо спала и его жена. Почти не спала и Лёка. Не доверяя Снежанне, она притащила из сарая допотопную раскладушку, и устроилась на ней прямо в коридоре, в метре от запертой двери в фотолабораторию. Ночью у Лёки разболелись почки, и заснуть она смогла, только выпив две таблетки просроченного анальгина, из старых маминых запасов. Она никогда раньше не пила анальгин при почечных болях, и не знала, поможет ли он.

Постепенно боль прошла, и Лёка задремала. Но, даже засыпая, она не переставала думать о лекарствах. Ей все еще хотелось умереть, но теперь наступление смерти надо было отсрочить! Теперь у нее была причина не покидать этот мир хотя бы несколько месяцев! Вот только ситуация с лекарствами становилась критической! Кроме этого анальгина, в доме не было ничего! И оставалось его – меньше двадцати таблеток!

В шесть часов утра Константина Воронова разбудил звонок. За всю ночь оперативникам не удалось узнать о жене начальника ровным счетом ничего. Через десять минут позвонила теща, и долго кричала, требуя, чтобы зять тут же объявил ее дочь в розыск. Константин обещал, что всё именно так и сделает. Собирался на работу он в мрачнейшем расположении духа.

Около девяти утра, когда Лёка защелкнула на запястью покорной и тихой Снежанны наручники, Константин Петрович набрал номер своего тестя - тот был мужиком трезвым и здравым, не чета теще.

Константин рассказал, что позволил экспертам измазать машину Снежанны криминалистическим порошком, и те не нашли никаких подозрительных отпечатков пальцев. Плохо было то, что они не нашли вообще никаких отпечатков. Впечатление было такое, что руль, водительскую дверцу и зеркала недавно протирали тряпкой. Это могло быть совпадением – чистоплотная Снежанна могла сама все протереть, если стекла и двери показались ей грязными. Но этому могло быть и иное, куда более неприятное объяснение...

Тесть выслушал Константина. В то, что со Снежанной случилась какая-то беда, он не очень верил, и так же, как зять, не хотел выглядеть посмешищем, если дочь просто загуляла. Тем не менее, оба сошлись на том, что ждать бесконечно нельзя.

Решили, что если Снежанна не найдется до обеда, есть смысл начинать серьезные поиски.

В два часа дня, когда Снежанна со скуки пыталась заставить себя прочесть что-то из Льва Толстого, Константин Петрович объявил в горотделе, что у него пропала жена. Было решено пока поискать так, без официальной регистрации, протоколов, и прочих бумаг. Причем, решили начинать поиски не с обхода домов, или объявлений по телевизору, а с проверки «подконтрольных элементов» - от этих было проще добиться молчания, в случае, если бы выяснилось что-то пикантное.

В три часа дня, когда Снежанна поняла, что Льва Толстого читать не сможет. И именно в это время в городке Шахтерский закончилась спокойная жизнь для всех, кто торговал наркотиками, самогоном, держал пункты приема металлолома, кто недавно сидел в тюрьме и кто вел себя так, что скоро должен был туда отправиться. К ним, а так же ко всем цыганским семьям, нагрянули оперативники. «Подконтрольных» опрашивали, уговаривали, стращали, даже били. Их дома бесцеремонно обыскивались. Их ловили на малейших несоответствиях в рассказах... За пару часов были раскрыты десятки преступлений.

Но эти преступления не имели к исчезновению Снежанны Вороновой никакого отношения.

В вечерний час, когда Снежанна поняла, что ей, пожалуй, придется провести на ненавистном диване-малютке еще одну ночь, в горотделе милиции проводилось собрание. Опрос «подконтрольного элемента» найти жену «главного» не помог. Решено было официально объявлять Снежанну пропавшей, и начинать обход домов. Логичнее всего было начать с домов, находящихся рядом с кладбищем – в конце концов, машину нашли именно там.

Глава 6.

Было раннее утро, когда Лёка вышла из дома с пустым ведром, и направилась к колодцу. Собаки крутились у ее ног, мешали набирать воду, потом мешали нести эту воду в дом. Вдруг вся свора с диким лаем кинулась к калитке. Лёка подняла глаза, и сердце ее глухо ударило в груди – у калитки стояли два человека в милицейской форме – один очень высокий и худой, а другой – гораздо ниже, но широкий, почти квадратный.

- Хозяйка, подойдите, пожалуйста, сюда! – позвал один из них.

Лёка поставила ведро и на ватных ногах двинулась к калитке. Глухо билось сердце. Казалось, вот-вот, и она потеряет сознание.

Тем не менее, подходя к калитке, она сквозь ватную пелену страха, услышала свой же голос.

- Здравствуйте! – сказал голос милиционерам. – Мерзость – фу! Да заткнись ты, гадкая собака!

- Мерзость?! – удивился высокий милиционер. – У нее такая кличка?

- Ага, - ответил Лёкин голос. – Какой характер, такая и кличка. Как начнет лаять – не остановишь. Совсем меня не слушается!

Тяжелая завеса страха не спадала, а между тем голос Лёки звучал на удивление живо и бодро. Лёка даже немного удивилась этому. Такое впечатление, что голос жил отдельно от нее!

Она сделала над собой колоссальное усилие и посмотрела милиционерам в глаза. Высокий смотрел на нее довольно добродушно, а квадратный наоборот, исподлобья сверлил ее тяжелым взглядом. Его лицо казалось Лёке знакомым. Где-то она видела этого квадратного человека, но только где – никак не могла припомнить.

- Вы ведь Ольга Колесник? – спросил высокий.

- Да, - бодро ответил живущий сам по себе голос.

- Вы работаете садовником у Константина Петровича Воронова? – продолжил высокий.

У Лёки потемнело в глазах.

- Не работаю, - бойко ответил голос. – Раньше работала, а потом Снежанна Александровна меня уволила. Неделю назад. Я ее кусты погубила, рододендроны. Очень дорогие… Я не специально, даже не представляю, почему это получилось, но она меня все равно выгнала!

- Да, нам это известно, - сказал высокий. – А после того, как она вас уволила, вы ее видели?

- Нет, - ответил Лёкин голос. – Я тут дома, по хозяйству. Сами знаете – новую работу трудно найти. Ой, а почему вы спрашиваете? Что-то случилось?!

- Снежанна Александровна пропала, - сообщил высокий. – Вы что-то об этом слышали?

- Нет – откуда?! – довольно натурально удивился голос. – А что значит – пропала?

- А то и значит, что мы не можем ее найти! – пояснил высокий. – Машину нашли, а ее – нет. А вы, случайно, ее машину не видели? Ее невдалеке от вашего дома нашли.

- Машину? - удивился голос. - У них хорошая машина! Импортная, большая. Впрочем, я в машинах не разбираюсь, и прав у меня никогда не было... Нет, не видела я ихнюю машину!

- Юра, пошли, мы теряем время, - вдруг сказал квадратный.

И Лёка сразу же его узнала. Это же был Вася Шишкин – ее друг детства. Да, конечно – он ведь мечтал стать милиционером, как отец, и, выходит – стал! Вон он какой – строгий, важный. Только держится почему-то так, словно ее не знает.

Лёка не решилась спросить – почему.

- Да, мы пойдем, - сказал высокий. – А вы, если что-то узнаете, обязательно нам сообщите, хорошо?

- Сообщу, обязательно сообщу! – сказал живший своей отдельной жизнью голос.

Милиционеры пошли прочь от двора.

Лёка смотрела им в след. Ноги у нее подкашивались. Только сейчас она поняла, что если бы Снежанна минуту назад закричала погромче, то эти двое непременно услышали бы ее, несмотря на непрекращающийся собачий галдеж.

Лёка тяжело, нервно вздохнула, подхватила ведро и побрела в дом.

Зайдя в дом, она оставила ведро на кухне и пошла к Снежанне.

Снежанна лежала на диване и сонно протирала глаза.

- С добрым утречком, - сказала она Лёке. – Сегодня у нас что на завтрак? Каша?

- Каша, - сказала Лёка. – У нас всегда каша. Для супа нет картошки. И мяса тоже нет.

Снежанна села на диване и поморщилась.

- Как же скучно у тебя, подруга! – пробормотала она. – И музыка на кассетах скучная, и книжки скучные. Слушай, у тебя что-то не такое занудное есть, а? В смысле – почитать? Детектив там, или про любовь роман? А то все Толстой, да Тургенев... Тоска одна!