Лёка

Эдуард Качан.

Лёка.

Введение.

(Городок Шахтерский, 20 июня 1992 год).

Это был отличный чемодан, замечательный чемодан, потрясающий чемодан!

Большой, кожаный, серебристого цвета, с блестящими, сдержанными, много говорящими застежками. Он удивительно не сочетался со всем, что было в этой комнате – и со старой мебелью, и с выгоревшими обоями, и с потрепанным, продавленным диваном. И с кучкой аккуратных, но дешевых тряпок, которая все росла и росла на этом диване, великолепный чемодан тоже не сочетался. Но это было даже хорошо, что он был настолько новым в этой комнате!

Именно с таким чемоданом и нужно начинать новую жизнь!

Семнадцатилетняя Ольга Колесник открыла старый шкаф, вынула оттуда простынь, ночную рубашку, и добавила все это к кучке вещей. Оглядела кучку, критически морща красивый лоб. Пожалуй, это еще влезет. А на большее в чудесном чемодане не хватит места. Или – хватит?

- Лёка, может, все-таки возьмешь варенье? – раздалось из-за двери. – Клубничное, как ты любишь?

Девушка обернулась на голос. С раннего детства она терпеть не могла свое имя «Ольга», и потому всегда и везде требовала, чтобы ее называли только Лёкой.

Дверь открылась, и в комнату вошла мама. В руках она держала литровую банку с клубничным вареньем.

- Мам! Я же тебе сказала – никакого варенья! – с раздражением сказала Лёка. - Оно не влезет в чемодан. И вещи могут испачкаться. Хватит того, что я утюг с собой беру!

- Но можно взять с собой не только чемодан! – возразила мама. – Можно взять еще сумку. Синюю, она выглядит почти как новая! В нее и варенье поместиться, и банка с огурцами!

Лёка громко, театрально вздохнула.

- Мам, я тебе еще вчера объясняла – я поеду только с этим чемоданом! Только с ним! Мне нравится этот чемодан, мама, очень нравится! Я два года работала на каникулах, замазывала щели в панельных домах, чтобы заработать на такой! И я не хочу портить его вид какими-то сумками!

Мама страдальчески вздохнула и поставила банку с вареньем на стол.

- Что же ты будешь есть в Днепропетровске, доченька? – умоляюще спросила она.

- Есть студенческие столовые, - заявила Лёка.

- Но ведь это, наверное, дорого? – произнесла мама неуверенно.

Она много лет не выезжала из родного шахтерского городка, который так и назывался - Шахтерский, и не представляла себе, дорога ли еда в столовых или нет.

- У меня еще остались деньги, - ледяным тоном отрезала дочь. – Это ведь мои деньги, мама? Я сама их заработала, да? Значит, и тратить могу так, как хочу!

И она принялась аккуратно складывать свои вещи в замечательный чемодан.

Мама не торопилась уходить. Она стояла у двери, и нервно теребила руками передник. Она чувствовала себя очень несчастной – рано овдовевшая, рано состарившаяся женщина, от которой уезжала единственная отрада в жизни – дочь.

Ее дочь была красивой, умной, очень уверенной в себе, и очень молодой. Она совсем не замечала того, какую боль причиняет маме ее отъезд. Нет, мама, конечно, знала, что Лёка не будет жить с нею всегда, что она выйдет замуж, у нее будут свои дети, свои заботы. Но ведь это могло быть здесь, в Шахтерском! Дочь могла жить, скажем, на соседней улице. Или в центре – там отличные квартиры. Да пусть даже на другом краю города – все равно можно дойти пешком за час! А огромный Днепропетровск - это так далеко!

- Доченька, может ты передумаешь! – робко начала мама. – Здесь, в Шахтерском, можно подыскать хорошую работу…

Лёка резко повернулась.

Нет, ну мать издевается! Они об этом говорили тысячу раз! Все решено, ничего нельзя изменить! И нечего толочь воду в ступе!

Гневные слова готовы были сорваться с губ Лёки, как вдруг с улицы донесся истошный собачий лай, и через миг в дверь постучали.

- Я открою, - с обреченностью сказала мама.

Она развернулась и пошла открывать.

Что ж, она попыталась, попыталась в последний раз уговорить дочь не уезжать. Ответ она прочитала в глаза Лёки, хотя, конечно, и не сомневалась, что та откажется. Она с раннего детства бредила большими городами! Что ж, значит, Господь рассудил так! Значит, доживать ей свои дни в одиночестве… Но она хотя бы попыталась!

Лёка опять принялась за укладку чемодана. Это, наверное, Снежанна пришла. Она собиралась зайти, попрощаться с уезжающей подругой. Лёка не хотела, чтобы Снежанна видела, какие у нее дешевые вещи. Чистые, идеально выглаженные, но – дешевые. Да, конечно, Снежанна и так прекрасно знает, какую одежду носит Лёка, но все равно – пусть хоть сегодня не видит этих дрянных тряпок! Пусть видит только замечательный чемодан.

Дверь за спиной скрипнула. Лёка вздрогнула – она не успела упаковать все. Быстрым движением девушка накинула на кучку не уложенной одежды покрывало, и прикрыла крышку чемодана. Так было не видно.

Но это оказалась не Снежанна. В проеме двери маячил Костя Воронов.

- О, привет! – протянула Лёка удивленно. – А Снежка где?

Костя поморщился. Вот уже два месяца он встречался со Снежанной Ковтун, подругой Лёки. Именно Снежанна их и познакомила. Собственно, он никогда и не виделся с Лёкой так, чтобы Снежанна не была рядом. Но сейчас ему нужно было поговорить именно с Лёкой, наедине, без свидетелей, тем более – без Снежанны.

- Не знаю, где она, - сказал Костя хмуро. – Я это… Сам… К тебе пришел!

- Чего? – не поняла Лёка. – Да ты садись, чего у двери стоять!

Костя сделал два шага, и тяжело опустился на старый стул. Стул обиженно скрипнул, но устоял. Он уже давно так скрипел, и Лёка все ждала, что стул сломается. Это было бы к лучшему – тогда мама поднапряглась бы, но купила новый. Но стул не ломался.

- Я это… - насупившись, начал Костя. – Ты уезжаешь, да?

- Да, - кивнула Лёка. – Автобус в одиннадцать часов. Да где Снежка-то?! Вот, блин, подруга! Говорила – зайду, зайду! Так мы и проститься не успеем!

- Ты не уезжай! – бухнул Костя. – Выходи за меня замуж!

От неожиданности Лёка села на диван. Покрывало сползло, предательски открыв не убранную в чемодан одежду. Но Лёка этого даже не заметила.

- Что? Что ты сказал?! – пробормотала она.

Костя сидел насупившийся, красный как рак, и смотрел на банку клубничного варенья, которое мама Лёки забыла убрать со стола. Сделав над собой усилие, он оторвался от банки, и посмотрел в сторону Лёки, где-то у нее над плечом.

- Выходи за меня замуж! – отчетливо проговорил он.

- А как же Снежка? – спросила Лёка, хлопая длиннющими ресницами.

Она еще не пришла в себя – слишком неожиданным было то, что она только что услышала.

- Ну что – Снежка, Снежка?! – с досадой проговорил Костя. Он оправился от смущения, и смог посмотреть Лёке в глаза: – Ни красоты у нее нет, ни ума. Да, ее папа полковник КГБ и может помочь мне с карьерой. Это не плохо, конечно, но мне ты нравишься, понимаешь?! Красивей тебя – никого! Умней – никого! Ну, на что мне карьера, скажи?! Я лучше без карьеры, но с тобой буду. Давай поженимся, а? – его тон стал умоляющим. - Прямо сейчас, а?! Это ничего, что я еще учусь – два года протянем как-нибудь! А потом я звание получу, через годик квартиру дадут…

Лёка смотрела на Костю во все глаза. Ее оцепенение проходило, и становилось даже смешно. Да, конечно, Костик Воронов высокий, красивый, всегда опрятный, всегда чисто выбритый – Лёка такое любила. Но – к чему он ей?! Остаться в малюсеньком Шахтерском и влачить жалкое существование жены простого милиционера? Как мать когда-то? Нет! Это вовсе не то, чего она хочет! Это слишком мелко для нее.

- Так, Костенька, стоп! – сказала она, вставая. – Я ничего не хочу слышать. И я вообще ничего не слышала, понятно?! Сейчас встал, и быстренько ушел отсюда! Бегом, Костенька, бегом!

- Но я…

- Бегом, Костя, кому сказала!

Несказанно униженный, красный как рак, Костя поднялся. Он хотел еще что-то сказать, но Лёка уже выталкивала его в спину.