Страница 29 из 40
– Царапины это не уберет, мадемуазель, – печально покачал головой Пуаро.
– Наверное, нет. Но, скажите на милость, зачем вы надеваете лакированные туфли в такой местности?
Пуаро слегка склонил голову набок.
– Люблю выглядеть soigné[22], – сказал он.
– Но не в пустыне же, – возразила Сара.
– В пустыне женщины тоже утрачивают элегантность, – мечтательно произнес Жерар. – Но только не мисс Кинг – она всегда выглядит аккуратной и изящной. Однако леди Уэстхолм в своих огромных, толстых жакетах и юбках, этих ужасных, неподобающих бриджах для верховой езды и ботинках – quelle horreur de femme![23] А бедная мисс Пирс – сморщенная, как увядшие капустные листья, одежда и беспрерывно звякающие цепочки и бусы! Даже молодая миссис Бойнтон – красивая женщина, но без chic![24] Одежда у нее какая-то безликая.
– Не думаю, что мистер Пуаро взбирался сюда для того, чтобы поговорить об одежде, – решительно прервала его Сара.
– Совершенно верно, – подтвердил Пуаро. – Я пришел посоветоваться с доктором Жераром… я очень ценю его мнение… и ваше тоже, мадемуазель, вы молоды и знакомы с последними достижениями психологии. Понимаете, мне бы хотелось послушать, что вы думаете о миссис Бойнтон.
– А разве вы еще не выучили это наизусть?
– Нет. У меня есть подозрение – и не просто подозрение, – что в данном деле огромную роль играет душевное состояние миссис Бойнтон. Вне всякого сомнения, доктор Жерар сталкивался с такими, как она.
– С моей точки зрения она, несомненно, могла бы стать интересным объектом для исследования.
– Расскажите мне.
Доктор Жерар не стал ничего скрывать. Он поведал о своем интересе к семье, о разговоре с Джефферсоном Коупом и о том, что американец решительно ошибается в оценке ситуации.
– То есть он сентиментален.
– Не то слово! У него есть идеалы, но основаны они на глубоко укоренившейся душевной лени. Гораздо проще жить, если видишь в людях только хорошее и считаешь, что мир прекрасен. И в результате Джефферсон Коуп совершенно не разбирается в людях.
– Иногда это может быть опасным, – заметил Пуаро.
– Он настаивал, что «случай Бойнтон», как я его называю, является следствием гипертрофированной любви. А о скрытой ненависти, бунте, рабстве и страдании он имел лишь самое туманное представление.
– Это глупо, – снова подал голос Пуаро.
– И все же, – продолжал доктор Жерар, – даже самый тупой из сентиментальных оптимистов не может быть настолько слеп. Думаю, по пути в Петру у мистера Джефферсона Коупа открылись глаза.
И он пересказал свой разговор с американцем утром того дня, когда умерла миссис Бойнтон.
– Интересная история – об этой служанке, – задумчиво произнес сыщик. – Это проливает свет на методы старой дамы.
– Очень странное было утро! – воскликнул Жерар. – Вы не были в Петре, мистер Пуаро. Если попадете туда, обязательно поднимитесь к месту жертвоприношения. Там особенная – как бы это выразиться? – атмосфера! – Он подробно описал ту сцену и прибавил: – Мадемуазель сидела там, как юный судья, и рассуждала о жертве одного ради спасения многих. Вы помните, мисс Кинг?
Сара поежилась.
– Не надо! Давайте не будем говорить о том дне.
– Нет, нет, – заверил ее Пуаро. – Лучше поговорим о событиях далекого прошлого. Меня, доктор Жерар, заинтересовал ваш психологический портрет миссис Бойнтон. Я не понял только одного: ради чего она, полностью подчинив себе семью, затеяла это путешествие за границу, с его неизбежной опасностью внешних контактов и ослабления своей власти?
Доктор Жерар взволнованно подался вперед.
– Но в этом-то и дело, mon vieux![25] Старые дамы во всем мире одинаковы. Им становится скучно! Если они привыкли раскладывать пасьянс, то им надоедает тот, который они хорошо знают. Они хотят выучить новый. То же самое происходит со старой дамой, которая находит удовольствие в том, чтобы подчинять себе и мучить других людей. Миссис Бойнтон – если провести аналогию с une dompteuse[26] – укротила своих тигров. Возможно, ее немного возбуждало, когда они проходили через подростковый период. Женитьба Леннокса на Надин была настоящим приключением. Но затем вдруг все закончилось. Леннокс настолько погрузился в меланхолию, что его невозможно было ни обидеть, ни расстроить. Реймонд и Кэрол не проявляли никакой склонности к бунту. Джиневра – о, эта la pauvre Ginevra[27] – с точки зрения матери представляла наименьший интерес. Потому что она нашла способ сбежать от нее! Джиневра прячется от действительности в мире грез. Чем больше мать ее третирует, тем легче ей получать тайное удовольствие, чувствуя себя преследуемой героиней. По мнению миссис Бойнтон, это ужасно скучно. Она, подобно Александру, ищет новые земли, чтобы завоевать их. Отсюда план заграничной поездки. В путешествии возникнет опасность, что ее укрощенные звери взбунтуются, и появится возможность снова причинить им боль. Похоже на абсурд, но это правда! Ей были нужны острые ощущения.
Пуаро вздохнул:
– Превосходно. Да, я понимаю, что вы имеете в виду. Именно так. Все сходится. Она выбрала опасную жизнь, la maman Бойнтон – и поплатилась за это!
Сара наклонилась вперед. Ее бледное, сосредоточенное лицо было очень серьезным.
– Вы хотите сказать, что она довела своих жертв до того… что они напали на нее… или… или один из них?
Пуаро кивнул.
– Но кто? – вырвалось у Сары. Голос ее слегка дрожал.
Пуаро посмотрел на ее пальцы, судорожно сжимавшие букет полевых цветов, на бледное, напряженное лицо.
Он ничего не ответил – не успел, потому что в эту секунду доктор Жерар тронул его за плечо и сказал:
– Смотрите.
По склону холма брела девушка. Она двигалась ритмично, с какой-то странной грацией, создававшей впечатление некоторой нереальности. Рыжие, отливавшие золотом волосы сияли на солнце, уголки губ были приподняты в загадочной улыбке. У Пуаро перехватило дыхание.
– Как она прекрасна… – сказал он. – Какая необычная, трогательная красота… Так следовало бы изображать Офелию – в облике юной богини, пришедшей из другого мира и счастливой, потому что она свободна от груза человеческих радостей и горестей.
– Да, да, вы правы, – сказал Жерар. – Это лицо из наших грез, правда? Мне оно точно снилось. Когда я лежал с лихорадкой, то, открыв один раз глаза, увидел перед собой это лицо… с милой, неземной улыбкой… Это был приятный сон, и я пожалел, что проснулся…
Доктор Жерар умолк и продолжил уже обычным тоном:
– Это Джиневра Бойнтон.
Глава 12
Через минуту девушка уже была рядом с ними. Доктор Жерар представил их друг другу:
– Мисс Бойнтон, это Эркюль Пуаро.
– О.
Джиневра рассеянно посмотрела на него. Пальцы ее сплелись, затем снова расцепились. Очарованная нимфа вернулась из волшебной страны. Теперь это была обычная девушка, немного нервничавшая и смущенная.
– Какая удача встретить вас здесь, мадемуазель, – сказал Пуаро. – Я пытался найти вас в гостинице.
– Вот как?
Улыбка ее была отсутствующей, пальцы теперь теребили пояс платья.
– Вы не согласитесь немного прогуляться со мною? – мягко спросил Пуаро.
Она послушно зашагала рядом, подчиняясь его просьбе, но вдруг словно всполошилась:
– Вы… вы же сыщик, правда?
– Да, мадемуазель.
– Очень известный сыщик?
– Лучший в мире, – ответил Пуаро, преподнося это как непреложную истину – не больше и не меньше.
– Вы пришли, чтобы защитить меня? – еле слышно спросила Джиневра Бойнтон.
Пуаро задумчиво погладил усы.
22
Элегантным (фр.).
23
Просто кошмарная женщина! (фр.)
24
Шика (фр.).
25
Старина! (фр.)
26
Укротительница (фр.).
27
Бедняжка Джиневра (фр.).