Страница 14 из 18
- Я могу тебе помочь, - сказал Валентин. - Я могу научить тебя бороться со страхом.
Как будто это было так просто. Хотя под руководством Валентина всё именно так и оказалось.
Валентин научил его отступать в ту область разума, которая была неподвластна страху, отделять себя от того Роберта Лайтвуда, который чего-то боится, а затем подавлять эту слабую, ненавистную версию самого себя.
- Твоя слабость вызывает у тебя бешенство, это хорошо, - говорил ему Валентин. – Используй свою ярость, чтобы усмирить слабость.
В некотором смысле Валентин спас Роберту жизнь. Или, по крайней мере, ту её часть, которая имела значение.
Он всем был обязан Валентину.
Во всяком случае, он обязан ему за искренность.
- Ты не согласен с тем, что я сделал, - тихо сказал Валентин, когда над горизонтом появились первые лучи солнца. Майкл и Стивен еще спали. Роберт почти всю ночь провёл, глядя на небо, размышляя о произошедшем, и думая о том, что ему делать дальше.
- Думаешь, что я потерял контроль, - добавил Валентин.
- Это была не самооборона, - сказал Роберт. - Это была пытка. Убийство.
Роберт сидел на одном из брёвен у остатков костра. Валентин опустился рядом с ним.
- Ты же слышал, что оно говорило. Понимаешь, почему его пришлось заткнуть, - сказал Валентин. – Нужно было преподать ему урок, а у Конклава на такое не хватило бы духу. Я знаю, что другие не поняли бы этого. Даже Люциан. Но ты… Мы с тобой понимаем друг друга. Ты единственный, кому я действительно могу доверять. Мне нужно, чтобы ты держал всё в тайне.
- Если ты так уверен, что поступил правильно, то зачем держать это в секрете?
Валентин тихо рассмеялся.
- Ты такой скептик, Роберт. За это мы больше всего тебя и любим. - Его улыбка угасла. - Некоторые начинают сомневаться. В нашей цели, во мне… - Он отмахнулся от возражений Роберта прежде, чем тот успел их произнести. – Не думай, что я не понимаю. Все хотят быть надежными, когда это легко. Но когда всё становится сложнее… - он покачал головой. - Я не могу рассчитывать на всех тех, на кого мне хотелось бы рассчитывать. Но я надеюсь, что могу рассчитывать на тебя.
- Конечно, можешь.
- В таком случае ты никому не расскажешь о том, что произошло сегодня ночью, - сказал Валентин. – Даже Майклу.
Гораздо позже (слишком поздно) до Роберта дошло, что у Валентина, вероятно, был похожий разговор с каждым членом Круга. Секреты объединяли людей, и Валентин был достаточно умен, чтобы знать об этом.
- Он мой парабатай, - напомнил Роберт. - У меня нет от него секретов.
Брови Валентина взлетели чуть ли не до небес.
- И ты думаешь, у него нет секретов от тебя?
Роберт вспомнил предыдущую ночь, когда Майкл усердно пытался что-то скрыть. Это был один секрет. Кто знает, сколько их там ещё?
- Ты знаешь Майкла лучше всех, - сказал Валентин. - И все же я думаю, что знаю о нём такие вещи, которые могли бы тебя удивить…
Повисло молчание, Роберт обдумывал услышанное.
Валентин не лгал и не хвастался. Если он сказал, что знает что-то о Майкле, что-то тайное, то так оно и было.
И это был такой соблазн для Роберта.
Ведь ему нужно только спросить.
Он и хотел, и не хотел об этом знать.
- У нас у всех есть конкурирующие привязанности, - сказал Валентин прежде, чем Роберт мог бы поддаться искушению. – Конклав хотел бы всё упростить, но это лишь очередное доказательство их тупости. Я люблю Люциана, моего парабатая. Я люблю Джослин. Если они когда-нибудь вступят в конфликт друг с другом…
Ему не нужно было заканчивать предложение. Роберт знал то же, что и Валентин. Он понимал, что Валентин достаточно любит Люциана, чтобы не допускать ничего подобного. Точно так же, как и Люциан не станет конфликтовать, потому что любит Валентина.
Возможно, хранить некоторые секреты – значит проявлять милосердие.
Он протянул руку Валентину.
- Я даю тебе слово. Я клянусь, что Майкл никогда не узнает об этом.
Как только он произнёс эти слова, то подумал, что возможно совершил ошибку. Но обратной дороги уже не было.
- Твою тайну я тоже знаю, Роберт, - сказал Валентин.
Эта фраза прозвучала как эхо самых первых слов, которые Валентин сказал ему в Академии. На лице Роберта появилась едва заметная улыбка.
- Думаю, с этим мы уже разобрались, - напомнил он Валентину.
- Ты трус, - сказал Валентин.
Роберт вздрогнул.
- Как ты можешь так говорить после всего, через что мы прошли? Ты же знаешь, я никогда не сбежал бы с поля боя или…
Валентин покачал головой, заставив его замолчать.
- О нет, я имею в виду не физически. Уж об этом-то мы с тобой позаботились, верно? Когда дело доходит до физического риска, то тут ты смелее некуда. Возможно, даже чересчур смелый?
- Не понимаю, о чём ты говоришь, - холодно сказал Роберт, боясь, что понимает всё слишком хорошо.
- Ты не боишься ни смерти, ни увечий, Роберт. Ты боишься себя и своей слабости. Тебе не хватает веры, не хватает верности, потому что ты не уверен в себе. И моя вина в том, что я ожидал большего. В конце концов, как можно ожидать, что ты будешь во что-то или в кого-то верить, если ты не веришь в себя?
Роберт почувствовал, что его видят насквозь, и ему это не понравилось.
- Когда-то я пытался научить тебя преодолевать страх и слабость, - сказал Валентин. – Теперь я понимаю, что это было ошибкой.
Роберт опустил голову, ожидая, что Валентин выгонит его из Круга. Лишит его друзей и обязанностей. Разрушит ему жизнь.
Какая ирония, что его худшие опасения сбываются из-за его собственной трусости.
Но Валентин удивил его:
- Я тут немного поразмыслил над этим, и у меня появилось к тебе предложение, - сказал он.
- Какое? – Роберт боялся надеяться.
- Сдайся, - сказал Валентин. – Брось свои попытки избавиться от трусости и сомнений. Перестань разжигать в себе непоколебимые чувства. Если в тебе нет уверенности, то почему бы просто не принять то, в чём уверен я?
- Я не понимаю.
- Вот мое предложение, - сказал Валентин. – Перестань так волноваться из-за того, уверен ты в чём-то или нет. Позволь мне быть уверенным за тебя. Положись на мою уверенность, на мои чувства. Позволь себе быть слабым и рассчитывай на меня, потому что мы оба знаем, что я могу быть сильным. Верь, что это правильно, потому что Я в это верю.
- Если бы всё было так просто, - сказал Роберт, поддавшись приступу тоски.
Валентин слегка удивился, словно Роберт признался ему, что не понимает элементарных вещей.
- Насколько это сложно, зависит только от тебя, - сказал он мягко. – И это может быть так просто, как тебе самому захочется.
***
Изабель поймала Саймона, когда он шёл с лекции.
- Девять вечера, комната Джона, - прошептала она ему на ухо.
- Что? – Казалось, будто она сообщает ему точное время и место его смерти (которая непременно наступит, если он начнёт представлять себе, что она может делать в спальне Джона Картрайта).
- Демоническое время. Ну, знаешь, на тот случай, если ты всё ещё собираешься обломать нам всё веселье. – Она нехорошо ему улыбнулась. – Или если решишь к нам присоединиться.
Она смотрела с вызовом, словно была уверена, что он не осмелится сделать ни то, ни другое. Это напомнило Саймону о том, что, хоть он и забыл всё об Изабель, она ничего не забыла о нём. По сути, она знала о нём больше, чем он сам о себе знал.
Теперь это не так, сказал он себе. Год в Академии, год учёбы и борьбы, год без кофеина – всё это изменило его. Должно было изменить.
Вопрос в том: кем он теперь стал?
***
Она назвала ему неправильное время.
Кто бы сомневался. К тому времени, как Саймон ворвался в комнату Джона Картрайта, они почти завершили ритуал.
- Вы не можете этого сделать, - сказал им Саймон. – Все вы, остановитесь и подумайте.