"Баламуты"

Наткнувшись на высокую, ограненную мелким кружевным рисун╛ком, вазу, Верка подумала, что вот такую хорошо поставить на жур╛нальный столик и, окликнув Алку через стол, спросила:

- На хрустале сейчас не Машка Щекотихина сидит?

- Да ну, ее на женский трикотаж перевели, - громко, стара╛ясь перекричать гомон за столом, сказала Алка.

- А кто ж теперь?

- Да Валька Гапонова, которая на мехах была.

Верка пожала плечами.

- Ну, такая, лицо оспинками, в белом парике все ходила, - напомнила Алка.

- Да знаешь ты ее. Я ее в парикмахерскую на маникюр приводила. А что?

- Да хочу себе присмотреть что-нибудь. Не сведешь?

- Ладно, сходим, - согласилась Алка.

Валентин все больше бледнел и к концу застолья с трудом водил головой, широко тараща непослушные глаза, а когда сел за пианино и стал играть, пальцы не слушались и попадали не на те клавиши. В конце концов Николай завел проигрыватель, а Валентина Генка отвел в ванную, где сунул его голову под кран с холодной водой. Валентин вырывался и что-то бессвязно бормотал, но Генка держал его крепко и отпустил только тогда, когда тот стал захлебываться. Потом он отвел его в зал и усадил в кресло, где тот и уснул.

Пугачева, усиленная двумя динамиками, из кожи лезла вон, чтобы понравиться компании, которая надрывала голосовые связки, помогая ей. Но когда Алка хотела прокрутить пластинку по второму ра╛зу, Витек вдруг уперся и потребовал барыню. Поставили барыню, и он ожесточенно заколотил пяткой в пол, будто собирался проломить его и рассыпался дробным топотом обеих ног, пробуя прочность досок. Руки его при этом плетьми висели вдоль неподвижного туловища, а лицо оставалось серьезным и непроницательным.

"Барыня, ты моя. Сударыня ты моя!"- хрипло выводил баян.

"Барыня, барыня, сударыня-барыня!" - исступленно выбивал ногами Витек.

Щемящая тоска по родным Липкам вытолкнула Клавдию к Витьку, и она, поставив руки в боки, забарабанила по полу каблуками и засеме╛нила вокруг него , плавно поводя руками. Грудь ее, туго затянутая в лифчик, упруго колыхалась в такт, вздрагивали полные щеки, а глаза возбужденно блестели. Заражаясь азартом Клавдии, Витек пошел вприсядку.

Снизу застучали по потолку.

- Это доцент, в институте преподает, - пояснил Николай.

- Мешаем. Чтоб не шумели, значит, - прислушиваясь, весело добавил он, и когда кончилась барыня, и Витек с Клавдией, тяжело дыша, повалились на диван, Николай подпрыгнул козлом и назло доцен╛ту на месте люстры отгрохал чечетку.

Встал с кресла и, пошатываясь, молча пошел к выходу Валентин. Николай вывел его из подъезда и, убедившись, что тот до дома доберется, вернулся.

В одиннадцать разошлись все. Почти следом за Валентином стали собираться Витек с Клавдией. За ними, словно спохватившись, ушли Генка с женой. Илонка давно спала. Бабуля дремала возле внучки, ожидая, когда уйдут гости, чтобы собрать и помыть за ними посуду...

Через неделю от Валентина пришла музыкантша, молоденькая лань в джинсах, сабо на шпильках и легонькой блузочке, едва прикрывавшей живот, через которую просвечивался нейлоновый бюстгалтер с широко расставленными бретельками. Пришла она под вечер, когда Алка с Николаем были уже дома.

Музыкантша поздоровалась и очаровательно улыбнулась хозяевам, показывая острые жемчужные зубки.

- Меня зовут Людмила Юрьевна, - представилась она.

Окинув музыкантшу оценивающим взглядом, Алка повела ее в зал, где стояло пианино. Живая заинтересованность, блеснувшая в глазах Ни╛колая при виде музыкантши, не ускользнула от Алкиного внимания, и когда он пошел вслед за ними в зал, ткнула его локтем в бок и про╛шипела:

- Иди, иди! Тут без тебя разберутся.

Николай чуть не пустил в нее матом, но чудом сдержался и по╛шел в спальню читать газету.

- Прежде чем договориться, я хотела бы посмотреть вашего ре╛бенка, - попросила Людмила Юрьевна.

Алка высунулась в окно и, меняя голос на пряничный, позвала:

- Илона, домой!.. Поскорее, что-то дам, - соврала она дочери, потому что та стала конючить еще полчасика на беготню.

Илонка по воробьиному встрепенулась и побежала домой.

- Ты петь умеешь? - располагающе улыбаясь, спросила Илонку Людмила Юрьевна, когда та, подталкиваемая матерью, вошла в зал.

Илонка, круглолицая, вся обрызганная мелкими веснушками второклассница, шмыгнула носом и вскинула при этом голову так, что две тощенькие рыжие косички прыгнули вниз и вернулись на свое место, т.е. остались торчать на затылке, и вопросительно посмот╛рела на мать.

- Поет, как же! - ответила за нее Алка. - Что же молчишь?

- Какие ты песни знаешь? - опять спросила Илонку Людмила Юрьевна.

- Про крокодила Гену и про улыбку, - скороговоркой ответила Илонка, поглядывая на мать.

- Ну-ка, спой, а я буду тебе аккомпанировать. Давай про улыбку. Людмила Юрьевна проиграла вступление и кивнула Илонке.

- Три-четыре!

Но Илонка уставилась на носок сандалии, которой водила по полу, и молчала.

- Ну, что же ты? - с укором сказала Людмила Юрьевна, а Алка набросилась на дочь:

- Что стоишь как дурочка? Пела ж с девками. Вчера под пластинку, что есть силы орали, - пояснила она Людмиле Юрьевне. - А сейчас язык отсох.

- Давай вместе, - предложила Людмила Юрьевна Илонке. Она за╛пела чистым лирическим сопрано. Илонка под сердитым взглядом ма╛тери зашевелила губами, шепотом выдавливая из себя слова.

- Ну ладно. Раз ты стесняешься петь песню, давай попоем нотки, - предложила Людмила Юрьевна.

- Ну, тяни, а-а-а!

- А-а, - глухо, как сова, ухнула Илонка.

- Да нет, не так!.. До-о! До-о-о!

- До-о, - шмыгнув носом, тихо повторила девочка.

- Это, скорей, "си" малой октавы, - усмехнулась Людмила Юрьевна. - Ну-ка, похлопай со мной в ладошки.

Людмила Юрьевна похлопала четыре раза с одной длинной и тремя короткими паузами. Илонка повторяла, но не выделила длинную паузу.

- Послушай еще раз, повнимательнее. - Людмила Юрьевна еще раз прохлопала, изящно расставляя ладошки с ухоженными наманикюренными ногтями.

Илонка нехотя повторила, и на этот раз пропустила один хлопок.

- Теперь отвернись и попробуй по слуху найти ту ноту, которая прозвучит, - кисло сказала Людмила Юрьевна.

Ноту Илонка не нашла. Она тыкала указательным пальцем вокруг и около, только не туда, куда нужно.

- Ты хочешь учиться играть на фортепиано? - спросила Людмила Юрьевна.

- Хочет, хочет! - поспешно ответила за нее Алка, и Илонка вслед за матерью тоже кивнула головой.

Людмила Юрьевна натянуто улыбнулась.

Уже уходя, в коридоре, она сказала, больше обращаясь к Алке, чем к Николаю, который стоял у дверей спальни и бесцеремонно щупал ее глазами:

- Валентин Степанович просил меня послушать вашу дочь, но нас╛чет уроков у нас конкретного разговора не было. Я не знаю еще, какая у меня нагрузка будет в музыкальной школе. Но вы не беспокой╛тесь, если я не смогу заниматься с вашей дочерью, то он договорит╛ся с другим преподавателем.

Наткнувшись на взгляд Николая, она разозлилась:

"Хамло чертово, - раздраженно подумала она, - все с меня снял. Свою корову раздевал бы".

Она хотела уйти, но Алка остановила ее, спросив про дочку:

- Слух-то какой у нее есть?

- Слух развивать надо, - уклончиво ответила Людмила Юрьевна. - Надо заниматься.

- Цапля длинноногая! - фыркнула Алка, когда за музыкантшей закрылась дверь. - А этот дурак зенки пялит, аж слюна как у кобеля бешеного чуть с языка не закапала. Тьфу.

- А что, плохая девка? - широко раздвинул рот в ухмылке Ни╛колай, поддразнивая жену.

- А что хорошего - то?.. Ни хрена вы, мужики, в этом деле не смыслите. Разве это баба, если у нее и взяться не за что? А у этой первый номер.

- Да уж с тобой ей тягаться трудно, - засмеялся Николай.

- По крайней мере, "возьмешь в руки - маешь вещь".

Николай со смехом сгреб ее охапку и стал тискать, приговаривая: