"Баламуты"

- Щас проверим твою вещь! Какая она у тебя.

- Пусти, черт! Илонка вон смотрит, - с нарочитой серьезностью отбивалась довольная Алка.

Когда Николай отпустил ее, она сказала, как бы между прочим:

- Ты попроси Валентина, пусть он кого другого пришлет. Я смотрю, от этой вертушки толку не будет никакого. Она и на учительницу-то не похожа.

Николай усмехнулся, но спорить не стал.

Учитель, который ваялся заниматься с Илонкой, слух не проверял, а сразу приступил к занятиям. Прежде всего, он прочитал небольшую вводную лекцию, основой которой послужило введение к "Книге о музыке" составителей Головинского и Ройтерштейна, выученное им когда-то наизусть.

Звучало это пафосное извержение по меньшей мере странно, по╛тому что было рассчитано на большую аудиторию, но это лектора ни╛чуть не смущало. Старался он больше для Илонкиной матери, которая сидела тут же на диване и благоговейно замирала от соприкосновения с прекрасным, дорога к которому была ей заказана.

Костюм на маэстро был выношен, лицо жеванное, и сам он не производил впечатления человека, которого облагородила музыка и подарила радость от общения с ней. Однако взялся он за дело с энтузиазмом и, прощаясь после первого урока с хозяйкой, побуждае╛мый самыми лучшими намерениями, нарисовал радужную картину буду╛щих музыкальных успехов своей ученицы, искренне веря в осуществле╛ние этой программы.

В этом году уже поздно, а на следующий они подготовятся в музыкальную школу. Поступать лучше в вечернюю, там вместо семи лет то же самое проходят за пять - нет хора и меньше сольфеджио. Только надо, конечно, заниматься и еще раз заниматься.

Через два занятия, когда его подопечная не смогла затвер╛дить ноты скрипичного ключа, а четвертные не отличала от восьмых, оптимизма у него поубавилось. За месяц учебы Илонка с горем попо╛лам тыкала третьим пальцам "тень-тень потетень, выше города плетень", постоянно спотыкаясь на "си бемоль".

Она стала бояться вторников и суббот и ждала уроков со страхом. Раз даже спряталась в шифоньер, откуда мать ее выволокла за шиворот, надавав тумаков, а учитель музыки Борис Иванович шел на те же уроки как на каторгу и уже подумывал, как бы поделикатней отказать╛ся от этой чертовой обязанности. Он теперь ругал себя за то, что добровольно залез в петлю, заведомо зная, что девчонка "не лабух". Об этом его предупреждала Людмила.

Совсем плохо стало, когда начались занятия в школе. Илонка, про╛сидев часа три над уроками, наотрез отказывалась подходить к пиа╛нино.

Однажды, когда Алка силой потащила ее к инструменту, Илонка укусила ее за руку. Алка отполосовала ее ремнем, и с той сделалась истерика. Успокоилась дочь не скоро, долго всхлипывала, сотрясаясь всем телом, и уснула одетая и зареванная. Алка, раздевая ее, плакала сама, и поздно вечером, когда Николай вернулся из рейса, помылся, поужинал и они легли спать, рассказала ему про сегодняшний случай и вообще, что девка из-за этого пианино стала как чумная.

- Что будем делать-то?

- А ничего, - ответил Николай. - Не моя это затея с пианином.

- Так что, сказать учителю, чтоб не ходил? Мол, так и так, не хочет, нет у нее к этому стремления.

- А чего девку мучить? Нас играть не обучали и ничего, не хуже других.

- Ну ладно, - с облегчением вздохнула Алка и будто свалила с себя непомерную тяжесть.

Орёл,1985 г.

КАК БЫВАЛО "НА КАРТОШКЕ"

Городские девушки чуть не ползли по борозде. Спины занемели, но стоило разогнуться, в глазах темнело, и блохами прыгали черные точки. И к горлу рвотой подкатывало отвращение к картошке. Казалось, век бы ее не ел, только бы не собирать. А конец поля уходил куда-то к горизонту.

Валька Лазарева, вдруг повалилась на спину и напугала всех, взвыв дурным голосом: "Ой, девки, не могу, помру сейчас!"

Девушки мгновенно побросали ведра и расселись вокруг Вальки.

- Тошнит, девки, видеть эту картошку не могу! - проговорила Валька.

- А что? - отозвалась Света Новикова. - Очень даже может быть такое. Я где-то читала про сибаритов. Они вели праздную жизнь. У них даже не водопроводы были, а винопроводы. Лежит, а в рот вино капает.

- Во, жизнь! - отозвался с лошади бригадир Семен Петрович, нюхом почуявший непорядок и притрусивший с соседнего поля. Был он как всегда зачуханный и небритый.

- Так вот, говорят, один сибарит, - продолжала Света, не обращая на него никакого внимания, - увидел, как работают в поле рабы, и тут же умер.

- Это как же? - не поверил бригадир.

- А так же! Сердце не выдержало.

- Лопнуло, значит! Это от вина, - убежденно сказал Семен Петрович и потрогал левый бок.

- Ну, у вас не лопнет, вы самогон пьете! - серьезно заме╛тила Валька.

Девушки дружно засмеялись, а бригадир, хлопая глазами, пере╛варивал Валькины слова. И вдруг понес в бога мать:

- Растопырились, туды растуды на три деревни. Привыкли в городе на задницах сидеть, мать вашу ...

- А ну, работать! - срываясь на визг, закончил свою речь Семен Петрович.

- Arbeiten. Все понятно, - перевела Валька. - Aufstehen, мать вашу!

Бригадир Семен Петрович ничего не понял, хотя чувствовал в этих словах что-то ругательное по отношению к нему, но так как зла больше не осталось, сказал нормальным голосом:

- Ладно, по иностранному-то умничать, образованные! Чтоб мне ряд сегодня весь добрали.

И, хлестнув лошадь прутом, ретировался.

На Семена Петровича не обижались ... Великая вещь привычка. Первое время на мат реагировали болезненно, жаловались чуть не со слезами своему директору, директор говорил с председателем, председатель кричал на бригадира, а бригадир на председателя. И какое-то время бригадир бранных слов не произносил, но потом они прорывались с еще большей силой. Председатель разводил руками: "Ну что я могу сделать? Такой народ. Снять с бригадир╛ства, так это всех подряд снимать придется ... Иной раз и сам сорвешься ..."

- Бывает, - смущенно кашлял в кулак председатель. Нету дру╛гих людей ... Я с ним поговорю еще, припугну построже, а уж вы как-нибудь сами с ним, пристыдите что-ли.

Просили колхозного сторожа Игната при случае сказать бригадиру, чтобы не выражался. Думали, старого человека послушается.

Дедушка Игнат искренне удивился: "Кому, Семену? Да ему, сиво╛му мерину, родить легче, чем от мата отвыкнуть. Сызмальства это у него. Без штанов еще ходил, а уже матерные слова знал.

После этого на Семена Петровича махнули рукой и старались не обращать внимания, но и ему, видно, на пользу пошел разговор с председателем. Материться совсем он не перестал, но заметно было, что сдерживается.

- Пошли, девчата, доделаем что-ли, - встала старшая группы Таня Савина.

- Дай отдохнуть - то! - взмолилась Света Новикова.

- Девоньки, засидимся, хуже. Быстрее поле кончим - быстрей домой уедем. Не до зимы же здесь торчать?

- Домой хочется, - жалобно сказал кто-то.

- Девочки, в субботу надо уехать во что бы то ни стало. Пошли.

Таня решительно пошла на борозду. За ней нехотя поднялись остальные.

- На соседнем поле работали школьники. Они как воробьи прыгали по грядкам, очень быстро набирали картошку в ведра и носили к тракторному прицепу. Ссыпать картошку помогал им молодой учитель. Ребячьи голоса летали в воздухе, и работать было вроде веселей.

"Ура" раздалось, когда стало смеркаться. Первой дошла до конца грядки Таня Савина. Те, кто шел следом, поднажали, потом дружно помогли отстающим и где-то минут через двадцать закончили всю работу.

Тракторист лихо развернул прицеп и затормозил, чуть не заце╛пив девушек. Те с визгом разбежались в стороны. Покричали на тракториста, посмеялись, но в прицеп не полезли: трактористы трезвыми в трактор не садились, гоняли напропалую, не разбирая дороги, и ездить с ними боялись. Как-то колхозный тракторист Васька Куликов свалился с трактором в овраг. Трактор перевернулся, а Васька каким-то чудом остался жив. Проспался в том же овраге и пришел в правление. Потом сам проговорился, что ездил на тракторе в соседнюю деревню за самогоном.