Сияние снегов (сборник)

Рига

Как Золотую Книгув застежках золотых же,я башенную Ригучитаю по-латышски.Улыбкой птицеликойсмеется сквозь века мнецаревна-горемыкаиз дерева и камня.Касавшиеся Ригипокоятся во прахе –кафтаны и вериги,тевтоны и варяги.Здесь край светловолосых,чье прошлое сокрыто,но в речи отголосоксвященного санскрита.Где Даугава катитраскатистые воды,растил костлявый прадедцветок своей свободы.Он был рыбак и резчики тешил душу сказкой,а воду брал из речекс кувшинками и ряской.Служа мечте заслоном,ладонью меч намацав,бросал его со звономна панцири германцев.И просыпалась Рига,ища трудов и споров,от птиц железных крикана остриях соборов…А я чужой всему здесь,и мне на стыд и завистьчужого сна дремучесть,чужого сада завязь.Как божия коровка,под башнями брожу я.Мне грустно и неловкосмотреть на жизнь чужую.Как будто бы на Сене,а может быть, на Рейнедуши моей спасенье –вечерние кофейни.Вхожу, горбат и робок,об угол стойки ранюсьи пью из темных стопок,что грел в ладонях Райнис…Ушедшему отсюдаскитаться и таитьсязапомнится как чудобалтийская столица.И ночью безнебеснойуслышим я и Лиля,как петушок железныйзовет зарю со шпиля.Гори, сияй, перечь-касудьбе – карге унылой,янтарное колечкона пальчике у милой.Да будут наши речисветлы и нелукавы,как розовые свечипред ликом Даугавы.1972

«Улыбнись мне еле-еле…»

Улыбнись мне еле-еле,что была в раю хоть раз ты.Этот рай одной неделиназывался Саулкрасты.Там приют наш был в палаткеу смолистого залива,чьи доверчивы повадки,а величие сонливо.В Саулкрасты было небов облаках и светлых зорях.В Саулкрасты привкус хлебабыл от тмина прян и горек.В Саулкрасты были сосны,и в кустах лесной малиныбыли счастливы до слез мы,оттого что так малы мы.Там встречалася не раз наммавка, девочка, певунья,чье веселым и прекраснымбыло детское безумье.В ней не бешеное пламя,не бессмысленная ярость, –разговаривала с пнями,нам таинственно смеялась…С синим небом белый парусзанят был игрою в прятки,и под дождь нам сладко спа́лосьв протекающей палатке.Нам не быть с мечтой в разлуке.На песок, волна, плесни-ка,увлажни нам рты и рукивместо праздника, брусника.Мы живем, ни с кем не ссорясь,отрешенны и глазасты.Неужели мы еще разне увидим Саулкрасты?1972

Бах в домском соборе

Светлы старинные соборы.В одном из них по вечерамсиял и пел орган, которыйбыл сам похож на Божий храм.И там, воспряв из тьмы и праха,крылами белыми шурша,в слезах провеивала Бахамиротворящая душа.Все лица превращались в лики,все будни тлели вдалеке,и Бах не в лунном парике,а в звездном звоне плыл по Риге.Он звал в завременную дальот жизни мелочной и рьянойи обволакивал печальсветлоулыбчивой нирваной.И мы, забыв про плен времен,уняв умы, внимали скопно,как он то жаловался скорбно,то веселился, просветлен.Мы были близкие у близких,и в нас ни горечи, ни лжи,и светом сумерек латвийскихпросвечивали витражи.И развевался светлый саванпод сводами, где выше горсиял и пел орган, и сам онбыл как готический собор.1972

«С далеких звезд моленьями отозван…»

С далеких звезд моленьями отозван,к земле прироси с давних пор живет в лесу литовскомИсус Христос.Знобят дожди его нагое тело,тоскуют с ним,и смуглота его посеверелаот здешних зим.Его лицо знакомо в каждом доме,где видят сны,но тихо стонут нищие ладонив кору сосны.Не слыша птиц, не радуясь покоюлесных озер,он сел на пень и жалобной рукоющеку подпер…Я в ту страну, лесную и речную,во сне плыву,но все равно я ветрено ревнуюк нему Литву.Он там сидит на пенышке сосновомпод пенье ос,и до сих пор никем не арестовансмутьян Христос.Про черный день в его крестьянской торбепяток сельдей.Душа болит от жалости и скорбиза всех людей.Ему б – не ложь словесного искуса,молву б листвы…Ну как же вы не видели Исусав лесах Литвы?1970