Страница 10 из 14
Весенние стансы
1Над всей землей – ласкающая высь.Зато зимой я весь мольба: «Явись!».Весна нисходит к любящим с высоти всех живых от холода спасет.2Как с губ ребенка первые слова,пробилась тонко первая трава,спросонок почки щурятся с ветвей,и самый свет становится светлей.3В последний раз мы печку разожжем.Еще деревья дремлют нагишом,но даже корни чувствуют весну –и с ними я все ночи не засну.4В моей руке любимая рука.Да будет ей любовь моя легка.Возьми, весна, и нас в одно свяжи,чтоб стали дни просторны и свежи.5Я прожил годы в горе и тоске,бросал на ветер, строил на пескеи заплатил всей мукою земной,чтоб в этот час она была со мной.6Цветами рощ, каменьями морейпестро жилье возлюбленной моей,скворечня муз, где прозы шум и лязгнам не слышны среди стихов и ласк.7Лети, душа, за солнышком в зенит!Пусть каждый шаг о радости звенити длится сон, и слышу горний зовпод белый звон святых колоколов.8Весна нисходит, землю веселя.Ее призыв услышала земля.О, как еще ей зябко по утрам,но свет влечет, и смысл его упрям.9Так дай, о жизнь, безмерна и щедра,сто раз коснуться милого бедраи по весне морозною зарейв блаженном сне на родине зарой.1968Таллин
У Бога в каменной шкатулкеесть город темной штукатурки,испорошившейся на треть,где я свое оставил сердце –не подышать и насмотреться,а полюбить и умереть.Войдя в него, поймете сами,что эти башенки тесалидля жизни, а не красоты.Для жизни – рынка заварушка,и конной мельницы вертушка,и веры тонкие кресты.С блаженно-нежною усмешкойя шел за юной белоснежкой,былые горести забыв.Как зябли милые запястья,когда наслал на нас ненастьесвинцово-пепельный залив.Но доброе Средневековьедарило путников любовью,как чудотворец и поэт.Его за скудость шельмовали,а все ж лошадки жерновамимололи суету сует…У Бога в каменной шкатулкеесть жестяные переулки,домов ореховый расколв натеках смол и стеаринаи шпиль на ратуше старинной,где Томас лапушки развел.За огневыми витражамипылинки жаркие дрожалии пел о Вечности орган.О город готики Господней,в моей безбожной преисподнейменя твой облик настигал.Наверно, я сентиментален.Я так хочу вернуться в Таллини лечь у вышгородских стен.Там доброе Средневековьеколдует людям на здоровье –и дух не алчет перемен.Сентябрь 1970Литва – впервые и навек
Одну я прожил или две,неволен и несветел,но я не думал о Литве,пока тебя не встретил.Сквозь дым и сон едва-едванашел единоверца.А ты мне все: «Литва, Литва…» –как о святыне сердца…И вот, дыханье затая,огнем зари облиты,сошли, как в тайну, ты и яна вильнюсские плиты.Плыла, как лодочка, Литва,смолою пахли доски,в лесах высокая листвашумела по-литовски.Твои глаза под цвет лесов,так сладко целовать их,но рядом тысячи Христовповисли на распятьях.Я ведал сам и верил снам,бродя по крестной пуще,что наш восторг ее сынамбыл оскорбленья пуще.Пусть я из простаков простак,но как нам выжить все же,когда от боли на крестахдрожат ладони Божьи?..И мученическая смертьни капли не суровей,чем о любви своей не сметьпроговориться в слове.Сквозь боль пронесший на губахозноб сосны и тмина,Чюрленис – ты безумный Бахиз рощи Гедимина.За нами гнался дикий вексвоим дыханьем сжечь нас,но серебром небесных рекнам лбы студила Вечность.И стали от веселых слезу нас глаза туманны,когда и нам пройти пришлосьу стен костела Анны.Их тихий свет в себе храня,их простотою мерясь,мы не разлюбим те края,где протекает Нерис.Я перед той тоской винюсь,какой никто б не вынес,но знай, что я еще вернуськ твоим ладоням, Вильнюс.(1973)