Страница 171 из 192
– Я как-то не задумывался над этим,- заметил он,- ведь она воспитывалась именно в таком духе.
– Про воспитание ты лучше помолчи! – закричала Хоримохини.- Пока Радхарани со мной и я жива, я этого не допущу! Я уже кое в чем вернула ее на истинный путь. Мы еще когда у Пореша-бабу жили, сплетни пошли, что она, как повелась со мной, так и стала правоверной индуисткой. А только мы сюда переехали, как пошли эти споры бесконечные с вашим Биноем, и опять все вверх дном! Он, кажется, на брахмаистке собирается жениться? Ну что ж – воля его! Не успела я от Биноя избавиться, еще один повадился ходить – Харан-бабу какой-то! Он только на порог, а я с ней сразу наверх, в свою комнату. Так он ничего и не добился. Ну, думала я, не пропали даром мои старания: образумилась немного. Сначала, когда мы поселились здесь, она ела, не обращая внимания на то, кто прикасался к пище, но сейчас я вижу, что с этими глупостями покончено. Вчера сама приготовила рис, сама принесла его из кухни. Запретила слуге приносить воду. И теперь я молю тебя: не отнимай ее у меня! Все, кто был у меня в этом мире,- умерли. Осталась только одна она. Да и у нее, кроме меня, родных-то никого нет. Не трогай ты ее! Ведь у них в семье есть еще девушки – Лабонне, Лила. Они тоже умные да образованные. Если тебе нужно им что-нибудь сказать, иди да говори, никто тебе и слова не скажет.
Гора сидел совершенно ошеломленный.
– Ты сам посуди,- продолжала Хоримохини, помолчав немного,- ведь ей уж замуж пора, года-то подошли. Неужели ты думаешь, что она всю жизнь будет в девушках сидеть? Женщине нужен свой дом.
Гора был вполне с этим согласен. Его взгляды на роль женщины ничем не отличались от взглядов Хоримохини, но он никогда, даже в мыслях, не относил их к Шучорите. Воображение отказывалось представить ему Шучориту, хлопочущую по хозяйству в доме мужа. Ему казалось, что она всегда будет жить, как сейчас.
– А вы уже думали о замужестве своей племянницы? – спросил он.
– Кто-то ведь должен об этом подумать,- ответила Хоримохини,- если я не позабочусь, так кто же еще?
– Но разве можно будет выдать ее замуж за кого-нибудь из правоверных индуистов?
– Нужно попытаться,- сказала Хоримохини.- Если ничего не случится и все пойдет гладко, думаю, что сумею это сделать. Про себя-то я уже все решила. Но пока она в таком настроении, у меня не хватает смелости предпринять что-нибудь. Однако за последние два дня я замечаю, она стала податливее; буду надеяться, что дело выйдет.
Гора чувствовал, что не следует больше расспрашивать Хоримохини о ее планах, но удержаться не мог.
– И у вас уже есть жених на примете? – спросил он.
– А как же,- ответила Хоримохини,- прекрасный человек – Койлаш, мой младший деверь. Недавно у него умерла жена. И он как раз ищет себе подходящую девушку постарше, а то такой бы не засиделся. Лучшего жениха не придумаешь.
Чем глубже впивался острый шип в его сердце, тем больше вопросов относительно жениха задавал Гора Хоримохини.
Выяснилось, что из всех братьев мужа Хоримохини Койлаш самый образованный, чем он был обязан исключительно самому себе. Хоримохини не могла объяснить, чему именно он учился, но, как бы то ни было, в семье он слыл ученым. Однажды он послал в почтовое управление жалобу на деревенского почтмейстера и так ловко все описал по-английски, что какой-то большой господин из. управления сам приезжал проводить расследование. Вся деревня была поражена талантом Койлаша. Однако, несмотря на такую ученость, благочестие его не уменьшилось ни на йоту, так же как и приверженность старым обычаям.
Выслушав всю историю Койлаша, Гора встал, поклонился Хоримохини и молча вышел из комнаты. Спускаясь по лестнице, он увидел Шучориту, которая что-то делала в кухне, находившейся на другом конце двора. Услышав его шаги, Шучорита подошла к двери, но Гора поспешно вышел на улицу, не оборачиваясь, и она, тяжело вздохнув, вернулась к своим делам.
Выходя из переулка, Гора повстречался с Хараном-бабу.
– В такой ранний час! – усмехнулся Харан.
Гора ничего не ответил, но Харан, кивнув в сторону дома Шучориты, продолжал:
– Что, у них были? Шучорита дома?
– Да,- ответил Гора и торопливо зашагал прочь. Войдя в дом, Харан-бабу через открытую дверь кухни
сразу же увидел Шучориту. Путь к бегству для девушки был отрезан. Не было поблизости и тетки.
– Я только что повстречался с Гоурмохоном-бабу,- заметил Харан.- Он, наверное, был здесь?
Не отвечая ни слова, Шучорита начала энергично переставлять горшки и сковородки, всем своим видом показывая, что страшно занята и что ей буквально дохнуть некогда, не то что разговаривать. Но это нисколько не смутило Харана-бабу. Он остановился в дверях и вступил с ней в разговор, несмотря на то, что Хоримохини уже несколько раз предостерегающе кашлянула, остановившись на лестнице за его спиной. Хоримохини, конечно, и сама могла бы подойти к Харану-бабу, но она отлично понимала, что стоит ей хоть раз показаться ему, и потом уж ни ей, ни Шучорите не будет покоя от этого чрезмерно напористого молодого человека. Поэтому, едва завидев Харана-бабу, Хоримохини сразу же опускала на лицо покрывало с поспешностью, достойной молоденькой новобрачной.
– Шучорита, отдаешь ли ты себе отчет в том, что ты делаешь? К чему идешь? – разглагольствовал Харан-бабу.- Ты, я полагаю, знаешь, что Лолита с Биноем вступают в брак по индуистскому обряду? Ты знаешь, кто в этом виноват?
Не дождавшись от Шучориты никакого ответа, Харан-бабу понизил голос и торжественно заявил:
– Виновата ты!
Харан-бабу предполагал, что Шучорита дрогнет пред лицом столь тяжкого обвинения, но, увидев, что она по-прежнему занимается своим делом, не обращая на него никакого внимания, он вложил в свой голос еще больше торжественности и, грозя пальцем, продолжал:
– Я повторяю, Шучорита: виновата ты! Можешь ли ты сказать, положа руку на сердце, что не провинилась ни в чем перед «Брахмо Самаджем»?
Шучорита молча поставила на огонь сковородку с маслом, которое начало громко шипеть и брызгать во все стороны.
– Это ты ввела в дом Биноя-бабу и Гоурмохона-бабу, это ты превозносила до небес их достоинства, так что они стали теперь для вас дороже, чем самые уважаемые старые друзья из «Брахмо Самаджа»! Теперь ты видишь, к чему это привело. Разве я не предостерегал с самого начала? И вот что получилось! Кто теперь остановит Лолиту? Ты, наверное, думаешь, что на этом кончатся все невзгоды? Нет! Я пришел предостеречь тебя: теперь твоя очередь. Ты, конечно, теперь раскаиваешься, видя беду, которая постигла Лолиту, но помни – недалек тот день, когда и ты скатишься так низко, что тебе уже ничто не поможет. Но еще не поздно, одумайся, Шучорита! Вспомни, какие радужные надежды связывали нас когда-то, каким светлым казался нам наш долг перед жизнью, как широко расстилалось перед нами будущее «Брахмо Самаджа»! Вспомни все те великие решения, которые мы принимали вместе, как заботливо подготавливались к предстоящему нам длинному жизненному пути! И ты думаешь, что все это исчезло? Нет, нет! Оглянись! Ты увидишь, что нивы наших надежд цветут по-прежнему. Вернись, Шучорита!
Овощи в кипящем масле начали отчаянно брызгаться, и Шучорита, умело действуя лопаточкой, стала переворачивать их. Харан-бабу умолк, чтобы посмотреть, какое действие произвел его призыв к покаянию. Но Шучорита отставила с огня сковородку, повернулась и, глядя Харану прямо в глаза, сказала твердо:
– Я индуистка.
– Ты индуистка?! – повторил захваченный врасплох Харан-бабу.
– Да, я индуистка,- повторила Шучорита и, снова поставив сковородку на огонь, принялась быстро мешать овощи.
– Очевидно, Гоурмохон-бабу с утра до вечера наставляет тебя в индуистской вере? – резко спросил Харан, несколько оправившись от первого потрясения.
– Да, я от него приняла посвящение,- ответила девушка, не поворачивая головы.- Он мой гуру.
До сих пор Харан-бабу полагал, что духовным наставником Шучориты является он сам. Ему не было бы так тяжело, если бы она сказала, что любит Гору, но услышать из ее уст, что Гора похитил у него право быть ее гуру, было для него равносильно удару ножом в самое сердце.