Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 172 из 192



– И ты воображаешь, что раз уж твой наставник такая заметная фигура, то индуистская община должна будет принять тебя?

– Меня это не интересует, я в таких делах мало разбираюсь. Я знаю одно: я – индуистка.

– А тебе известно, что уже одного того факта, что ты так долго оставалась незамужней, достаточно, чтобы индуистская община отвергла тебя?

– Не тревожьте себя зря на этот счет. Запомните, я – индуистка.

– Значит, у ног своего нового наставника ты забыла даже религиозные наставления, полученные от Пореша-бабу! вскричал Харан-бабу.

– Господь моего сердца знает, во что я верю и чему поклоняюсь, и обсуждать свои взгляды с кем бы то ни было я не собираюсь,- сказала Шучорита.- Но прошу вас запомнить раз и навсегда, что я – индуистка!

– А я тебе говорю,- закричал потерявший самообладание Харан-бабу,- что, будь ты хоть самой что ни на есть правоверной индуисткой, ничего ты этим не добьешься! Гоурмохон-бабу – это тебе не Биной. Не надейся, что ты его поймаешь, хоть до хрипоты кричи, что ты – индуистка! Чего проще играть в наставники, а вот насчет того, что он сделает тебя хозяйкой в своем доме, ты и не мечтай!

Забыв на минуту о своей стряпне, Шучорита резко повернулась к Харану.

– Что вы сказали?!

– Я сказал, что Гоурмохон-бабу никогда и не подумает на тебе жениться.

– Жениться? – В глазах Шучориты загорелся опасный огонек.- Разве я вам не говорила, что он мой гуру?!

– Это-то ты мне говорила. Но мы умеем читать и между строк!

– Уходите отсюда сейчас же! – крикнула Шучорита.- Вы не смеете оскорблять меня! И запомните – с сегодняшнего дня я больше никогда не покажусь вам.

– Не покажешься? А еще бы ты показалась! Ведь ты теперь затворница! Правоверная индуистка! «Невидимая даже солнцу»! Чаша грехов Пореша-бабу теперь полна до краев. Пусть он на старости лет пожинает, что посеял, а я больше вас знать не хочу.

Шучорита громко захлопнула дверь кухни, потом бросилась на пол и заткнула рот краем сари, с трудом заглушая рыдания, тогда как Харан-бабу с почерневшим от злости лицом выскочил на улицу.

Хоримохини слышала весь разговор от начала до конца. То, что сегодня сказала сама Шучорита, превзошло все ее самые смелые мечты, и сердце ее переполнилось радостью.

«А почему бы и нет? – восклицала она про себя.- Я ли не молилась всевышнему! Неужели эти молитвы могли быть не услышаны? – И она тотчас же отправилась в молельню. Распростершись перед изваянием своего бога, Хоримохини дала обет отныне увеличить количество приношений. До сих пор ее молитвы отличались спокойствием и сосредоточенной печалью, но сегодня, увидев, что сбываются ее эгоистические надежды, она молилась пылко, нетерпеливо и в высшей степени настойчиво,

Глава шестьдесят третья



Еще ни с кем и никогда не разговаривал Гора так, как с Шучоритой. До сих пор он лишь высказывал слушателям свои мнения, давал распоряжения, произносил перед ними речи. Шучорите же он открыл свою душу. И радость, которую он испытал при этом, не только вдохнула новую силу в его мысли и решения, она одухотворила их. Ему казалось, что жизнь его приобрела какую-то особенную красоту, что сам господь благословил его самоотречение и аскетизм, покропив их божественным нектаром. Весь во власти этого радостного чувства, Гора день за днем приходил к Шучорите, нисколько не задумываясь о последствиях своего поведения, пока сегодня разговор с Хоримохини не напомнил ему, что в свое время он беспощадно высмеивал и упрекал Биноя за столь же слепое увлечение. Он даже испугался, поняв, что помимо своей воли сам оказался в положении Биноя. Гора призвал на помощь все свое мужество, как это делает слепой, натолкнувшийся на что-то в незнакомом месте и замерший в страхе. Ведь он неоднократно утверждал, что только благодаря самоограничению и неукоснительному выполнению древних законов Индии удавалось в течение многих столетий выстоять в борьбе против вражеских сил, в то время как многие могущественные нации исчезли бесследно. Он не допускал никаких послаблений в этом отношении, он говорил, что можно разграбить богатства страны, но что душа ее, защищенная этими суровыми законами, останется неприкосновенной и ни один тиран не сумеет даже приблизиться к ней. «Пока мы порабощены другим народом, мы должны неукоснительно соблюдать свои законы,- призывал Гора.- Теперь не время разбирать, что в них хорошо, что плохо. Когда тонущий человек в надежде спастись хватается за первый попавшийся предмет, он не рассуждает, красив ли этот предмет или безобразен». Все это Гора повторял и не раз и не два. Во все это он верил и сейчас с такой же силой, как прежде. Поэтому, когда Хоримохини разбранила его, он испытал боль вроде той, что испытывает благородный слон, когда его колют анкушем.

Подходя к дому, Гора увидел Мохима, который сидел на скамейке без рубашки и блаженно курил. Сегодня контора не работала и он был свободен. Он вошел в дом вслед за Горой и сказал ему:

– Послушай, Гора, мне нужно с тобой поговорить. Ты на меня не сердись,- продолжал он, когда они вошли в его комнату и уселись там,- но я хочу задать тебе один вопрос – уж не заразился ли и ты той же болезнью, что и Биной? Что-то ты очень уж зачастил туда и подружился с ними.

– Не бойся,- ответил, покраснев, Гора.

– Как знать, как знать! Положение вещей мне что-то не очень нравится. Ты думаешь: проглотишь кусочек – и домой? Не тут-то было! Внутри-то этого кусочка – крючок! На примере своего друга можешь убедиться. Постой, куда же ты? Я еще самого главного не сказал. Говорят, что женитьба Биноя на этой брахмаистке – дело решенное. Но я заранее предупреждаю тебя, что после этого у нас с ним не может быть ничего общего.

– Само собой разумеется.

– Могут быть неприятности, если мать заупрямится. Мы люди семейные, и без того сколько трудностей нужно одолеть, пока отдашь замуж да переженишь детей, а если вдобавок у нас тут «Брахмо Самадж» обоснуется, лучше мне совсем отсюда ноги уносить, да поживее.

– Нет, этого не будет,- заверил Гора.

– Дело с замужеством Шоши более или менее улажено,- продолжал Мохим.- Но свекор будущий ни за что не удовлетворится, если в придачу к невесте не получит еще и хороший куш золота. Он, видно, хорошо знает, что человек относится к скоропортящимся товарам, а золото сохраняется куда дольше. Его главным образом интересует не пилюля, а то, чем ее запивают. Просто стыдно называть его свекром, так он нагло требует денежки! Эта свадьба вскочит мне в хорошую монету – зато я получил неплохой урок, пригодится, когда буду женить сына. Эх, родиться бы мне снова! Вот было бы дело. Тогда бы я устроил свадьбу по всем правилам и отца своего заставил бы быть посредником. Будь уверен, уж тогда бы я извлек все выгоды из того, что родился мужчиной. Разорить дотла отца невесты – вот поступок, достойный мужчины! Да, что бы ты там ни говорил, а меня не особенно прельщает перспектива днем и ночью воспевать победу индуизма. Голос что-то не звучит. Моему Тинкоре сейчас всего четырнадцать месяцев – жене потребовалось много времени, чтобы исправить ошибку, которую она совершила, родив первой дочь. Как бы там ни было, Гора, ты уж в союзе со своими приятелями поддержите как-нибудь индуизм, пока мой сын не подрастет настолько, чтобы жениться, а там – пусть вся страна станет мусульманской, или христианской, или еще какой-нибудь – мне до этого нет дела!

Гора встал.

– Так вот я и говорю,- продолжал Мохим,- незачем приглашать Биноя на свадьбу Шоши. Слишком глупо давать повод к новым неприятностям. Ты уж предупреди как-нибудь мать.

Придя в комнату матери, Гора увидел, что Анондомойи сидит у стола и, надев очки, подводит какие-то счета. Увидев сына, она сняла очки и закрыла тетрадь.

– Садись! – сказала она. Гора сел.

– Мне нужно кое о чем посоветоваться с тобой,- продолжала Анондомойи после того, как Гора сел.- Ты, конечно, знаешь о предстоящей свадьбе Биноя?

Гора молчал.

– Его дядя очень рассердился. Никто из родных на свадьбу ни приедет. Сомневаюсь, чтобы свадьбу можно было устроить в доме Пореша-бабу, так что все эти заботы свалятся на самого Биноя. Вот я и думаю: не использовать ли нам для этой цели второй этаж дома с северной стороны, нижний этаж занят, а верхний до сих пор без жильцов. Мне кажется, это было бы очень удобно.