Страница 6 из 84
быстрее. Но сводке пока что дела нет до урожайности, в ней на первом плане
скошенные и обмолоченные гектары. И опять торопят тех, кто отстает, хвалят
тех, кто в сводке первый.
Понимаю человека, прямо не связанного с полем: он поторапливает, чтобы
завершилась работа быстрее, не всегда даже вникая в нее, а лишь плюсуя цифры
на бумаге. И хочется ему скорее до ста досчитать.
Понимаю, потому что меня тоже одолевало когда-то это азартное желание,
хоть и был я всего лишь руководителем среднего звена. Значит, напрямую был с
делом связан. Однако отлучишься с весеннего поля в контору, сядешь за отчеты
— тут-то и возникает оно, до того сильное и властное, что аж дух
захватывает, так и подмывает окончательный итог в отчете поставить и сказать
с облегчением и гордостью: «Все!» Именно в такие минуты, должно быть,
рождаются очковтиратели с липовыми сводками в руках: выполнили и даже
перевыполнили, и рекордный урожай обещаем!
Земледельцу тоже хочется выдохнуть это облегчающее слово: «Все!» Но перед
ним не бумага, перед ним поле и конкретное дело, за которым последует другое
дело, а то и множество дел. И выполнить их надо не как-нибудь не лишь бы
быстрее, а чтобы в итоге быть пусть и не с рекордным, но с хорошим урожаем.
И вот в конце года, когда урожай в закрома свезли и взвесили, оказалось,
что первые стали последними, а последних хвалить надо. И хвалят, но не очень
громко, словно произошла случайность, перепутавшая все карты.
— Нет, никакой случайности тут не произошло, — откликнулся председатель.
— Землю не обманешь, ей сколько отдашь, столько и получишь.
— Но, выходит, обмануть все же пытаются?
— То не землю, то нас, хлеборобов, хотят обдурить. Как говорится,
«вдарить под бока» норовят, чтобы мы вскачь пустились, чтобы отчитаться
быстрее. А для этого пример нужен. Тут-то как раз и выступают вперед те, кто
примером себя выставить согласен, есть такие любители. Понятное дело, пример
липовый. Однако он, как говорится, «в струю», он в отчеты и доклады
вставляется: работаем, мол, нацеливаем на скорейшее завершение. Мне тоже
хочется быстрее одолеть, да сдерживать себя приходится: не горячись, мол, не
на беговую дорожку вышел, тут на скорости не обскачешь, тут как в том
спортивном ориентировании на местности — и по сторонам надо глянуть, и на
карту, и про компас не забывай, иначе в спешке можно мимо цели махнуть.
— Но ведь спешат, о качестве забывая.
— Поэтому и топчутся кто на пятнадцати, кто на двадцати центнерах...
Помолчал председатель, потом подытожил:
— Тут, конечно, и наш брат председатель виноват Одни и хотели бы
самостоятельность свою отстоять, да не решаются, тем более при средненьких
урожаях. А другим и вовсе она не нужна, проще «волевую» команду исполнить —
и риска никакого, и ответственности меньше, и к тому же в любимчиках за
послушание ходят. Так оно, пожалуй, до тех пор и будет, пока правильный
критерий оценки не найдут, пока не скажут каждому хозяйству: твоя земля при
нынешнем ее состоянии и существующей агротехнике способна родить столько-то
центнеров зерна. Вот от нее, от этой цифры, как от нормы, и исходить потом:
превысил ее—молодец, не дотянул до нормы — плохой ты хозяин, не только не
улучшаешь землю свою но и ее возможности не
используешь. Вот тут председатель и подумал бы:
директив ему ждать из района или самому за дело
браться?..
2. И МАЛЫМ ДЕТЯМ ЗАБОТА
Осень в тот год выдалась прямо гибельная. В средней полосе России пришла она
после дождливого и холодного лета, задержавшего, созревание всех культур по
меньшей мере на месяц. Никогда еще не приходилось видеть мне на сбросившей
листья лещине недозревшие орехи: в начале октября они были еще молочными,
какими обычно бывают в июле. Не видел еще, чтобы дикие растения, лучше своих
окультуренных сородичей умеющие приноравливаться к погоде, так растерялись:
то цвести взялись под осень, то от листвы избавиться не подготовились, так и
замерзла зелень на ветках.
А уж с культурными растениями и вовсе беда. На месяц позже хлеб убирать
пришлось. В середине сентября еще цвела картошка и только начала
завязываться капуста. И на тебе: 29 сентября ударил десятиградусный мороз,
сковавший почву до самых клубней, не успевших постареть, заложить глазки.
Потом опять распогодилось. Да ненадолго — 10 октября снова заморозило и
выпал снег. Выпал и лег. «На день, на два», — говорили старики, повидавшие
на своем веку разные капризы погоды. Так и было всегда, первый снег не лежал
долго.
Ждали: вот-вот отпустит, растает. Но проходили дни томительного
ожидания, недели, кончился октябрь, ноябрь наступил — и ни одной оттепели. В
середине октября на полях появились снежные переметы и сугробы, будто в
разгар зимы. Снег на убранных полях и на неубранных. А убирать надо было,
пусть не сгодится что-то в пищу, на корм скоту пойдет.
Я сказал, ждали, что вот-вот растает. Но ожидая, не сидели. С утра до
вечера были в поле — добывали брюкву. Иного слова не подберешь, именно
добывали, выколупывая ее из мерзлой земли. С утра до ночи мотался Васильев
на газике — сам за шофера — по полям, по бригадам, где поговорит, а где и
станет на рядок. Хорошая, крупная брюква уродилась, только корешком в земле,
а сама вся сверху — будто шаров кто накатал целое поле. Быть бы до весны с
сочными кормами, да погода не позволила.
Мотался председатель по бригадам, скликал людей на разговор, который
длился не больше 10—15 минут. Рассказывал, сколько и чего осталось в поле,
что это означает для хозяйства и государства, как это отзовется в будущем
году при таком-то и таком-то исходе. Говорил не повышая голоса, не прибегая
ни к обещаниям, ни к угрозам. Говорил хозяин, глава большой семьи, который
за все в ответе. А так как семья еще не управилась с полевыми работами, то и
говорил озабоченно: что и как лучше сделать, чтобы быстрее управиться, куда
сложить, где забуртовать. В заключение лишь высказал надежду, что не
найдется ни одного человека, который просидит, в поле не выйдет.
- От нашего с вами старания, — сказал он, — будет зависеть питание
рабочих промышленности, жителей наших городов.
И люди не говорили речей с трибуны, не рассуждали, — некогда, — они в
один голос сказали: будем стараться. И видно было по сосредоточенным лицам,
что всю свою ответственность и без слов понимают, поэтому сделают все
возможное, чтобы спасти урожай.
— Да вашим людям цены нет, — сказал я председателю под впечатлением
увиденного.
— Бригадир вот только плох... Можно, конечно, снять его, да заменить
некем...
Возвращались мы в темноте, машину подбрасывало на колдобинах, заносило в
стороны. Федор Степанович вел газик и мучился: застарелый радикулит терзал
поясницу, заставлял напрягаться всем туловищем, а чтобы кочки меньше
отдавались в пояснице, выгибался в спине, будто какая-то невидимая сила,
затаившаяся под черным полушубком, покалывала его острием ножа. Временами
мне казалось: он беззвучно вскрикивает от боли. Отдохнуть бы ему,
полечиться, да где там, все некогда не до болячек.
А я сидел и думал: нет, не только умением хозяйствовать вывел он колхоз в
передовые, в правофланговые, но и умением с людьми говорить, людей
выслушивать. Ох как нелегко все это. Да, жилка хозяйственная должна быть,
без нее руководитель лишь вспять может, повести хозяйство или на месте в
середнячках годами топтаться. Но какая людям радость, если есть эта жилка,
если каждую копеечку в рубль умеет превратить, но лишь в этом и смысл жизни