Возвращение

Гийом все еще держал руку девушки в своей руке. Их пальцы переплелись, словно сами собой, и потом их руки так сильно сжались, что Камилла покраснела от смущения. И она предложила неожиданно даже для себя самой:

— Я подумала… Что, если вы подойдете, чтобы выразить маме свои соболезнования? Ей будет очень приятно…

— Даже не думайте об этом, Камилла! Это совсем неподходящий момент! Ваша мать и так слишком огорчена. Я не хочу ее расстраивать еще больше. А ваш отец, конечно же, разозлится!

— Тогда напишите ей! — предложила она. — Мне бы так хотелось переписываться с вами и встречаться открыто, ни от кого не прячась! Гийом, вы сделаете это? Ради меня!

Он посмотрел на девушку, а она смотрела на него. Она ждала, и надежда светилась в ее прекрасных глазах. Ему вдруг так захотелось обнять ее, успокоить! Да, он сделает все, лишь бы снова с ней встретиться! Осознание этого пришло к нему внезапно. В его исстрадавшемся сердце дружба уступила место более сильному, глубокому, волнующему чувству.

— Обещаю, Камилла! Я еще раз попрошу у вашей матери прощения.

Толпа двинулась к выходу из кладбища. Гийом быстро поднес пальчики Камиллы к губам и нежно их поцеловал.

— Я ухожу. До скорой встречи!

Она стояла и смотрела, как он удаляется широким шагом. Камилле казалось, что она спустилась с небес на землю. Ей вдруг стало очень одиноко. Она вздохнула, из глаз брызнули слезы. Ее сестра умерла, а тот, кого она любила, ушел из-за давних счетов между их родителями…

Лизон, обнаружив младшую сестренку рыдающей, обняла ее за плечи и попыталась утешить:

— Камилла, крошка моя! Это ужасная трагедия! Будь сильной, дорогая! Душа нашей Матильды обрела покой, я в этом уверена!

Камилла молча кивнула, ей было немного стыдно — она не сказала сестре о настоящей причине своих слез. Но ведь она оплакивала и смерть Матильды тоже! Девушка прижалась к Лизон, ища немного ласки, и спросила с беспокойством:

— Как мама?

— Она держится из последних сил. Адриан отведет ее домой. Идем скорее, ей нужно, чтобы мы были рядом, мы поможем ей справиться с этим испытанием! Счастье, что у нас остался Луизон! Этот ангелочек — благословение всем нам…

Обазин, 15 января 1953 года

Решение было принято. Мари переводила взгляд с Мари-Терезы Берже на Адриана и обратно. Она сидела, сложив руки на коленях, пальцы ее нервно сжимались и разжимались.

— Мама Тере, с вашей стороны очень любезно, что вы согласились зайти! Я хочу сообщить вам важную новость, но сначала хочу поблагодарить вас за маленький отпуск, который вы мне дали на время траура. Теперь о главном: я хорошо подумала и решила, что больше не буду работать учительницей в частной школе в аббатстве. Я не могу больше отдавать себя работе, которая отнимает слишком много времени и энергии. Знаю, я еще не достигла пенсионного возраста, но это неважно.

— Ваше решение окончательно, Мари? — мягко спросила мама Тере.

— Да! Мне нужно воспитывать внука. И для меня это — священный долг! Супруг предложил мне нанять для него нянечку, которая станет жить в нашем доме, но меня такой вариант не устраивает. Еще у меня есть Нанетт… Ах, мама Тере, после смерти Матильды она угасает с каждым днем! Скоро мы ее потеряем, я это чувствую… Поймите, у меня нет больше сил.

Мари заплакала. Это случалось с ней каждый раз, когда она вспоминала о дочери или ласкала Луизона. Однако она продолжила, всхлипывая:

— Дорогая мама Тере, простите, что создаю вам трудности… Думаю, мадам Барре вряд ли сможет взять мой класс. Но для меня пришло время посвятить себя семье. Время протекло слишком быстро, и я уделяла так мало внимания важным вещам… Да и моей ранимой Матильде тоже. С самого ее рождения я жаловалась на ее бесконечный плач, на ее капризы… Я слишком часто ее наказывала и ругала, не понимая, что она просто нуждалась во мне, как и мои остальные дети… И я ее потеряла!

Мари хотела было что-то добавить, но не смогла. Жестом извинившись перед мамой Тере, она вышла из комнаты. Адриан, который полностью одобрял решение супруги, сказал:

— Мари наверняка пошла к Нанетт. Как вы понимаете, я присматриваю за своей супругой… Она очень плохо себя чувствует. Мы много говорили о трагедии, и я могу вас заверить, что решение отказаться от должности учительницы — результат здравого размышления.

— Я знаю, что нашей Мари сейчас очень плохо, мсье Меснье. Мы все много молимся, чтобы она обрела душевный покой. Передайте ей, чтобы не беспокоилась о своих ученицах, и хорошенько заботьтесь о ней! Я сама пока заменю ее, и у меня есть на примете человек, который сможет взять ее класс. Молодая женщина, очень способная…

— Огромное спасибо, мадемуазель Берже! Как дела у вашей Мадлен? Она уже должна была поправиться после ангины!

— Мадлен чувствует себя прекрасно, спасибо!

Адриан, проводив гостью, закрыл входную дверь и вздохнул. Он не был уверен в том, что его жена сделала правильный выбор, решив закончить учительскую карьеру. Что до него самого, то он еще даже не думал отходить от дел! Обязанности доктора, всегда хлопотные, помогали ему пережить утрату. Мари долго не могла справиться с горем. Много слез она пролила бессонными ночами, терзаясь все теми же угрызениями совести и задавая себе вопросы, на которые не было ответов. Потом пришел день, когда боль, оставаясь весьма ощутимой, стала выносимой… Возможно, именно Луизону удалось вытащить бабушку из бездны отчаяния. Мари пришлось снова вернуться к жизни — разве ей можно отчаиваться, когда нужно растить маленького внука? Она поклялась Ману, что позаботится о нем.

Мари действительно убежала в комнату Нанетт. Старушка вот уже неделю не вставала с постели. Приемную дочь она встретила жалобным:

— А, это ты, моя курочка! А где наш малыш?

— Он спит, моя Нан! Луизон — спокойный, как ангелочек! Я принесу его тебе, когда он проснется.

— Конечно принеси! Знай, Мари, я не увижу, как это дитя будет расти! И мне очень жаль…

— Нан, дорогая, ты так говоришь, потому что устала, вот и все! Но ты попьешь укрепляющие средства, будешь хорошо кушать и скоро поправишься!

Нанетт отрицательно помотала головой. Мари с испугом отметила, что ее кожа стала прозрачной, «пергаментной», а под ней теперь была заметна синеватая сеточка вен. Она сильно похудела, черты лица заострились.

— Нан, дорогая, побудь с нами хоть немного! Не уходи так рано! Ты должна увидеть, как вырастет твой правнук Луизон! Ты нужна ему! И мне ты тоже нужна! Умоляю, поживи еще!

— Нет, Мари, думаю, мое время пришло! Знаешь, доченька, когда умерла Ману, я второй раз потеряла своего сына! В нашей Матильде я видела своего Пьера, в них много общего… Она так была на него похожа! Даже будучи совсем крошкой! И поэтому я была с ней строга. Уж можешь мне поверить! Моего Пьера мне приходилось колотить, и не раз, чтобы наставить на путь истинный!

Старушка теперь все чаще вспоминала прошлое. Да, когда-то у нее хватало сил догнать мальчишку в коротких штанишках и отшлепать его.

— Я была крепкая, моя курочка, в молодые-то годы! Помнишь, как я месила тесто на хлеб? Там нужна сила, чтобы дать ему побольше воздуха… И сено умела сгребать! Помогала своему Жаку в поле, а вечером варила суп и мыла посуду. И я была счастливой, Мари! Послушай…

Мари вытерла слезы и склонилась к ее изголовью.

— Я слушаю тебя, моя Нан!

— Скажу тебе одно: когда я умру, не убивайся по мне так сильно! Поплачь, моя доченька, без этого нельзя. Но в мои годы уже пора встретиться с добрым Боженькой! Я уже рассыпаюсь на ходу, моя курочка! Там, на небесах, я увижу моего Пьера и Ману! И оттягаю их за уши, уж поверь мне, за то, что они столько горя тебе причинили! Помнишь, я ругала тебя, когда ты собралась замуж за Адриана? Но теперь я не жалею, что так вышло, этот человек — святой! А мой Пьер был удалец только за юбками бегать, выпить лишнего да кричать с вечера до утра. И все-таки он тебя любил, Мари, можешь не сомневаться! И наша Матильда, она тоже крепко тебя любила…