Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 101 из 136

Сейчас он был больше муж, чем доктор, и он волновался, ожидая этого разговора. Что бы ни случилось с Матильдой, он не сомневался, что причиной этого был Жиль. В очередной раз из-за этого мерзавца случилась драма, это бесило Адриана.

— Ешьте пока сыр, а меня позовите, когда на столе будет пирог! — внезапно сказал он. — Пойду посмотрю, как там моя пациентка, и подменю Мари. Она, бедняжка, наверное, умирает от голода!

Он поймал себя на том, что соврал на удивление убедительно. Его жена не сможет заставить себя проглотить ни кусочка, в этом не было сомнений. Но предлог был вполне подходящим. Мелина посмотрела на него чуть насмешливо, но промолчала. Она поднялась и вставила в электрофон диск — рождественские песни в исполнении Тино Росси, корсиканского певца, которого обожали все французские женщины. Нанетт захлопала в ладоши от восторга и воскликнула:

— Хорошо поет этот парень! Почти как наш Хосе, когда выводит «Ave Maria»…

Глава 27 Тревоги и огорчения

Адриан и Мари столкнулись на лестничной площадке. Ее лицо походило на маску из античной трагедии. Бросаясь в объятия к мужу, она прошептала:

— Наша Ману спит.

— Ты можешь мне, наконец, объяснить, что происходит?

Мари помнила каждое слово из признания дочери, но ей было сложно говорить об этом, даже с Адрианом. Природная стыдливость вынуждала Мари подыскивать наименее шокирующие слова. Даже говорить в доме о гомосексуальности Жиля казалось ей святотатством, тем более в рождественский вечер. Адриан ждал ответа, не спуская с нее требовательного взгляда. Мари начала рассказывать:

— Послушай, это такой стыд! Матильда застала Жиля… в их постели. Он был не один… Они занимались… Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать? Но не с женщиной… С мужчиной! Адриан, у меня это не укладывается в голове! Я родилась не от последнего дождя и знаю, что такое бывает, но чтобы с Матильдой… Не понимаю! Такие мужчины, они не могут делать это… с женщинами, я хотела сказать… Матильда должна была догадаться раньше, ты не думаешь? Неужели можно долго жить с человеком и не заподозрить в нем пристрастие к… таким вещам? Стоит мне подумать об этом, и к горлу подкатывает тошнота! Это так… отвратительно! И моей бедной Матильде пришлось пережить такой шок!

— Черт! — выругался Адриан. — Только этого не хватало! Какая сволочь этот Жиль, какой мерзавец! Хоть бы он оставил нашу Ману в покое! Но ведь он разрушил ее семью! Наверняка он ее обманывает с самого начала их связи! Гомосексуалисты не любят женщин, это общеизвестный факт! Но зачем тогда он жил три года с такой красивой женщиной, как Матильда, да еще и сделал ей ребенка? Это необъяснимо! Какой подлец!

Мари пыталась следить за мыслью Адриана, который говорил тихо и быстро, словно сам с собой. Она чувствовала, что муж так же возмущен поведением Жиля, как и она сама. И все же Мари не могла не заметить, что упоминание о гомосексуальности не шокировало ее супруга. Похоже, ему в своей врачебной практике приходилось сталкиваться с этим.

— Адриан, я спущусь и побуду немного с детьми. Но в церковь я не пойду. Знал бы ты, как Матильда меня напугала! Никогда с ней не случалось таких припадков! А что, если он повторится? Не хочу оставлять ее одну, разве можно быть уверенным… В общем, я останусь дома и, если она проснется, присмотрю за ней.

— Ты права. Бедной Матильде сейчас очень плохо. Она вся на нервах с того самого дня, когда все узнала, и это объясняет ее реакцию, когда она, наконец, смогла открыться. Матильда после пережитого наверняка ощущает себя униженной, преданной. Если бы она его не любила…

Оба какое-то время молчали, каждый погрузился в мрачные размышления. Наконец Адриан со вздохом сжал руку Мари и сказал:

— Мы должны помочь ей пройти это испытание и сделать так, чтобы она никогда больше не встречалась с этим человеком. Любой ценой!

— Конечно! Теперь, когда мы знаем правду, нам будет легче ее защитить!

Они нежно поцеловались, чтобы успокоить и подбодрить друг друга. Доктор Меснье на цыпочках вошел в комнату Матильды, а его супруга спустилась на первый этаж.

Через час Мари провожала своих родных в церковь. На улице шел проливной дождь. Образовалась движущаяся колонна раскрытых зонтиков. Адриан поддерживал под руку Нанетт, Лизон и Венсан вели Жана и Бертий (маленького Пьера уложили спать), а Камилла с Мелиной замыкали шествие, вскрикивая, когда случайно попадали ногой в лужу.



Мари крикнула им с порога:

— Передайте всем от меня привет!

Для Мари, как и для любого искренне верующего католика, полночная месса всегда была событием очень радостным. У бывшей сироты было тяжело на сердце оттого, что сегодня ей не удастся побывать на церковной службе. Впервые после своего переезда в Обазин Мари не услышит пение девочек из приюта под аккомпанемент фисгармонии, на которой будет играть, как всегда, мадемуазель Мори. Мать Мари-де-Гонзаг и мадемуазель Берже непременно заметят ее отсутствие, она это знала.

Мари вздохнула и вернулась в теплый дом. Мысленно она перенеслась в просторную церковь аббатства, где витал запах фимиама, который она так любила. Маленькая Мадлен, превратившаяся в красивую девушку, конечно же, станет рядом со своей мамой Тере. И будут гореть свечи вокруг яслей — символа Рождества. Внезапно она вспомнила о другом событии, и эта мысль окончательно ее расстроила. Двадцать восьмого марта 1951 года Мари-Эллен Дрюлиоль стала мадам Тассен. Церемония бракосочетания получилась особенно трогательной. Сестры усыпали плитку в центральном проходе церкви листьями плюща; во время самого обряда под вековыми сводами прозвучала песня, которой Мари никогда не забыть:

Рука об руку мы пойдем по жизни,

На доброго Господа возложим свои надежды!

Твои горести станут моими,

А твое счастье — нашим счастьем…

Мари-Эллен родила мальчика, Этьена, причем ровно через год после свадьбы, день в день. Она часто гуляла с ним по площади. Каждый раз, глядя на нее, Мари с сожалением думала о Матильде. Ее дочери никогда не испытать этого простого счастья, которое выпало на долю Мари-Эллен! Отгородившись от мира своей верой и своими принципами, Мари не сомневалась в том, что ничего подобного не произошло бы, если бы ее дочь согласилась обвенчаться с Эрве. Для нее в этом была непогрешимая логика, и это было бы так… обнадеживающе! Что до Жиля, то этому типу наверняка плевать на все, что для других свято!

«Господи, ну как можно жить без веры, не видя перед собой прямого пути, по которому нужно идти? Ну почему моя дочь пала так низко? Как может она любить такого отвратительного человека?»

Сердце стучало так сильно, что все ее тело, казалось, вздрагивало от каждого его биения. Стоило ей вспомнить о Жиле, как в памяти сразу же всплыли слова Матильды… Мари, сама того не желая, представила себе кровать в комнате квартиры над парикмахерским салоном, двух мужчин на ней, их телодвижения… Отвращение и недоумение заслонили все остальные чувства. Двое мужчин… Каким образом ее дочь оказалась замешанной в этой истории? Как вообще могло с ней случиться такое?

Детский крик донесся со второго этажа, возвращая ее к реальности. Она ведь осталась дома, чтобы присматривать за малышами и Матильдой! Мари, задыхаясь от тревоги, взбежала по лестнице. По спине стекла струйка холодного пота, сердце билось как сумасшедшее. В коридоре второго этажа она замерла в нерешительности — которую дверь открыть? В комнату, где спит Луизон, или где уложили Матильду? Раздался еще один пронзительный вопль.

— Луизон!

Кричал мальчик. Она вбежала в комнату и…

— Господи милосердный! Матильда…

Дочь, с растрепанными волосами, стояла посреди комнаты, сжимая в кулаке что-то блестящее. Лицо и ночная сорочка были в пятнах крови. Луизон, сидя в своей кроватке, тянул ручки к бабушке.

Мари колебалась, охваченная паникой. Она направилась было к Матильде, но ужас на личике ребенка заставил броситься к нему. Она взяла мальчика на руки и сказала: