Страница 99 из 132
— За тебя боюсь, Ярина!
— Сама уже нянькой была. Панове казаки, значит, как зайцы, по кустам?
— Почему по кустам? — удивленно закричали повстанцы.
— Атаман боится... А я думаю, пока шляхтичи раскумекают, мы половину их перебьем, а там и проскочим. Верно?
— Верно, верно, только мы тебя в середку!
— Раз так, то не отставайте! — и галопом погнала коня.
Колодка растерялся, но, видя, что Ярина не шутит, поскакал вслед за ней, стремясь опередить ее. Кони разгорячились и, взмахивая растрепанными гривами, скакали уже, как на гонках.
— Ярина! Ярина! — умолял Колодка.
Ярина оглянулась — повстанцы не отставали; тогда она крикнула:
— Доставай саблю, пане атаман! — и выхватила из-за пояса свой самопал.
Когда отряд проскакал уже половину улицы, на колокольне ударили в набат, по дворам зашумели, засуетились люди, затопали лошади, под заборами жались какие-то испуганные фигуры. Из одного двора вылетел на коне шляхтич и с обнаженной саблей бросился на Колодку. Колодка съежился, собрался в комок, потом вдруг выпрямился и быстро рубанул. Ярина увидела, как клинок сверкнул возле головы шляхтича, но даже не задел его, а тот размеренно и четко уже занес свою тяжелую саблю за плечо, и она должна была вот-вот обрушиться на голову атамана. Ярина отпустила повод, двумя руками подняла самопал и выстрелила в голову шляхтича. Он тут же упал с коня, а сабля только слегка коснулась плеча бледного как смерть атамана. Еще несколько шляхтичей бежали рядом с повстанцами и пытались врубиться в их ряды, но их отбивали дубинами и кололи косами — да так метко, что некоторые из них, окровавленные, поплелись назад к дворам.
— А ты, пане атаман, не торопись, когда нужно рубить! — кричала Ярина, скача рядом с Колодкой и бросая время от времени взгляд через плечо на повстанцев. — Гляди, какой въедливый лях! — и она, сделав полукруг, подскакала к тщедушному длинноносому панку, который успел уже ранить двух повстанцев и рвался к третьему. Ярина выстрелила — и на этот раз снова попала в голову. Больше стрелять было не в кого: горожане, видя, что отряд не имеет намерения здесь задерживаться, начали отставать. А еще через несколько минут кончилась улица, и отряд вырвался в поле.
Отъехав добрых две версты, повстанцы остановились отдохнуть и оказать помощь пострадавшим. Убитых не было, а раненых оказалось пять человек. Ярина заботливо перевязала им раны.
Теперь повстанцы стали смотреть на Ярину уже как на бывалого казака.
По воде и суше в казацкий лагерь ежедневно прибывали реестровые казаки, не хотевшие больше служить Речи Посполитой, выписчики и просто крестьяне, вооруженные чем попало. От них первых и узнал Богдан Хмельницкий, что гетманы коронные, услыхав о поражении у Желтых Вод, поспешно повернули назад: Николай Потоцкий увидел свою ошибку и теперь хочет собрать как можно больше войска, чтобы наголову разбить казаков и хлопов.
Через два дня Хмельницкий поделил с татарами захваченные трофеи, привел в порядок свое войско, которое увеличилось уже до десяти полков, и двинулся вперед, вслед за коронными гетманами.
Чигирин сдался без боя, население встретило казаков хлебом-солью. Старый священник, окропив Хмельницкого святой водой, дал поцеловать крест. Не умолкая звонили колокола в церквах, женщины тянулись поцеловать гетману руку, потянулся к руке и седой старик.
— И ты, батько, за бабами!.. Постой, неужто Верига?
— А как же. Верига, ясновельможный пане... Дождался и Верига... На радостях... дай почеломкаю хоть в руку гетмана...
Хмельницкий обнял его и поцеловал в мокрую от слез щеку.
— Ну как, пане Верига, тво... — он хотел спросить о дочери, но тут же, вспомнив о его горе, перевел разговор на хозяйство.
— Бросил к чертям! Для внуков старался, а вот и дочери не стало. Примите, казаки, к себе, а то истосковался вовче!
— Вижу, поседел, Верига, а статью своей — хоть под венец. Дадим коня!
— Да мы пригнали их тебе целый табун. Всем хутором поднялись, только Шпичка с сыном ушли к Кривоносу. И зерно и скотину с собой взяли, а то ведь снова басурман как набежит... Вижу, они уже и возле тебя тут вертятся.
— Говорят, загребай жар — чужих рук не жаль. А нам польза!
— Пускай так. А вот и хорунжий Лава катится.
— Ну, братику, ясновельможный гетман наш дорогой... челом тебе! — закричал запыхавшийся Лава. — А знаешь, где я был? Гонял в Суботов: хотел тебе, пане гетман, презент сделать, а он удрал, проклятый Чаплинский! Осталась одна пани Елена. Приказывала кланяться твоей милости!
При упоминании имени пани Елены Хмельницкий неожиданно покраснел, но больше ничем не выдал своих чувств, только вдруг стал разговорчив и шутлив.
Чигиринцы смотрели на него восторженными глазами. «Нет, не возгордился наш сотник, наш Богдан Хмельницкий!» — говорили их взгляды.
Поздоровавшись с народом, гетман в сопровождении свиты поехал в замок, в котором еще вчера пировал Николай Потоцкий. В свите Хмельницкого не хватало только Марка. Старый слуга, собрав челядь, двинулся в Суботов. Вслед катились кованые шестиколесные возы, полные добра, доставшегося гетману после разгрома польского обоза. Но Марку не терпелось поскорее добраться до хутора подстаросты Чаплинского и забрать его со всей живностью и обзаведением.
— Марко, подожди!
Он оглянулся: за возами бежал Пивень, за ним — Метла. На Пивня, как на коня, была надета уздечка, а Метла устрашающе размахивал большим кухонным ножом.
— Это нам досталось после дувана. Полковникам и сотникам золото да серебро, а мы, говорят, и за это должны быть благодарны. Где тут неполный воз, мы добавим! — и они бросили свое добро на возы.
Марко укоризненно покачал головой, но ни уздечки, ни ножа не бросил, а рачительно сунул их под дерюгу.
Опасаясь, что отряды Кривоноса не встретятся с коронным войском и прежде времени вступят в бой, Хмельницкий послал предупредить, чтобы Кривонос подождал, пока Николай Потоцкий минует Черкассы. Но войско Кривоноса все равно не успело бы прийти раньше: оказавшись на правом берегу Днепра и собрав вместе несколько отдельных отрядов, Кривонос получил известие от Семена, что Иеремия Вишневецкий с шеститысячным войском стоит сейчас в Яготине и приказал уже послать несколько десятков драгун по Днепру до самого Киева, чтобы согнать в Ржищев все паромы и челны. Узнав о разгроме польской шляхты на Желтых Водах, Вишневецкий спешил на помощь коронным гетманам.
Появление хорошо вооруженных и обученных частей князя Вишневецкого на правом берегу оказало бы коронным гетманам значительную поддержку. Кривонос повернул к Ржищеву и стал лагерем, а вверх и вниз по Днепру послал гонцов, чтобы люди топили челны и паромы. Когда драгуны Вишневецкого на второй и третий день после того появились в Черкассах, Домонтове, Сокирном, Бучаке, Стайках и Ржищеве, они уже не нашли ни одного парома, ни одного челна. А еще через два дня Кривонос получил из Яготина известие, что Иеремия Вишневецкий чувствует себя, как крыса в ловушке: он уже не думает о помощи коронным гетманам, а лишь о том, как бы спастись самому, ибо повстанцы нападают не только на польские поместья, но и на войско; украинцы, находившиеся в казацкой хоругви, бросают князя и присоединяются к повстанцам; шляхта заперлась в замках, в селах устанавливаются казацкие порядки. Иеремия Вишневецкий со своим войском собирается удирать в Чернигов. Тогда Кривонос снялся и двинулся на юг. В Стайках и Домонтове уже не осталось и половины людей: поляки убежали — кто в Польшу, кто в каневский замок, где стоял гарнизон кварцяного войска; казаки ушли в стан Хмельницкого, а посполитые — к Гайчуре или Морозенко. В Сокирном кривоносовцы застали на улицах кучки возбужденных крестьян, а вокруг местечка уже стояли рогатки из скрещенных кольев. Панский двор был разгромлен, а шляхта удрала в Канев. Накануне сюда налетели драгуны из войска коронного гетмана, проходившего на Корсунь, и повесили войта. Посполитые были напуганы.
Каневский замок имел небольшой гарнизон, но туда набилось множество польских мещан. Они тоже вооружились и охраняли валы. Кривонос обложил замок, запрудил воду и предложил сдаться. Из замка ответили пушечными выстрелами. Повстанцы ждали сутки, а потом пошли на приступ. Бой длился целый день, и только вечером мещане открыли ворота замка.