Блондинка на выданье

- Эта старуха уже давно пришла, - ответила женщина, - и никуда не выходила, мы бы слышали, стены-то, как из картона. Мы с ней вместе на лифте поднимались, только она была какая-то странная.

- Странная? – переспросила я, - в чём заключалась странность?

- Бледная, за сердце держалась, и всё что-то бубнела, - она это сказала, а мне в сердце змеёй заползла тревога.

Я бросилась к двери, и стала колошматить.

- Маргарита Викторовна! – орала я, - Маргарита Викторовна! – и повернулась к супругам, - она у вас ключи не оставляла?

- Она нас терпеть не может, - хмыкнула женщина, - какие ключи?

- А балкон у вас не смежный?

- Смежный, только он с перегородкой.

- Можно, я перелезу?

- Мне из-за этой чумички что, окна переклеивать? – буркнула женщина, - да иди ты, куда подальше!

- Вы спятили? – вскрикнула я, - причём тут какие-то окна? Жизнь человека на кону стоит!

- Если и подохнет старуха, фиг с ней, а то житья от неё никакого. Представляешь, она по выходным оперу слушает!

- Я футбол спокойно не могу посмотреть, - поддакнул Филипп, - стены тонкие, приходится звук прибавлять, чтобы заглушить. Представляешь?

- Представляю, - ошеломлённо протянула я, - бедная Маргарита Викторовна! Ваше счастье, что вы не мои соседи, у меня дочка, будущая пианистка, или арфистка, или оперная певица. Попробовали бы вы мешать играть, я бы милицию вызвала, - и

я нажала на кнопку третьей квартиры на площадке.

- Фря нашлась! – процедила женщина, уперев руки в бока, и смерив меня уничтожающим взглядом, - интеллигентка, блин.

- Она нормальная, а вы придурки, - дверь распахнулась, и на пороге появилась молодая женщина, - заходите, у нас с Маргаритой Викторовной общий балкон. Мне не жалко бумаги на окнах ради жизни человека.

- Спасибо огромное, - я вбежала в квартиру, и мы бросились на

балкон.

Маргариту Викторовну я увидела сразу, она лежала поперёк комнаты, уткнувшись лицом в палас, а рядом, на полу, покоилась расколотая чашка.

Девушка, назвавшаяся Викой, взяла было палку, чтобы разбить стекло, но я её остановила, сняла с пальца перстень, и разрезала бриллиантом стекло. Аккуратно выдавив его, надела перстень обратно, и отперла дверь.

- Она умерла? – тихо спросила Виктория, а я двинулась к Маргарите Викторовне.

- Сейчас посмотрим, - я коснулась её шеи, и облегчённо вздохнула, - живая, - и позвонила в клинику Макса.

Я всегда теперь пользуюсь этой клиникой, потому что знаю, что там мои подопечные получат соответствующие уход и внимание.

- Эвива Леонидовна, - сказала Марина, регистраторша, - про вас тут спрашивал Николай Павлович, которого вы к нам определили.

- Господи! – вырвалось у меня, - я совсем про него забыла! Как он себя чувствует?

- Нормально, послезавтра выпишем. Отличный клиент, кстати, - хихикнула она.

- Господи! – проворчала я, - я сейчас прибуду, - и захлопнула телефон.

- Бедная Маргарита Викторовна, - вздохнула Виктория, глядя на распластанное тело, - столько пережить, - а я посмотрела на фотографию молодой, красивой девушки, висящей на стене.

Судя по всему, это была Элла.

Очень красивая, веснушчатая, с огненными волосами, вьющимися, скорей всего, от природы. По себе знаю, что ТАК волосы завить невозможно. Слишком уж они ровные, картинные. Это, или парик, или от природы. Вероятно, от природы, потому что у Эллы виден пробор.

В то время, когда был сделан этот снимок, не было салонов красоты, где у вас в одно мгновение уберут с лица всё лишнее на нём, прыщи, и прочее, и сделают красавицей.

Помню, как ругалась Аська, моя сестра, когда она пыталась сделать себе кудри. Она всегда хотела, чтобы волосы у неё вились так же, как и у меня. Но природа не дала, и Аська

где-то вычитала, что лучше всего закручивать на бумажки.

Вообще, бумажки неплохо закручивают, и выглядят кудри более или менее картинно, если их не расчёсывать.

Да только бумажки слетают ночью, и ровных со всех

сторон кудрей не получается, приходится расчёсывать.

Но после расчёсывания на голове получается такое! Аля – Алла Пугачева! Только, если у примадонны всё гармонично на голове, то Аська визжала на одной ноте после того, как мы с маменькой расчесали её белокурые локоны.

Моя сестрица потом сутки носа из дома не высовывала. К счастью, эти буйные кудри недолговечны, и стоят дыбом, причём буквально, волосок от волоска, только первый день, а на второй очень даже хорошо смотрятся.

Слегка вьющиеся, она их заколола на затылке, и убежала, а через месяц повторила удавшийся фокус. Думаете, у Аськи кукушка поехала? Отнюдь! Просто ей подружка посоветовала смочить перед накручиванием волосы в сахарном сиропе, мол, так они крепко будут держаться. И картинно.

Только особенно картинно Асюта орала, когда мы, опять же, чесали её. Слипшиеся, они выглядели красиво, Асины кавалеры ахнули от восторга, а потом сироп расплавился во сне, и Ася прилипла к подушке.

Отогнав ненужные воспоминания, я повернулась к Виктории.

- Вы имеете в виду смерть дочери? – спросила я.

- Конечно. Нет ничего страшнее, чем пережить ребёнка. Измаил Наумович не пережил, а Инесса Никифоровна с нервным срывом слегка, она внучку так любила, и зятя тоже.

Но она стала какая-то странная, отчуждённая. А Маргарита Викторовна всё время молчала, мы думали, что ей всё равно, и это было неприятно. А потом я зашла к ней, пирог пекла, а сахар кончился. Не хотелось в дождь идти в магазин, и заглянула к соседке. Она открыла дверь вся в слезах, и я вспомнила, что как раз в этот день годовщина смерти Эллочки. Она мне буквально на шею кинулась, плакала, говорила, что не в силах больше сохранять каменное выражение лица. Она долго молчала, терпела, и в итоге не выдержала. Она лишилась всего, любимой дочери, любимого мужа.

- Это тяжко, - согласилась я, поглядев на улыбающееся личико

Эллы, - а отчего умерла Элла?

- Она свела счёты с жизнью.

- Господи, но почему? – изумилась я.

- Из-за несчастной любви, - вздохнула Виктория, и в этот момент в дверь постучали, - так быстро? – удивилась девушка.

- Это частная клиника, - сказала я, направляясь к двери.

- Частная? – дышала мне в спину Виктория, - но у Маргариты Викторовны нет на это денег.

- Не надо никаких денег, - пояснила я, и открыла дверь, - проходите, ребята.

Пожилой врач осмотрел Маргариту Викторовну, проверил на каких-то приборах, и вздохнул:

- Инсульт, и микроинфаркт, - и поднял на меня глаза, - Эвива Леонидовна, её как оформлять?

- Скажете моему супругу, что от меня, он поймёт.

- Ладно, - и они вынесли Маргариту Викторовну из квартиры, а я повернулась к Виктории.

- Так что там насчёт Эллы? Вы что-то говорили про самоубийство? Давайте сначала.

- А вы кто? – побледнела Виктория, и я вынула удостоверение.

- Так что насчёт Эллы?

- Пойдёмте ко мне в квартиру, - вздохнула девушка, и взяла ключи со столика в прихожей.

Она заперла квартиру, открыла свою, и впустила меня внутрь.

- Проходите, - и провела на кухню, - чайку хотите? Ой, простите. Вам на службе, наверное, не положено.

- На службе алкоголь не положено, - усмехнулась я, - а от чая не откажусь.

- Отлично, - Вика разлила по чашкам крепкий, ароматный чай, достала из ящичка менажницу с печеньем, и банку варенья, - угощайтесь, печенье сама пекла, а варенье арбузное.

- Никогда не пробовала, - улыбнулась я, покосившись на варенье, - но много слышала. А это вкусно?

- Очень, - заверила меня Виктория, и положила мне варенья в розеточку, - вы очень милая. Я всегда считала, что все сотрудники ФСБ – сухари.

- Я не совсем из ФСБ, - улыбнулась я, пробуя удивительно вкусное варенье, - временный агент.

- И ваше расследование зависит от вашей карьеры? – спросила

Виктория.

- Не совсем, - засмеялась я.

- Ладно, сейчас я расскажу, - пододвинула Вика ко мне печенье, вздохнула, и сказала, - я Эллу не знала, но моя мама мне рассказала.