Страница 43 из 140
И3 «ДИВАНА ШАМСА ТЕБРИ3СКОГО»
ГА3ЕЛИ
* * * В счастливый миг мы сидели с тобой — ты и я, Мы были два существа с душою одной — ты и я. Дерев полутень и пение птиц дарили бессмертием нас В ту пору, как в сад мы спустились немой — ты и я. Восходят на небо звезды, чтоб нас озирать; Появимся мы им прекрасной луной — ты и я. Нас двух — уже нет, в восторге в тот миг мы слились, Вдали от молвы суеверной и злой — ты и я. И птицы небесные кровью любви изойдут Там, где мы в веселье ночною порой — ты и я. Но вот что чудесно: в тот миг, как мы были вдвоем — Мы были: в Ираке — один, в Хорасане — другой, — ты и я. * * * Без границы пустыня песчаная, Вез конца — сердца повесть избранная. Ищет образов мир, чтобы форму принять,— Как узнаю в них свой без обмана я? Если срубленной встретишься ты голове, Что катится в полях, неустанная, Ты спроси, ты спроси тайны сердца у ней — Так откроется тайна желанная. Что бы было, когда уху стал бы сродни Говор птицы — их песня слиянная? Что бы было, когда бы от птицы узнал Драгоценности тайн Сулеймана я? Что сказать мне? Что мыслить? В плену бытия Весть понятна ли, свыше нам данная? Как молчать, когда с каждым мгновеньем растет В пас тревога неслыханно странная? Куропатка и сокол летят в ту же высь, Где гнездо их — вершина туманная, В эту высь, где Сатурна на сфере седьмой Звезда миру сияет багряная. Но не выше ль семи тех небес — эмпирей? И над ним знаю вышние страны я! По зачем эмпирей нам? Цель наша — земля Единения благоуханная. Эту сказку оставь. И не спрашивай нас: Наша сказка лежит бездыханная. Пусть лишь Салах-эд-Дином воспета краса Царя всех царей первозданная. * * * Любовь — это к небу стремящийся ток, Что сотни покровов прорвал и совлек. В начале дороги — от жизни уход, В конце — шаг, не знавший, где след его лег. Не видя, приемлет любовь этот мир, И взор ее — самому зренью далек. «О сердце, — вскричал я, — блаженно пребудь, Что в любящих ты проникаешь чертог, Что смотришь сверх грани, доступной для глаз, В извилинах скрытый находишь поток. Душа, кто вдохнул в тебя этот порыв? Кто в сердце родил трепетанье тревог? О птица! Своим языком говори — Понятен мне тайн сокровенный намек». Душа отвечала: «Я в горне была, Чтоб дом мой из глины создатель испек; Летала вдали от строенья работ — Чтоб так построенья исполнился срок; Когда же противиться не было сил — В ту круглую форму вместил меня рок». * * * Вчера я послал тебе сказать с вечерней звездою: «Привет тому, чей лик сквозь тьму глядит луной молодою». Склонился я, сказал: «Ты солнцу отдай мой поклон — Чьим жаром спален, как золото, склон под горной грядою». Я грудь обнажил, и можно на ней кровавые раны счесть, Снеси любимому весть, кто кровью не сыт. как стебель водою! Качался я взад, вперед — пусть уснет сердце-дитя в груди: Чтоб уснуло оно — люльку качать надо мерной чредою. Сердцу-дитяти дай молока, чтоб стих его плач, О ты, помогающий всем, как я, отягченным бедою! Сердца приют — лишь в мире один — единения град. Долго ли будешь сердце вдали плена держать уздою? Я смолкаю, но дай опьянеть, кравчий, мне поскорей, Чтоб голове моей не болеть болью худою. * * * Когда бы дан деревьям был шаг или полет — Не знать ни топора им, ни злой пилы невзгод. А солнце если б ночью не шло и не летело — Не знал бы мир рассвета и дней не знал бы счет. Когда бы влага моря не поднялась до неба — Ручья бы сад не видел, росы не знал бы плод, Уйдя и вновь вернувшись, меж створок перламутра — Так станет капля перлом в родимом лоне вод. Не плакал ли Иосиф, из дома похищаем, И не достиг ли царства и счастья он высот? И Мухаммад, из Мекки уехавший в Медину,— Не основал ли в славе великой власти род? Когда путей нет внешних — в себе самом ты странствуй, Как лалу — блеск пусть дарит тебе лучистый свод. Ты в существе, о мастер, своем открой дорогу — Так к россыпям бесценным в земле открылся ход. Из горечи суровой ты к сладости проникни — Как на соленой почве плодов душистый мед. Чудес таких от Шамса — Тебриза славы — ждите, Как дерево — от солнца дары своих красот. * * * Когда мой труп перед тобой, что в гробе тленом станет,— Не думай, что моя душа жить в мире бренном станет, Но плачь над мертвым надо мной- и не кричи «увы!». Увы — когда кто жертвой тьмы во сие забвенном станет. Когда увидишь ты мой гроб, не восклицай «ушел!». Ведь в единении душа жить несравненном станет. Меня в могилу проводив, ты не напутствуй вдаль: Могила — скиния, где рай в дне неизменном станет. Кончину видел ты, теперь ты воскресенье зри; Закат ли солнцу и луне позорным пленом станет? В чем нисхожденье видишь ты, в том истинный восход: Могилы плен — исход души в краю блаженном станет. Зерно, зарытое в земле, дает живой росток; Верь, вечно жить и человек в зерне нетленном станет. Ведро, что в воду погрузишь, — не полно ль до краев? В колодце ль слезы Иосиф-дух лить, сокровенном, станет? Ты здесь замкни уста, чтоб там открыть — на высоте, И вопль твой — гимном торжества в непротяженном станет.