Страница 32 из 140
* * * Много лет размышлял я над жизнью земной. Непонятного нет для меня под луной. Мне известно, что мне ничего не известно,— Вот последняя правда, открытая мной. * * * В мире временном, сущность которого — тлен, Не сдавайся вещам несущественным в плен. Сущим в мире считай только дух вездесущий, Чуждый всяких вещественных перемен. * * * Мне заповедь — любовь, а не Коран, о нет! Я — скромный муравей, не Сулейман, о нет! Найдете у меня лишь бледные ланиты И рубище — не шелк и не сафьян, о нет! * * * То, что судьба тебе решила дать, Нельзя ни увеличить, ни отнять. Заботься не о том, чем не владеешь, А от того, что есть, свободным стать. * * * В этом мире глупцов, подлецов, торгашей Уши, мудрый, заткни, рот надежно зашей, Веки плотно зажмурь — хоть немного подумай О сохранности глаз, языка и ушей! * * * Несовместимых мы всегда полны желаний: В одной руке — бокал, другая — на Коране. И так вот мы живем под сводом голубым — Полубезбожники и полумусульмане. * * * Мой враг меня философом нарек,— Клевещет этот злобный человек! Будь я философ, в эту область горя — На муки — не пришел бы я вовек! * * * Скажи, за что меня преследуешь, о небо? Будь камни у тебя, ты все их слало мне бы. Чтоб воду получить, я должен спину гнуть, Бродяжить должен я из-за краюхи хлеба. * * * О небо! Я твоим вращеньем утомлен, К тебе без отклика вздымается мой стон. Невежд и дурней лишь ты милуешь, — так знай же: Не так уже я мудр, не так уж просвещен. * * * У тлена смрадного весь этот мир в плену; Грешно ль, что я влекусь к душистому вину? Твердят: «Раскаянье пошли тебе всевышний!» Не надо! Все равно сей дар ему верну. * * * Не дай тискам печали себя зажать, Хайям! Ни дня в пустых заботах нельзя терять, Хайям! Впивай же свежесть луга, стихов и милых губ, Потом в могиле душной ты будешь спать, Хайям. * * * Услышь, о муфтий, пьяницы рассказ! Трезвей тебя я пьяный во сто раз: Мне — кровь лозы, тебе же — кровь людей. Так кто же кровожаднее из нас? * * * Если скажут, будто я пьян, — я таков! Если «безбожник», скажут, «буян», — я таков! Для этих — мудрец, для тех — отшельник, безумец, А я такой, каким я дан. Я таков! * * * О, если б, захватив с собой стихов диван Да в кувшине вина и сунув хлеб в карман, Мне провести с тобой денек среди развалин,— Мне позавидовать бы мог любой султан! * * * И я, седобородый, в силок любви попал, И вот в руке сверкает искрящийся фиал! Рассудок терпеливый мне сшил халат заслуг, А рок мой прихотливый все в клочья изорвал. * * * Я — словно старый дуб, что бурею разбит; Увял и пожелтел гранат моих ланит, Все естество мое — основа, стены, кровля,— Развалиною став, о смерти говорит. * * * Отшельником не буду жить в сырой и мрачной келье, Хотя я сед, я буду пить вино, ценя безделье. Стал ныне кубок дней моих семидесятилетним, Когда ж, как не теперь, искать отраду и веселье? * * * Влек и меня ученых ореол, Я смолоду их слушал, споры вел, Сидел у них… Но той же самой дверью Я выходил, которою вошел. * * * Будь вольнодумцем! Помни наш зарок: «Святоша узок, лицемер жесток». Звучит упрямо проповедь Хайяма: «Кем хочешь стань, по сердцем будь широк!» * * * Доколь мне в обмане жить, как в тумане бродить? Доколь мне, о жизнь, осадки мутные пить? Наскучила мне твоя хитрость, саки вероломный, И жизнь я готов, как из чаши, остатки пролить. * * * Когда вселенную настигнет день конечный, И рухнут небеса, и Путь померкнет Млечный,— Я, за полу схватив создателя, спрошу: «За что же ты меня убил, владыка вечный?»