Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 108 из 140

ПАДИШАХ ПРИВОДИТ ПОДЧИНЕННЫХ К ПРИСЯГЕ САЛAMАНУ И ПЕРЕДАЕТ ЕМУ ПРЕСТОЛ И ЦАРСТВО От скорби наконец освободился Шах Саламан и духом обновился… Достоин стал занять престол отца, Достоин стал он перстня и венца. И старый шах созвал царей вселенной — Людей породы алчной и надменной. И он для них такой устроил пир, Какого сто веков не видел мир. Царей, вояк, исполненных отваги, Он всех привел к незыблемой присяге Наследнику и сыну своему. Мир положил он под ноги ему, Семь поясов вручил земли великой, Всем странам объявил его владыкой. В ИЗЪЯСНЕНИЕ ТОГО, ЧТО ЯВЛЯЕТСЯ СУТЬЮ РАССКАЗАННОГО Сперва творец созвездий и планет Вселенной Перворазум дал, как свет. Свет Перворазум да повелевает, Да всяк его веленья исполняет. Приявшего сияющий венец Познанья тайны мы зовем — мудрец. По воле Перворазума туманно Взошло над миром солнце Саламана. Кто ж милая Абсаль? — Любовь и страсть, К ее устам зовущая припасть. Абсаль — пучина, где они проплыли, Где мир в волненье бурном находили. То море — темных вожделений зыбь, То море — томных наслаждений зыбь. В чем суть стремленья Саламаиа к шаху И припаданья головою к праху? Все это к Перворазуму возврат Светильника, что мраком был объят. Что есть костер, что есть самосожженье, Нам данной богом плоти истребленье? То знак нам: все сгорит и все пройдет, Но дух воспрянет, пепел отряхнет. Зухра — души высокой совершенство, В слиянье с нею — высшее блаженство. Вселенной, мудрый, овладеешь ты В сиянье этой вечной красоты! Я кратко говорил об этих тайнах В рассказе о делах необычайных. А прав иль нет я был в моих речах,— Лишь всемогущий ведает аллах.

ЮСУФ И 3УЛЕЙXА (Из поэмы)

ЗУЛЕЙXА ВИДИТ ЮСУФА ВО СНЕ В ТРЕТИЙ РАЗ И УЗНАЕТ О ЕГО МЕСТОПРЕБЫВАНИИ Мир и вражда, отрава и лекарство,— Приди, любовь, приди, полна коварства! То превратишь безумца в мудреца, То превратишь разумного в глупца. Однажды ночью Зулейха больная, Свою тоску с безумьем разделяя, Пила из чаши горечи настой, Объятая болезненной мечтой. Безумная, откинув покрывало, В отчаянье к любимому взывала: «Скажи мне: кто ты? Как тебя зовут? Скажи мне: где найду я твой приют? Пусть я — рабыня для тебя, не боле, Пусть мной не дорожишь, лишенной воли, Так что же для рабыни — только плеть? Не можешь ты рабыню пожалеть? В страданье, в горе кто со мной сравнится? В моем позоре кто со мной сравнится? За эту страсть меня отвергла мать, Отец стыдится дочерью назвать. Покинули меня мои рабыни, И в одиночестве томлюсь я ныне. В былинке ты зажег огонь любви,— Уж лучше ты былинку раздави!» Так плакала пред призраком туманным, Покуда не заснула сном нежданным. Из чаши сна вкусили хмель глаза,— Явился он, судьбы ее гроза! Что мне сказать о нем? Как цвет весенний, Прекрасен был разбойник сновидений. Не выразить мне, как он был красив! За край одежды юношу схватив, Сказала: «Ты меня рассек на части, Грабитель, у меня ты отнял счастье. Кем создан ты, о чудо из чудес, Венец красы земной, красы небес? Мою тоску и скорбь развей беседой, Страны твоей названье мне поведай». Ответил: «Если так, то исцелись, Перед тобой — египетский азиз. Ценим и уважаем фараоном, Я стал его слугою приближенным». Царевне жизнь вернул его ответ. Скажи: мертвец родился вновь на свет! ОТЕЦ ЗУЛЕЙХИ ПОСЫЛАЕТ СВАТА К ЕГИПЕТСКОМУ A3ИЗУ На сердце Зулейхи — скорбей печать. Ей трудно плакать, трудно и молчать. Но путь к надежде должен быть упорным, Приходит светлый день вослед за черным. Увидев, как страдает дочь, отец Подумал: пусть отправится мудрец В Египет, где азиз, правитель царства, Для Зулейхи — отрада и лекарство. К азизу пусть придет, как к жениху,— С любимым сочетает Зулейху… Оп выбрал мудреца из самых знатных, Сказал ему немало слов приятных, Велел пойти с дарами из казны, К правителю египетской страны: «Скажи азизу: «Ты даруешь милость, Ты, пред которым смена дней склонилась! Ты сыплешь милосердья жемчуга, Твоя дорога людям дорога. В созвездии, блистающем высоко, Есть у меня светило без порока. Так целомудренна моя луна, Что тень ее и солнцу не видна. Она блистает ярче всех жемчужин, Но блеск для глаз чужих не обнаружен. Чтоб стать невидимой для звездных глаз, Под полог прячется в полночный час. За пологом живет в уединенье, Но мир пред пологом ее — в смятенье. Безумствуют властители держав, Из-за нее тоску и боль узнав. Глядят на мир печально и угрюмо Владыка Шама и владыка Рума. Но жить она не хочет в тех местах: Египет да и только на устах! Ей ненавистен Рум с его мужами, Она не терпит всех, живущих в Шаме,— Египет навсегда ее пленил, И слезы у нее текут, как Нил. Откуда страсть к египетскому краю И кто внушил ей эту страсть, — не знаю. Иль прах ее замешан в той пыли? Иль список благ ее — из той земли? Коль ты сочтешь ее себя достойной, Пришлю красавицу в Египет знойный. Ей не окажешь, как жене, почет? Пусть, как служанка, дом твой подметет!» Азиз Египта от счастливой вести Как бы коснулся головой созвездий. «Кто я такой, — смиренно произнес,— Чтоб сеять семена подобных грез? Но если шах поднимет нас из праха, То к небу вознесусь по воле шаха. Я — жалкий сад, и вот, являя мощь, Пролился на меня весенний дождь: Пусть каждое заговорит растенье,— Смогу ли выразить благодаренье? Я в шахе вижу светлую судьбу, Что покровительствует мне, рабу. Почтительно, с покорностью великой Хотел бы я предстать перед владыкой. Но фараона мудрого наказ Я должен срочно выполнить сейчас. Я, подданный, царю служить обязан, Не то сурово буду я наказан. Пусть добрый шах простит меня, слугу: Иначе поступить я не могу. Но если хочет, — я, взыскуя чести, Отправлю паланкинов ровно двести, По тысяче рабынь и стройных слуг,— То сосны, что украсят райский луг! Отправлю я, как подобает это, Мужей державы и мужей совета,— Пусть, проявив заботы, в мой приют Ее с почетом, с лаской приведут». Такие выслушав соображенья, Посол склонился ниц из уваженья, Сказал: «Ты добротой весь мир потряс, Египта блеск умножил во сто раз! Мой шах, богатством, властью знаменитый, Не хочет от тебя ни слуг, ни свиты. Как ии считай, — все числа превзошло Его рабов, его рабынь число. Число его даров, роскошных, редких, Превысит и число листов на ветках. Он дочь свою к тебе отправит в дом,— Да станет яством на столе твоем!»