Страница 106 из 140
САЛAMАНУ ОПОСТЫЛИВАЮТ МНОГОЧИСЛЕННЫЕ УПРЕКИ, ОН ОСТАВЛЯЕТ ШАХА И МУДРЕЦА И ВМЕСТЕ С АБСАЛЬ ИЗБИРАЕТ ПУТЬ БЕГСТВА Он слушал их, всем сердцем их любя, Молчал, но был от горя вне себя. Упрек несет ущерб душе свободной, Упреков дух не терпит благородный. «Как быть теперь?» — он голову ломал И многие решенья принимал. Со всех сторон свое обдумал дело, И мысль о бегстве твердо в нем созрела. И паланкин для дальнего пути Велел он верным слугам припасти. Чем дом тесней, тем лучше для досуга, Когда в объятьях милая подруга. САЛАМАН И АБСАЛЬ УПЛЫВАЮТ В МОРЕ, ПРИСТАЮТ К ЦВЕТУЩЕМУ ОСТРОВУ, ОБРЕТАЮТ ПОКОЙ И ПОСЕЛЯЮТСЯ НА НЕМ Дней за семь Саламан свою Абсаль Увлек в недосягаемую даль. Забыв упреки, родичей и горе, Через неделю он увидел море. Стал Саламан за морем наблюдать, Стал кораблей попутных поджидать. И челн нашел, прекрасно оснащенный, Как полумесяц, в заводи зеленой. Вот вынес челн на шумную волну Влюбленных, словно солнце и луну. Как лебедь, над пучиною соленой Челн полетел, ветрилом окрыленный. Дней тридцать — качка, ветра гул да плеск. От качки угасал их цвет и блеск. И наконец в бушующем просторе Возник пред ними остров среди моря, Как сад Ирема в давние года, Перенесенный волшебством сюда. Как сад Эдема, вся в росе блестящей, Лесная там благоухала чаща. И Саламан сказал: «Здесь будем жить. Чего еще, искать, куда нам плыть?» Они от всяких страхов отрешились И в том лесу прекрасном поселились, Жасмин и роза, радостью дыша,— Единые, как тело и душа. Она всегда с любимым, он — с любимой В покое, без помехи нетерпимой. Здесь лицемер не обличает их, Загробной карой не стращает их. Не жалит роза — нежности награда, Дракона нет у найденного клада. Нет им запрета на лугу лежать, В потоке чистом жажду утолять. И радоваться, соловью внимая И сладкозвучной речи попугая. Им на прогулке спутник — то павлин, То куропатка золотых долин. Как в мареве счастливого похмелья, Они там жили, полные веселья, Не мучимы упреками, одни, И ночи проводя в любви, и дни. К влюбленной милой тянется влюбленный, И для слиянья — никакой препоны. ШАХ УЗНАЕТ ОБ ОТЪЕЗДЕ САЛАМАНА И, НЕ ИМЕЯ СВЕДЕНИЙ О НЕМ, ПОЛЬЗУЕТСЯ ЗЕРКАЛОМ, В КОТОРОМ ВИДЕН ВЕСЬ МИР, И УЗНАЕТ О СОСТОЯНИИ САЛАМАНА Узнал в Юнане старый властелин, Что вдруг исчез его любимый сын. В отчаянье он слезы лил, как воду, С мольбами обращался к небосводу, Вел розыски сыновнего пути, Но ни следа нигде не мог найти. Владел он неким зеркалом чудесным, Все отражавшим в мире поднебесном. Взглянул он в это зеркало — и вот Увидел остров средь пустынных вод, На острове зеленая чащоба, И беглецы в ней — невредимы оба… Когда он там увидел их вдвоем, К обоим милость пробудилась в нем. Решил: он жив, — зачем его жестоко Терзать словами тщетного упрека! А чтобы сын ни в чем нужды не знал, Корабль ему с припасами послал. ШАХ ОГОРЧАЕТСЯ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬЮ ПРИВЯЗАННОСТИ САЛАМАНА К АБСАЛЬ И СИЛОЙ МЫСЛИ УДЕРЖИВАЕТ САЛАМАНА ОТ НАСЛАЖДЕНИЙ С НЕЙ Но с горечью увидел шах Юнана, Что нет конца пристрастью Саламана; Что жизнь идет, наследник же его О царстве знать не хочет ничего. Об этом мысля, шах сгорал от горя… Через пустыни и просторы моря Оп мысль на Саламана устремил И мыслью сил мужских его лишил. К любимой сын не уставал стремиться, И вдруг он с ней не смог соединиться. Его, как прежде, жар любовный влек, Но с ней, как прежде, слиться он не мог. Сгорать от жажды над струей потока — Нет кары в мире более жестокой. И понял он: отец, один и стар, Его вернуться нудит силой чар. И воротился он к отцу в смятенье, Раскаяния полн, прося прощенья… САЛАМАН ПРИБЫВАЕТ К ПАДИШАХУ, И ШАХ ВЫРАЖАЕТ ЕМУ СВОЮ ЛЮБОВЬ Увидел старый шах сыновний лик И с поцелуями к нему приник. И, положив ему на плечи руки, Он любовался им после разлуки. И говорил: «Зрачок глядящий мой, Ты мне как соль на скатерти земной. Рожден ты для того, чтоб царством править, Чтоб наш венец и трон в веках прославить. Ты не гнушайся царского венца. Венец державный — не для подлеца. Срок близится, венец принять ты должен, Кормило власти в руки взять ты должен. Так отвратись от гибельной любви, Для высшей в мире доблести живи. О судьбах царства думай, о короне. Страсть низменную смой, как хну, с ладони».