Страница 101 из 140
НЕГР В ДОМЕ ДЕВУШКИ Начнем опять о девушке сказанье, В чьем сердце — бесконечное терзанье. Он спит, но разве может спать она, Когда ей радость встречи не дана? Сказала: «Разбуди! Полна я муки, С меня сотри ты ржавчину разлуки: Заснувший — мертв; любовную игру Затею с мертвым, коль сама умру! Его глаза желанием не дышат И уши просьб возлюбленной не слышат. Язык жемчужин-слов не раздает, Чтоб страсть усилить, не смеется рот. Земля дивилась мощному цветенью. Но кипарис упал на землю тенью. Защиту мне сулила эта сень,— Увы, сама я превратилась в тень. Но с тенью не завяжешь связи кровной, Но с тенью не начнешь игры любовной!» Тогда заклятия и колдовства Произнесла кормилица слова. Что было сном, то превратилось в бденье, И трезвостью сменилось опьяненье. Поднялся кипариса вольный ствол,— Цветник, казалось, в комнате расцвел! Уста, что радуют сердца, открыл он, Замок от ценного ларца открыл он, Обвел он взглядом тех, кто был вокруг,— Врата блаженства распахнулись вдруг. Не комната пред ним, — чертоги рая, Стоят кумиры, прелестью сверкая, А среди них одна затмила всех, В ее глазах — отрада, нега, смех, Затмила всех пленительным обличьем, Великолепьем, красотой, величьем. Пред ней стояло множество подруг, Покорных ей, готовых для услуг. Она сидела, излучая счастье, А сердце — у любимого во власти. И негра обожгла ее краса, Он то и дело тер свои глаза, Не понимая, — спит ли, грезит ныне, Вода пред ним иль марево пустыни… К нему и утром не пришел покой, То счастлив был он, то вздыхал с тоской. Он счастлив был попасть в чертог подобный, Где, мести не страшась иль стражи злобной, Он видел то, что скрыто от очей, О чем еще не слышал слух ничей, Что не создаст ничье воображенье, С чем не сравнится ни одно творенье. Но тосковал, не веря в благодать… Ему ли этим чудом обладать? Он полагал: за наслажденьем вскоре Последуют отчаянье и горе. Увы, пока живем, мы видим здесь Отчаянья и наслажденья смесь! Той птице, что с умом живет на свете, Известно: там, где зерна, там и сети. Она опаслива, хотя жадна: Поборет жадность, не возьмет зерна. Пока другие птицы, споря вздорно, В беспечности клевать не станут зерна, Она же прилетит к ним лишь тогда, Когда увидит: птицам нет вреда. Но если птиц постигнет доля злая,— Умчится вдаль, свободной быть желая. КОРМИЛИЦА ВОЗВРАЩАЕТ НЕГРА ОБРАТНО В ЕГО ЖИЛИЩЕ Кончалась ночь, и стало рассветать. Красавец негр свалился на кровать. Своих смятенных чувств смежил он очи, Он отдал ум на разграбленье ночи: Старуха унесла его тотчас В то место, где заснул он в первый раз. В беспамятстве он долго находился И только поздним утром пробудился. Протер глаза — и смотрит, изумлен; Исчезло все, что ночью видел он! Где собеседницы его ночные? Где радости, что он познал впервые? Где солнце красоты? О, где оно? В руках — воспоминание одно! Хотел он разобраться в этих чарах, Расспрашивал и молодых и старых, К заветной цели он искал пути, Но в мире скорби должен был брести. В смятенье он услышал просьбу друга — Назвать причину своего недуга. Ответил он: «Повергнут я в беду, Спасения от горя не найду. Играя мной, красавица нежданно Меня свела с пути, — мила, желанна… Не выразят ни разум, ни уста, Какой хвалы достойна красота. А спросят: с нею повстречался где ты? А спросят: имя назови? Приметы? А спросят: где ее квартал и дом? Земля какая стала ей гнездом? Хуллах или Фархар — ее отчизна? Тибет, страна татар, — ее отчизна? Ее глаза подведены сурьмой Или они сотворены сурьмой? Черны арканы кос ее плетеных,— Иль то силки для страждущих влюбленных? Искусственною родинкой мила Иль красоту сама и создала? Ее уста — для утоленья жажды, Или, взглянув на них, погибнет каждый? Когда подобный зададут вопрос Тому, кто пролил столько горьких слез,— Я промолчу. Где правды свет? Не знаю. Два слова я скажу в ответ: «Не знаю». Что облик, цвет? Меняются они. Одно лишь содержание цени!