Страница 169 из 172
В словах царя была и справедливость и оскорбленное самолюбие за отказ королевы, потом – и племянницы. Растерянный царским напором Баус отвечал:
- Королева Елизавета стоит выше императора Римского ( Немецкой нации). Его отец нанимал ее воевать с Францией. Не менее она царя.
Иоанн вспылил:
- Речь не шла, что она менее. Токма и мы не лыком шиты. Оставьте дурачить нас. Без вас не умны, - засмеялся и смягчившись добавил: - Дай Бог, чтобы у меня был такой верный слуга, как ты!»
В знак отличительного снисхождения Иоанн согласился, что только англичане станут входить в гавани Карельскую, Варгузскую, Мезенскую, Печенгскую и Шумскую. Оставил Пудожерскую и Кольскую для других гостей.
Призвав Бауса на тайную беседу, Иоанн, опуская королеву, выспрашивал, нельзя ли как-то переубедить отказавшую ему Гастингс. Баус, имея напутствие, подтверждал, что Мария нехороша лицом, плохого здоровья. Принесли портрет красавицы. Посол отнекивался прикрасой художника. Не без ведома королевы ли писали?! – говорил царь. Не все по ведому, - плутовал Баус. Мария Гастингс не согласится ни веру переменить на православную, ни обычаи соблюдать.
- С чем же ты приехал?! – закричал Иоанн. – С пустословием? Отказом?! Не тебе ли с королевой я вчера пять причалов отдал? Верни!
Баус уклончиво отвечал о возможности некоего нового безымянного сватовства.
- Во что вы меня ставите?! В Англии невесту сыскать не способны?!
За стенкой закричал ребенок, которому закрывала рот царица. Под свирепым взглядом государя посольский дьяк Щелкалов выскользнул помочь. Что-то сказал. Вопль лишь усилился, потом стал стихать - младенца Димитрия уносили далее.
Баус обещал в короткое время доставить царю изображения десяти и более лондонских знатных девиц на выбор. Иоанн захлебнулся насмешкою:
- Понравится девица, получите право исключительной двинской торговли!
«Известный любитель женской красоты» с поздней осени 1583 года стремительно сдавал. Он чувствовал болезненную томность тяжко подкрадывавшегося разрушения. Все чаще впадал в задумчивость, полудрему, в беспамятство не токмо наедине, но и принимая послов, слушая доклады думских бояр, приказных дьяков. Рука государя надолго застывала в воздухе, когда, лежа в креслах, он позволял себе развлечься любимой игрой в шахматы. Борису Годунову, часто составлявшему пару, составляло огромного труда проиграть так, чтобы царь не заметил. За свой выигрыш Борис навлекал неудовольствие, за грубый проигрыш мог получить шахматной доской по голове. Когда Иоанн проваливался в бессильный сон, придворные замирали подле, страшились пошевелиться, совместно ловили бесшумными жестами залетевшую зимнюю муху.
Царя смешило, что жены бояр и придворные девки падали в обморок от его гневного взора, и он в игривом укоре специально хмурил брови на них. Но брови уже не слушались и разлетались серо-рыжими мохнатыми птицами. Заслышав крик Димитрия, Иоанн требовал временную царицу. Ругал ее, что не дает грудь младенцу по первому требованию. Мария оправдывалась. Молока было в избытке, кормилица не требовалась. Нагая чуяла шаткое положение. Не скрыты для нее были письма мужа в Лондон. Отец царицы, больной после истязаний за клеветничество на Бориса, Федор Федорович прятался царя, не приходил. Зато на цыпочках ходили около трона другие Нагие - братья Григорий, Афанасий, Михаил, младой Андрей Александрович. В интересах партии Нагих была кончина государя до того, как пострижет он в монастырь Марию, к чему шло по английскому согласию.
Царя пользовали мукой с медом, печеным луком, семенами, в горшках отваренных. Иоанн доверял более других Якову Строганову. Ежели покорил Сибирь, то и во всем остальном должен быть он умелец. Строганов мазал дряблое тело Иоанна медвежьим салом, давал пить настои кривых сибирских корешков, парил в бане ветвями дерев, произраставшими за Каменным поясом. После бани государю делалось лучше, от отваров корешков сердце немыслимо стучало. От битья в висках темнело, в глазах. Иноземные доктора, тоже царя пользовавшие, были против Строгановского лечения. Скрипели: напряжение сил ведет к убыстренному истощению. От Иоанна стал исходить нестерпимый отвратный дух внутреннего гниения. Злые языки желали бы найти у него венерину болезнь, но консилиум иноземцев определил рак легких.
Иоанн мучился приступами странного смеха. Болезненная улыбка не сходила с искаженного вымученного складчатого лица с заострившимся подбородком, натрое разделенным серой бородой, выпученными бугристыми надбровьями черными глазами, откуда ущелья морщин бежали к отвислым породистым ушам, вылезавших из косм. Сиплым глухим голосом Иоанн надоедливо храбро твердил, что нацарвствовался, и то – шел пятьдесят первый год. Напичканный лекарствами, Иоанн еще хватал за груди набожную невестку. Ирина не находила покойного места. Входила в царские покои с сострадательной древней иконкой и бежала, закрывалась на запор на женской половине в ужасе, омерзении. Как сложилось бы с ней, коли царь поправился? Слабый, он ее не догонял. Поверят ли ангелы его ежедневному троекратному дьявольскому покаянию? Не слеп был Иоанн: оказал Годуновым он великую честь породнения с Рюриковичами. Борис терпел, привычно ждал, беспомощно рассчитывал. Иоанн требовал звать научать Ирину в свою очередь объяснять Феодору, как детей делать. Желал поглядеть на кроху-внука, не в дурака-отца. Призывал младых и вразумлял в ногах его постели сидящих. Ирина пылала. Мысленно читала молитвы, дабы грязные слова тестя не убили души, а Феодор волосами жены игрался. Сплетет косички да и распустит.
С севера звали волхвов. У Зенке царь потребовал поискать в оставшихся бумагах Бомелия, нет ли другого оставленного предсказания царской смерти, кроме несбывшегося. Таковое сыскали. Царю надлежало отлететь 18 марта сего года. И уже явилась комета с крестообразным хвостом, видели меж колокольней Ивана Великого и церковью Благовещения. 10 марта литовский посол был остановлен на пути в Москву по причине сильного государева недомогания.
Царь провалился в беспамятство. Он громко призывал убитого сына, бесполезно отписывал ему царство. Мало ли было и письменных таких завещаний! Борис прислуживал повелителю. Мольбы Иоанна бальзамом изливались ему в сердце. Иван, мертв, есть Феодор. При неразумии Феодора, сей подвластен наущениям супруги, она – Годунова. Невиданная удача: северная Русь доставалась Борису. Чтобы не сглазить, тот не смел помышлять, как обойдется с нею. Ясно: не подобно Иоанну! Беречь, лелеять, расширять, облегчать налоговое ярмо. Заставить людей любить себя, не бояться. Иоанн со своим страшным поставленной на попа тыквой-черепом, паучьими пальцами ниже колен, лежал на постели, ставшей одром, метался, то богохульствовал, то взывал, но не подавал признаков, что когда-либо распознал в Борисе оппонента. Борис хоть и облагодетельствован овичем, но другим, не царю. Ему он оставался Борькой, подай-принеси! И Борис, опрокинув царя на бок, сдирал с него порты и покорно вытирал тряпкою скудные государевы испражнения. Те были, как кровь. Иоанн выкашливал серозные кровяные легкие. Смрад разложения висел в комнатах невыносимый. Нельзя было морщиться.
Государь нашел еще силы приказать отнести себя в подвал, где лежали сокровища. Кликал послов, на месте оказался английский посланник Горсей. Слабой рукой перебирая смарагды и яхонты, царь напоследок хвалился Горсею богатствами России. При Горсее Иоанн вызвал Богдана Бельского и приказал выгнать из дворца волхвов и астрологов, ибо, перепутав дни, думал, что 18 марта уже прошло, и он опять обманул смерть.
В теплой ванне царю стало лучше. Лежа в воде, он ждал донесения о казни самых наглых предсказателей. Они успели бежать. Бельский обещал к вечеру словить всех. Царя обтерли ароматной рухлядью, он коротко забылся. Проснувшись, еще соизволил играть в шашки. Вдруг повалился на шашечную доску лицом к Богдану. Огромные глаза вылезли, будто на ниточках, и разглядывали что-то за спиной царедворца. Врачи из соседней горницы ринулись уже к трупу. Терли крепительными жидкостями, бесполезно.