Страница 172 из 172
Царство Бориса при Феодоре стали четырнадцатью благословенными годами. Государство наслаждалось миром. Богатые процветали, бедные не доводились до низложения риз. Урожаи поддерживали минимум, принимаемый простым человеком за достаток. Воинские наборы не обезлюдивали, в том не имелось нужды: поляки и шведы удовлетворились ливонскими приобретениями, хан же затих. Борис границ не расширял, кроме саморасширяющейся Сибири, где без боя занимались богатые, малонаселенные территории.
В 11 часов вечера 6 января 1598 года патриарх Иов, приобщая Святых Тайн, помазал отходящего царя елеем. 7 января Феодор испустил дух без судорог и трепета, уснув натешившимся ребенком. Феодора положили в церкви Михаила Архангела подле отца и брата. Ирину, ангела кротости, внесли проститься с мужем на руках. Она рыдала, виня себя в бездетности: «Я вдовица бесчадная! Мною гибнет корень царский!» Требовала немедленного лелеемого пострижения. Над головой Ирины вертелись оставшиеся в небрежении говорливые снегири, последняя незадачливая Феодора утеха.
Мстиславские не заявляли о правах на престол по греху незабытого служения Литве. Ближним по родству в доме святого Владимира стоял Василий Шуйский. Выходило ему и царствовать. После короткого брака с Еленой Михайловной Репниной, умершей вместе с младенцем в родах, Годунов настоятельно рекомендовал ему не жениться более. Шурин Феодора удостоверял запрет Иоанна жениться и иметь потомство Василию Шуйскому и Федору Мстиславскому, старшим в претендовавшим на престол родах. Шуйский и Мстиславский вынужденно подчинились. Обоих не пускала во власть сложившаяся за четырнадцать лет подле трона Феодора элита.
С Лобного места народу объявили: умерший царь поручил «строить душу» патриарху Иову, шурину Борису и двоюродному брату Федору Никитичу Романову при царице Ирине. В Англии, от Иоанна – ориентир, не в первый раз и который год правила женщина. Но Россия - не Англия.
После сорокадневного «правления» Ирина удалилась в Новодевичий монастырь. Ей утомилась руководством брата. Мягкость не позволяла отказывать, совесть - соглашаться. Борис никогда не предлагал противного, и все-таки подсказки омрачались мирским, насквозь переплетенным с выгодой семейства. Ирина постриглась под именем инокини Александры - весть поразила Москву громом. Народ, сановники, дворяне, купцы и посадские шли на Новодевичье поле, падали коленопреклоненно, заклинали не оставлять в сиротстве. Ирина могла править черницей, но она отказалась.
Государственный дьяк и печатник Василий Щелкалов предложил взять узды правления Думе. Партия Годунова не желала слышать, сославшись на присягу Ирине, которую успели дать. Патриарх Иов первый воскликнул, что царство следует от сестры передать брату смиренному, исключительно об интересах страны пекущемуся. Но уже Борис сидел в келье сестры и отказывался выходить.
Дума писала указы именем царицы Александры и звала собор. Слух о новом впадении хана заставлял спешить: «Хан будет под Москвою, а мы без царя и защитника!» 17 февраля в Грановитой палате собралась освященная Дума. Из 474 человек четверть безусловно можно было назвать людьми Бориса. Сотню вел за собой патриарх. Из остальных многие были Рюриковичами: Мстиславские, Шуйские, Сицкие, Воротынские, Ростовские, Телятевские. Иоанн пригнул выи, Рюриковичи удерживались провозгласить древнее право. Называли первым Бориса, брата царицы. Передавали, что Борис договорился с Василием Шуйским быть при Годунове теснейшим советником.
Патриарх Иов сказал: «Государыня Ирина Федоровна и знаменитый брат ее с первого детства возрастали в палатах нашего великого царя Иоанна Васильевича и питались с его стола. Когда Иоанн удостоил Ирину стать своею невесткою, с того времени Борис Федорович жил при нем неотступно, навыкая государственной мудрости. Однажды, узнав о недуге своего юного любимца, царь приехал к нему вместе с нами, молвив милостиво: «Борис, страдаю за тебя как за сына, за сына, как за невестку, за невестку, как за самого себя! И показав три перста десницы своей, примолвил: Се есть Феодор, Ирина и Борис. Ты не раб, а сын мой! В последние часы жизни всеми оставленный для исповеди, Иоанн Васильевич удержал Бориса Федоровича при одре своем, говоря: «Для тебя обнажено мое сердце. Тебе приказываю душу, сына, дочь и все царство. Блюди или дашь за них ответ Богу». Патриарх помнил, чего не мог подтвердить отпевавший царя уже скончавшийся в Хутынском затворничестве митрополит Дионисий.
Далее Иов перечислил достоинства Бориса. Тот возвысил отечество расширением восточных границ, смирил хана и шведов, обуздал Литву. Известна установившаяся тишина внутри государства, милость народу и войску, правда в судах, благотворение вдовам и сиротам, дары церквам и монастырям. Вспомнил, как по победе над Казы-Гиреем царь Феодор прилюдно снял с себя золотую цепь и возложил на Бориса. Не токма Иоанн - сын признавал достоинства Годунова.
Крестный дьяк махнул в окно, и со двора донеслось: «Да здравствует государь наш Борис Федорович!» - «Глас народа есть глас Божий. Буди, что угодно Всевышнему!» Борис, опустив глаза долу, встал и трижды земно поклонился собранию. Он ничего не обещал. Слезы умиленной ответственности густо катились по его щекам, с намеченными бордовыми прожилками носу. Боковым зрением Борис уловил короткий взгляд Чудовского крестного дьяка. Взгляд чернеца из-под иноческой скуфейки пронзал до костей, раздевал, будто надевал на себя само располневшее с годами Борисово тело.
- Гриша, помоги мне! – крикнул патриарх Отрепьеву. Крестный дьяк поддержав патриарха, повел после речи отдыхать к лавке.
Федор Мстиславский от имени Думы объявил Борису, что тот избран царем всей России. Годунов, сказав, что высота и сияние трона ужасают его, поехал к сестре.
Три дня молились во всех храмах. Синклит условился: Если Борис Федорович смилуется, разрешим его от клятвы не быть царем России. Если не смилуется, отлучим от церкви за непослушание. Крестным ходом пошел народ к Новодевичьему монастырю. Там стояли на коленях, молились, рыдали. Поднимали над собой иконы Владимирскую, Казанскую, Донскую. Выборные городов, воинство и двор звали Бориса.
Борис не мог оставаться в келье долее. Он вышел в простом черном смирном кафтане, пал ниц перед иконой Владимирской Богоматери:
- Мать Божия, чем заслужил я доверие и испытание сие?! Сохрани меня под сенью Твоею! - обратившись с укоризной к Иову, Борис обещал: - Пастырь великий, ты дашь ответ Богу!
Иов ответствовал:
- Сын возлюбленный, не снедайся печалью. Сей подвиг совершила Богоматерь из любви к тебе, да устыдишься сомнений!
Духовенство вошло в монастырь для литургии. После службы, где была и Ирина, она, умиленная, сказала:
- По изволению всесильного Бога и Пречистой девы Марии возьмите у меня единородного брата на царство в утоление народного плача. Да исполнится желание ваших сердец ко благу России. Благословляю избранного вами и предаю Отцу Небесному, Богоматери, Святым Угодникам московским и тебе, патриарху, и вам, бояре. Да заступит брат место мое на престоле!
Борис, рыдая, обнял сестру:
- Будь святая воля Твоя, Господи! Наставь меня на путь правый и не вниди в суд с рабом Твоим. Повинуюсь Тебе, исполняя вопль народа!»
Борис еще нехотствовал и лишь 1 сентября венчался в Успенском соборе на царство. Взяв себя за расшитый жемчугом и дорогими каменьями ворот царской ферязи, будто желая оторвать, он воскликнул:
- Бог - свидетель, Отче, в моем царстве не станет ни нищих, ни бедных, ни скорбящих. Последнюю рубашку разделю со всеми!