Страница 4 из 16
Боль Вьетнама
Бомбы падают близко — у самого сердца. Не забыть, не забыться, товарищи, нам. Разбомбленная старость, убитое детство — Нашей жизни открытая рана — Вьетнам. Забывать не хочу и забыться не смею. Вижу хижины, вижу изгибы траншей. В джунглях хищники есть, в джунглях водятся змеи, Но незваные гости лютей и страшней. Парни рослые — сплошь как в команде бейсбольной. Только это со смертью игра, а не в мяч. На горящие джунгли взирает без боли Аккуратный, окончивший колледж, палач. Вот следы интервентов — дождями не смыть их. Поднимается мир на вьетнамский набат. Превращаются там Сулливаны и Смиты В неизвестных солдат, в неизвестных солдат. Мне на Эльбе встречаться пришлось с их отцами, Как известно, с фашизмом сражались они. Сыновья показали себя во Вьетнаме. Виноваты вы сами, что доброе «ами» Как позор, как проклятье звучит в наши дни. Я не радуюсь гибели диких пришельцев — Горе их матерей безутешно. А все ж, Рисовод и зенитчик — точнее прицелься. Отбомбились? Уходят? Нет, врешь, не уйдешь! Кровью крашены красные волны в Меконге, Но Вьетнам до победы сражаться готов. Мистер Джонсон! Ужели рыбацкие джонки Угрожают дредноутам ваших флотов? Против морд этих бритых с оскалом злодейским Непреклонность фарфоровых матовых лиц, И фигур узкоплечая хрупкая детскость, И язык, мелодичный, как пение птиц, Мы-то знаем: у тех, кто за правое дело В бой идет, есть геройства особый запас, Наливающий сталью тщедушное тело, Приводящий в смятенье рискнувших напасть. 1966Я смогу!
Движенья акробатов отработаны, Блестит в лучах прожекторов трико. Простившись с повседневными заботами, Под куполом юнцы парят легко. На этот блеск толпа глядит восторженно. Сиянья детских глаз не передам. И на колени капает «морожено», Которое разносят по рядам. Гимнасты голенасты, светло-розовы. В испуганной оркестром тишине Они плывут, как рыбы в круглом озере, И кланяются на песчаном дне. Но меркнет это царственное зрелище, Когда выходит рыжий на манеж, Ногами двигать толком не умеющий, В широких путах клетчатых одежд. Мысы штиблет он поправляет палкою, Приподнимает шляпу-канотье, Смущает первый ряд улыбкой жалкою… И вдруг взмывает к звездной высоте. Блестящие трико такие тусклые! Куда там акробатам до того, Кто под лохмотьями скрывает мускулы, Небрежно прикрывая мастерство. Легко расправясь с неуклюжей робою, Он лихо выгибается в дугу… Приду домой и сам взлететь попробую Я тоже неуклюжий. Я смогу! 1965«Юбилеи вокруг, годовщины…»
Юбилеи вокруг, годовщины, Круглых дат центробежный полет. Были мальчики, стали мужчины, Зря надеялись — нас обойдет. Закругляемся, крутимся тоже, Начинаем отсчитывать дни. Изумляемся тем, кто не дожил: Сколько сделать успели они… 1965«Я верил в детстве искренне и твердо…»
Я верил в детстве искренне и твердо, Что мир не существует без меня. Лишь отвернусь — и очертанье стерто, Сомкну ресницы — вот и нету дня. Глаза открою — мир возникнет снова В цветах и красках. И всесильно слово. Но отрочество разом оглушило Фантазию. Я начал понимать, Что все и без меня и есть и было, Уйдет и без меня придет опять. А все же не исчезло ощущенье, Что я устроен чуточку не так, Как все, И не могу попасть в крушенье, Меня минует пуля и сыпняк, Любимая до гроба не разлюбит, И мама вечно жить на свете будет… Со мной считаться не желает время И обходить не хочет стороной. То, что могло произойти со всеми, Безжалостно случается со мной: Вагоны под откос. Осколок в темя. И ни одной поблажки… Ни одной! 1965